В глазах ее все еще полыхала жажда убийства. Затем японка поблагодарила его. То же сделал и Синго-сан, — правда, неохотно. Из носа у него все еще шла кровь, но он вел себя так, будто ничего не случилось. А охрана в наступившей гнетущей тишине покорно, выжидающе смотрела на Хайдена.
В тот момент Стрейкеру было не до них. Ведь он только что убил человека — пусть и по необходимости, но все равно он испытывал к себе глубокое отвращение. Злодеяние оказалось слишком простым, быстрым и будничным.
Как в трансе, чувствуя лишь пульсирующую в рассеченной ладони боль, Хайден удалялся от пережитых им в деревне кошмаров. Только на природе он постепенно пришел в себя и смог обратить внимание на расцветающую, как лотос, плодородную землю. Сочную зелень тянущихся вдоль реки Оки рисовых полей пересекали редкие темные отмели, где в воде пережидали дневное пекло буффалоиды. Центром сей отрадной картины, несомненно, была широкая мелководная река; вода блестела на солнце, тут и там виднелись фигурки возделывающих поля женщин в разноцветной одежде.
Отряд проезжал мимо земляных дамб, кучек крытых соломой домишек и огромных желтоватых листьев плантайнов, увешанных зелеными кулаками еще незрелых плодов.
Под лучами безжалостного светила дневная жара нарастала, на небе появилась похожая на бельмо дымка, становилось все тяжелее дышать. Наконец красноватое солнце нырнуло в дымку за холмами, и Хайден Стрейкер понял, что на Осуми со дня на день начнется сезон дождей.
Однажды небо затянут тучи, исчезнет невыносимая духота и дороги станут совершенно непроходимыми. Запрет на использование техники почти во всех районах Осуми, кроме Анклава, был введен императорским эдиктом. И никто, ни один человек, ни при каких условиях не смел его нарушить. В том числе и разбойники. Следовательно, при неблагоприятных обстоятельствах он, Стрейкер, запросто может застрять тут, в чуждом ему мире, на целые месяцы — чужак, ничего не понимающий не только в здешней жизни, но даже и неспособный разобраться в самом себе.
Он оглянулся на спутников, с горечью отметив про себя, насколько медленно колонна движется колонна. Особенно его раздражал громоздкий, неуклюжий паланкин-каго — в его глазах выглядящий узницей для госпожи Ясуко. Паланкин представлял собой занавешенный со всех сторон экипаж для путешествий, но не катящийся на колесах, а подвешенный на толстом зеленом бамбуковом шесте.
По горам и равнинам Осуми не имеет права передвигаться ни один колесный экипаж. Для них и дорог-то никогда не строилось — обитатели Осуми пользовались узенькими, петляющими тропинками, повторяющими неровности ландшафта, которые годились разве что для босых человеческих ног, лошадиных да козьих копыт. Крестьянам колеса ни к чему — баловство, да и только. Самураям тоже — они и так везде могут проехать верхом, а в случае крайней необходимости, в их распоряжении и воздух.
Разобранное на навьюченные на лошадей составные части каго всадники привезли специально для госпожи из самого Мияконодзё. Бывая в японских кварталах Сеула и Каноя-Сити, Хайден много раз видел подобные транспортные средства: на них частенько разъезжали богатые американские торговцы — в основном для того, чтобы «сохранить лицо» перед местными купцами и ростовщиками, для которых в жизни не было ничего важнее «лица». Правда, отец Хайдена никогда не пользовался носилками, громогласно заявляя, что позволит везти себя шестерке носильщиков только в последний путь или если его заморозят — короче, когда ему будет все равно.
Ты на Осуми, снова напомнил себе Хайден. Это единственный и общепринятый здесь способ путешествовать, не считая, конечно, кура — «седла боевого тигра», который предпочитали уважающие себя аристократы Ямато. Лучше б они чаще меняли носильщиков, думал он, тогда бы скорость передвижения значительно увеличилась. Да и всадники могли бы помочь: сменяй они носильщиков, паланкин все время находился бы на отдохнувших плечах. Может, стоит предложить?
Стрейкер взглянул на Синго-сана. Японец молчал все дорогу, столь умело и почти незаметно направляя скакуна, что производил впечатление еще более неприступного и заносчивого человека.
Лошади оказались на удивление выносливыми. В свое время их завезли на Осуми с Домашних Миров, где принцы императорской крови, правящие несколькими планетами в системе Киото, выводили новые породы с помощью генной инженерии. У этих лошадей были крупные уши, при малейшем звуке тут же прижимающиеся к голове. Они считались исключительно сильными, но отличались скверным норовом, доставшимся по наследству от арабских прародителей.
