Затем она начала декламировать ему стихи, которые звучали у нее в сердце.
Миру этому говорю — прощай,
Ночи тоже говорю — прощай.
Тот, кто к смерти идет,
он как иней на тропке,
ведущей на кладбище.
Тихо тают следы на тропе,
Как печален этот сон обо сне.
Сколько их — колокольных ударов?
Семь — приход зари означают,
а ведь шесть уже прозвучало.
Ну а этот — последний,
затихающее эхо жизни,
возвещает грядущие радости,
что ждут за порогом смерти.
Не колоколу одному,
а траве, деревьям,
и небу говорю — прощай.
Напоследок поднимаю взор —
Как же беззаботны облака.
Отражаются в глади водной,
Ярче яркого, семь звезд,
Скорбя по влюбленным,
Из глубин Небесной реки…
— Госпожа, какие чудесные стихи.
— Это из «Тикамацу» и говорится в них о самоубийстве из-за любви в Сонедзаки.
Яшмовая Башня была довольно хрупким сооружением, не предназначенным для того, чтобы на него поднимались, но они все же полезли наверх. Он поднимался следом за ней по скрипучей деревянной лестнице, которая через проемы в ярусах вела все выше и выше до тех пор пока они не оказались на самом верху и не принялись наблюдать за надвигающимися тучами.
С северо-запада на небо наползала бескрайняя темная пелена, заслоняющая все звезды и все планеты Освоенного Космоса и делающая небо даже более темным, чем земля.
Он с благоговейным ужасом смотрел на это, буквально завороженный масштабами разыгрывающейся в небесах драмы.
— Взгляните, Ясуко! Просто фантастическое зрелище!
— Действительно!
— Интересно, что сейчас делается на побережье, в рыбацких деревушках.
— Думаю, им очень плохо.
— Да, мне тоже так кажется. Наверное и здесь скоро начнется. — Тут он почувствовал как низкие перила чуть подаются под весом его тела и вдруг одна из опор, видимо подгнившая, с треском сломалась. От неожиданности внутри у него похолодело. Он едва не упал и на мгновение испугался, но тут же взял себя в руки.
— Как странно: этот мир настолько традиционный и древний, что деревянные постройки здесь не только сохранились, но даже успели сгнить от времени.
— Хайден-сан, может быть, пока не поднялась буря, нам лучше спуститься вниз?
Он схватил ее за руку.
— Нет, давайте побудем здесь еще. Как бы это ни было опасно, я бы хотел остаться — если вы не против.
Она поколебалась.
— Мне кажется эта пагода слишком ненадежна.
— Она действительно очень старая, но несмотря на это выдержала множество бурь. — Он пристально взглянул на Ясуко и во взгляде его ясно читалось сожаление. — Но может быть вы и правы — нам наверное лучше спуститься.
Она не пошевелилась.
— В детстве я частенько уходила куда-нибудь в тихое место, вроде этого, чтобы побыть в одиночестве. — При воспоминании об этом голос ее вдруг сделался тихим. — Когда рядом нет посторонних, как сейчас, я всегда представляю, что снова нахожусь среди холмов родной планеты, там, где витают духи моих предков.
— В ваших устах то место приобретает какой-то величественное и таинственное значение.
— Так оно и есть. Для меня ничто во Вселенной не может сравниться с родиной.
Он молча смотрел на нее и, когда она подняла глаза, их взгляды встретились.
Она снова начала читать стихи:
И теперь они слышат песню.
«Почему ты не возьмешь меня в жены?
Верно, думаешь, что сможешь обходиться без меня».
Да, знаем мы и печаль и радость,
Только мир и судьба совершенно иные, чем нам
бы хотелось.
Каждый день теперь так:
Ни ночью, ни днем не находит сердце
покоя.
Снедает любовь, что непрошеной гостьей явилась.
«Почему, почему? Не могу я забыть ни на миг.
Если хочешь покинуть меня и отправиться дальше
один, то молю я,
Прежде сердце мое ты пронзи, а потом уходи.
Лишь тогда отпущу я тебя на свободу».
Так сквозь слезы все повторяла она.
