Глаза майора так хитро блеснули, что Владимир решил — наверняка продолжает потихоньку заниматься расследованием. Ведь погибли в схватке коллеги. Милиционеры. А может быть, голубые глаза Рамодина блестели от выпивки?
— Изъяли так изъяли. А какие еще странности в этом деле? Ты пока только об одной рассказал.
— Берешься?
— Женя! Кончай на меня давить! Между прочим, давно хотел спросить: у вас в ментовке как друг к другу обращаются — «господин старший сержант» или по старинке «товарищем сержантом» именуют?
— Меня можешь называть попросту: сэр. Остальные у нас товарищи. Теперь о странностях. Я тебе уже рассказывал про парня, который хотел слинять с места преступления на шикарной белой тачке?
— Вячеслав Горобец, если не ошибаюсь?
— Ты никогда не ошибаешься. Вместо мозгов — арифмометр.
— Обижаешь.
— Компьютер, компьютер. Успокойся. Так вот, этот придурок Горобец…
— Почему придурок?
— Умный бы переждал, а не пытался слинять на виду у десятка ментов.
— Ты не поторопился с выводами? Сам же говорил — к его даме с минуты на минуту должен приехать муж. Надо было срочно уходить из квартиры. А что бы ты подумал, найдя парня под лестницей или на чердаке?
Рамодин задумался. Машинально отправил в рот несколько соленых орешков, открыл новую банку пива.
— Логично рассуждаю? — спросил Фризе. — А ведь еще есть вероятность, что он и не знал о происшествии.
— Ты, Володька, большой поклонник интуиции. Прожужжал мне про нее все уши. Кое-какое чутье — обрати внимание на мою скромность — не интуиция, как у тебя, а чутье — и у меня имеется.
— За скромность медалей не дают.
— Когда-нибудь пожалеют об этом, — пообещал Рамодин. — Теперь слушай внимательно. Если бы этот парень остолбенел у подъезда, наткнувшись на расстрелянный «жигуль» и дружину сыщиков, ползающих по мостовой, я бы не удивился. Скушал его вранье. Но он же попер к своей тачке даже глазом не моргнув! Поворотом головы нас не удостоил. Ты в такой театр веришь?
— Нет.
— Хорошо. Двигаемся дальше.
— Погоди! Квартира его пассии…
— Чья квартира?
— Ладно. Не напрягайся. Квартира этой дамочки — Ирочки — выходит окнами в переулок?
— Некоторые окна во двор, некоторые в переулок.
— И по ее словам, наставляли они рога мужу в комнате с окнами во двор?
— Вот именно! Поди проверь!
— Упустил ты такую возможность.
— Да я ж тебе толкую… — возмутился Рамодин.
Но Владимир успокаивающе поднял руку.
— Знаю, знаю! Не успел. Дело отобрали.
— Ладно! — Майор улыбнулся. — Но этот Горобец — подлюка! Такую бабу закадрил! Володя, разве это справедливо?
— Отбей.
— Мне не хватило пяти минут, чтобы прижать этих голубков! — Евгений все возвращался и возвращался к происшествию в 6-м Ростовском.
Фризе молчал.
— Эта проклятая красотка знала, что Цветухин в отъезде. Ты можешь поверить, что она ни словом не обмолвилась об этом?
Фризе снова промолчал.
— Так и будешь молчать?
— Ты чего травишь себе душу? — спокойно спросил Владимир. — Тебя от дела отстранили? Я за него браться не собираюсь. Не гони волну, пей пиво. Расслабляйся.
— Горобец из-за Ирочки попал впросак! — Рамодин достал из нагрудного кармана рубашки кассету и положил на стол перед приятелем. — Это все, что я сумел утаить от барбосов из Службы. Прокрутишь — поймешь, что дело непростое. Берешься?
Владимир улыбнулся. Слово «нет» уже готово было сорваться у него с языка. Но Рамодин сумел зацепить. И почувствовал это.
— А теперь, уж коли у вашей милости появился интерес к делу, выложу главный аргумент. Цветухин наказал воспользоваться им лишь в крайнем случае. По-моему, такой случай наступил. — Лицо у Рамодина сделалось хитрое, как у чукчи, который задает вопрос на засыпку высокому гостю из столицы. — Отгадай, что за аргумент?
— У меня в голове только легкий пивной бриз.
— Если ты возьмешься за дело, Цветухин отдаст тебе любую картину из своего собрания. Любого «голландца». Даже самого «малого».
Фризе расхохотался.
— Чего ржешь?
— Ты, Женя, юморист. Любого «голландца»! Да ведь их украли. Всех подчистую. Их найти надо.
— Ты найдешь, — уверенным голосом сказал майор. — С моей помощью.
— Послушай, Женя! Это же здорово — с твоей помощью!
— Посильной. И конфиденциальной.
— Я не об этом. Уходи-ка ты со службы, старина! Будем работать вместе. Я даже согласен, чтобы в названии фирмы твоя фамилия шла первой. «Сыскное агентство Рамодина и Фризе. Особо сложные дела».
— А пенсия? Мне до нее еще служить и служить.
— Пенсия — это серьезно. Сколько набежит? Долларов шестьдесят в месяц? На манную кашу хватит. У тебя к пенсии все равно зубов не останется.
— Все шутишь?
— Да нет, уже не шучу! Сегодня ты как никогда красноречив. Убедил.
Неожиданно по окнам забарабанил дождь. В кабинете стало темно.
— Наконец-то! — радостно сказал майор, и Фризе не понял, что так обрадовало приятеля: дождь, которого ждали в Москве уже месяц, или его согласие взяться за поиски украденных «малых голландцев»?
Морской хронометр на стене у письменного стола показывал семнадцать часов. А начали они свой пивной марафон в двенадцать. Время летело незаметно. Никуда не надо было спешить, ни перед кем отчитываться, на что ты потратил время. Душе никто не ставил пределов.
«Завтра все изменится», — с грустью подумал Фризе.
Он перевел рассеянный взгляд с хронометра на портрет отца. Фризе-старший смотрел на него строго. Пшеничные усы чуть топорщились и выглядели воинственно. Отец как будто хотел сказать: «Ну, мы вам покажем!»
Из-за этих усов Фризе-старший однажды поссорился с первым секретарем горкома партии. Мрачный и болезненный чиновник терпеть не мог усатых. Когда отца, беспартийного ученого, собирались назначить директором научно-исследовательского института, секретарь даже не заикнулся о том, что директору неплохо бы вступить в партию. А вот про усы не смолчал. Посоветовал сбрить:
— Не солидно! Будете возглавлять такое крупное учреждение, а усы как у таракана.
Фризе-старший хотел сослаться на Coco Джугашвили, но вовремя передумал. Благо, имелись и другие примеры. Не такие громкие, но тоже убедительные.
— А Семен Михайлович Буденный? — возразил он секретарю после некоторой заминки.
Эта заминка не ускользнула от внимания начальства и была правильно истолкована — из доклада в доклад, с которым выступал первый секретарь, кочевали слова о том, что новый директор института хотя и талантливый ученый, но человек нескромный.
Отцовы воинственные усы на портрете помогли Владимиру справиться с охватившим его чувством недовольства собой. «А что?! — подумал он. — Мы им покажем! Еще как покажем!»
Переведя взгляд с портрета на своего разомлевшего от пива гостя, Фризе сказал:
— Передай своему протеже:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58