— Красавица, — обратился Хайден к Синго, ласково ероша гриву своей лошади. — Говорят, эта порода пошла от жеребцов, уцелевших после крушения одного из кораблей. Их скрестили с местными кобылами…
Вместо ответа Синго бросил на спутника ненавидящий взгляд и отвернулся. Хайден Стрейкер понял, что для японца фраза его прозвучала двусмысленно и Синго воспринял ее как оскорбление.
Ну, пси тебя подери… Пси подери вашу манеру думать и говорить загадками, подумал американец, взбешенный реакцией Синго. Да, а заодно пси побери твои подозрительность и ревность по отношению к жене. Ты неусыпно следишь за ней, словно ястреб, а ко мне относишься как к лезущему не в свое дело пройдохе. Хотя, клянусь пси, она во всех отношениях стоит десятка таких, как ты. И я с удовольствием отбил бы ее у тебя — просто ради того, чтобы избавить от твоего общества!
Взрыв сердитых мыслей немного привел его в себя. Хайден выпрямился в седле, чувствуя, как постепенно возвращается способность размышлять здраво. Скоро они благополучно доберутся до Мияконодзё, и проблема амигдалы будет решена.
Аркали, где ты? — промелькнуло в голове. Чем занимаешься? Думаешь ли обо мне? Надеюсь… И, если ты можешь услышать мои мысли, то верь: очень скоро я снова окажусь в обществе нормальных людей и мы с тобой, моя ненаглядная, тут же поженимся. Может быть, тогда все вернется на свои места и я стану прежним.
Ему вдруг стало противно от этих благоглупостей, и он постарался отогнать от себя мысли об Аркали.
Вечером отряд проезжал через городок Хараки, все жители которого, побросав вечерние дела и выбежав на улицы, бросились ниц и ждали, пока колонна не проедет мимо. После Хараки, проехав еще немного, они остановились на постоялом дворе, поужинали и разбили возле него лагерь. Из паланкина-каго наконец появилась госпожа Ясуко. На ней был наряд, которого Хайдену еще не доводилось видеть: длинное, до пят кимоно, но на сей раз из более легкой, более эластичной шелковистой ткани, спадавшее изящными складками до самой земли. В руках Ясуко держала искусно инкрустированную шкатулку с принадлежностями для письма — одну из тех женских вещиц, которые она взяла с собой в дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
В тот момент Стрейкеру было не до них. Ведь он только что убил человека — пусть и по необходимости, но все равно он испытывал к себе глубокое отвращение. Злодеяние оказалось слишком простым, быстрым и будничным.
Как в трансе, чувствуя лишь пульсирующую в рассеченной ладони боль, Хайден удалялся от пережитых им в деревне кошмаров. Только на природе он постепенно пришел в себя и смог обратить внимание на расцветающую, как лотос, плодородную землю. Сочную зелень тянущихся вдоль реки Оки рисовых полей пересекали редкие темные отмели, где в воде пережидали дневное пекло буффалоиды. Центром сей отрадной картины, несомненно, была широкая мелководная река; вода блестела на солнце, тут и там виднелись фигурки возделывающих поля женщин в разноцветной одежде.
Отряд проезжал мимо земляных дамб, кучек крытых соломой домишек и огромных желтоватых листьев плантайнов, увешанных зелеными кулаками еще незрелых плодов.
Под лучами безжалостного светила дневная жара нарастала, на небе появилась похожая на бельмо дымка, становилось все тяжелее дышать. Наконец красноватое солнце нырнуло в дымку за холмами, и Хайден Стрейкер понял, что на Осуми со дня на день начнется сезон дождей.
Однажды небо затянут тучи, исчезнет невыносимая духота и дороги станут совершенно непроходимыми. Запрет на использование техники почти во всех районах Осуми, кроме Анклава, был введен императорским эдиктом. И никто, ни один человек, ни при каких условиях не смел его нарушить. В том числе и разбойники. Следовательно, при неблагоприятных обстоятельствах он, Стрейкер, запросто может застрять тут, в чуждом ему мире, на целые месяцы — чужак, ничего не понимающий не только в здешней жизни, но даже и неспособный разобраться в самом себе.
Он оглянулся на спутников, с горечью отметив про себя, насколько медленно колонна движется колонна. Особенно его раздражал громоздкий, неуклюжий паланкин-каго — в его глазах выглядящий узницей для госпожи Ясуко. Паланкин представлял собой занавешенный со всех сторон экипаж для путешествий, но не катящийся на колесах, а подвешенный на толстом зеленом бамбуковом шесте.
По горам и равнинам Осуми не имеет права передвигаться ни один колесный экипаж. Для них и дорог-то никогда не строилось — обитатели Осуми пользовались узенькими, петляющими тропинками, повторяющими неровности ландшафта, которые годились разве что для босых человеческих ног, лошадиных да козьих копыт. Крестьянам колеса ни к чему — баловство, да и только. Самураям тоже — они и так везде могут проехать верхом, а в случае крайней необходимости, в их распоряжении и воздух.
Разобранное на навьюченные на лошадей составные части каго всадники привезли специально для госпожи из самого Мияконодзё. Бывая в японских кварталах Сеула и Каноя-Сити, Хайден много раз видел подобные транспортные средства: на них частенько разъезжали богатые американские торговцы — в основном для того, чтобы «сохранить лицо» перед местными купцами и ростовщиками, для которых в жизни не было ничего важнее «лица». Правда, отец Хайдена никогда не пользовался носилками, громогласно заявляя, что позволит везти себя шестерке носильщиков только в последний путь или если его заморозят — короче, когда ему будет все равно.
Ты на Осуми, снова напомнил себе Хайден. Это единственный и общепринятый здесь способ путешествовать, не считая, конечно, кура — «седла боевого тигра», который предпочитали уважающие себя аристократы Ямато. Лучше б они чаще меняли носильщиков, думал он, тогда бы скорость передвижения значительно увеличилась. Да и всадники могли бы помочь: сменяй они носильщиков, паланкин все время находился бы на отдохнувших плечах. Может, стоит предложить?
Стрейкер взглянул на Синго-сана. Японец молчал все дорогу, столь умело и почти незаметно направляя скакуна, что производил впечатление еще более неприступного и заносчивого человека.
Лошади оказались на удивление выносливыми. В свое время их завезли на Осуми с Домашних Миров, где принцы императорской крови, правящие несколькими планетами в системе Киото, выводили новые породы с помощью генной инженерии. У этих лошадей были крупные уши, при малейшем звуке тут же прижимающиеся к голове. Они считались исключительно сильными, но отличались скверным норовом, доставшимся по наследству от арабских прародителей.
— Красавица, — обратился Хайден к Синго, ласково ероша гриву своей лошади. — Говорят, эта порода пошла от жеребцов, уцелевших после крушения одного из кораблей. Их скрестили с местными кобылами…
Вместо ответа Синго бросил на спутника ненавидящий взгляд и отвернулся. Хайден Стрейкер понял, что для японца фраза его прозвучала двусмысленно и Синго воспринял ее как оскорбление.
Ну, пси тебя подери… Пси подери вашу манеру думать и говорить загадками, подумал американец, взбешенный реакцией Синго. Да, а заодно пси побери твои подозрительность и ревность по отношению к жене. Ты неусыпно следишь за ней, словно ястреб, а ко мне относишься как к лезущему не в свое дело пройдохе. Хотя, клянусь пси, она во всех отношениях стоит десятка таких, как ты. И я с удовольствием отбил бы ее у тебя — просто ради того, чтобы избавить от твоего общества!
Взрыв сердитых мыслей немного привел его в себя. Хайден выпрямился в седле, чувствуя, как постепенно возвращается способность размышлять здраво. Скоро они благополучно доберутся до Мияконодзё, и проблема амигдалы будет решена.
Аркали, где ты? — промелькнуло в голове. Чем занимаешься? Думаешь ли обо мне? Надеюсь… И, если ты можешь услышать мои мысли, то верь: очень скоро я снова окажусь в обществе нормальных людей и мы с тобой, моя ненаглядная, тут же поженимся. Может быть, тогда все вернется на свои места и я стану прежним.
Ему вдруг стало противно от этих благоглупостей, и он постарался отогнать от себя мысли об Аркали.
Вечером отряд проезжал через городок Хараки, все жители которого, побросав вечерние дела и выбежав на улицы, бросились ниц и ждали, пока колонна не проедет мимо. После Хараки, проехав еще немного, они остановились на постоялом дворе, поужинали и разбили возле него лагерь. Из паланкина-каго наконец появилась госпожа Ясуко. На ней был наряд, которого Хайдену еще не доводилось видеть: длинное, до пят кимоно, но на сей раз из более легкой, более эластичной шелковистой ткани, спадавшее изящными складками до самой земли. В руках Ясуко держала искусно инкрустированную шкатулку с принадлежностями для письма — одну из тех женских вещиц, которые она взяла с собой в дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181