Они были одни. Бок о бок. И захвачены моментом. Оба. Слов не находилось. Они обнялись.
Доски, на которые они опустились, покрывал тонкий слоем нанесенной ветром пыли. С той половины небосвода, что еще не была затянута непроницаемой серой пеленой туч, в них метали сияющие иглы своего света звезды. Из грозовых туч нависших над далекими горами Дземпукудзи то и дело вырывались безмолвные трезубцы молний, удивляя и восхищая его, но пугая ее.
— Прислушайся, — шепнул он. — Слышишь?
Она вдруг испуганно приложила ладонь ко рту.
— Ты ведь не боишься, правда?
Она уткнулась головой ему в плечо.
— В народе говорят, что это боги сражаются на небесах. Гром — оружие Ками-нари, Бога Грома. И гром этот убивает! Когда Ками-нари обнаруживает недостойных, Богиня Молний направляет на них свое зеркало и молния испепеляет их.
— Но ты же не веришь в это. Отчего же ты так дрожишь?
— Это опасно! Простые люди говорят, что во время грозы с небес на землю падают дикие громовые звери. Неужели ты никогда не видел деревьев расщепленных и сожженных молниями Бога Грома? Глупо оставаться здесь на таком высоком месте, Хайден-сан, бросая вызов богам и искушая их покарать нас. Такое неуважение обязательно будет наказано.
— Ты же не веришь в это, Ясуко-сан. Ты же самурайка. Если какая-либо из молний брошена в нас, то как же мы можем избегнуть ее? Сама ведь говоришь, что только плохих людей она убивает. Мы же не плохие люди. Так давай же радоваться этому!
Для него грозы с громом и молниями были просто величественным поразительным зрелищем. Они наполняли его восторгом.
— Нам нечего бояться. Давай лучше останемся здесь на открытом месте и испытаем судьбу. Доверься мне.
Она взглянула на него, но в этот момент восточный горизонт озарила яркая вспышка и Ясуко снова замерла. Хайдену же на ум пришли слова одного поэта с Древней Земли — Драйдена — электрическая вспышка, из милых глаз полыхает тающим вопросом…
Как, должно быть, она тебя любит!
— Скорее, считай секунды! Считай со мной, Ясуко-сан. Давай, слышишь?
— А зачем считать, Хайден-сан? Это какая-нибудь примета? Американский талисман, который должен вас защитить?
— Нет! Просто так можно измерить расстояние. Каждые две секунды — это одно ри. Последний разряд был более чем в пяти ри отсюда. Он не может причинить нам вреда.
Блеснула еще одна вспышка — фиолетовая, яркая и долгая, а дождя все так и не было, но листья толстым слоем покрывающие нижний ярус в пятидесяти футах под ними поднялись и закружились в воздухе.
— Какая мощь в этих бурях! — благоговейно сказал он. — Просто невероятно! А ты знаешь, что во время сильной грозы высвобождается энергии как от нексус-корабля?
Она слушала, еще теснее прижимаясь к его груди.
— Пожалуйста, обними меня.
Руки ее были покрыты гусиной кожей — он чувствовал это даже под обтягивающим их шелком. Он крепко стиснул ее затянутое в оби тело и заглянул ей в глаза.
— Почему ты дрожишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Миру этому говорю — прощай,
Ночи тоже говорю — прощай.
Тот, кто к смерти идет,
он как иней на тропке,
ведущей на кладбище.
Тихо тают следы на тропе,
Как печален этот сон обо сне.
Сколько их — колокольных ударов?
Семь — приход зари означают,
а ведь шесть уже прозвучало.
Ну а этот — последний,
затихающее эхо жизни,
возвещает грядущие радости,
что ждут за порогом смерти.
Не колоколу одному,
а траве, деревьям,
и небу говорю — прощай.
Напоследок поднимаю взор —
Как же беззаботны облака.
Отражаются в глади водной,
Ярче яркого, семь звезд,
Скорбя по влюбленным,
Из глубин Небесной реки…
— Госпожа, какие чудесные стихи.
— Это из «Тикамацу» и говорится в них о самоубийстве из-за любви в Сонедзаки.
Яшмовая Башня была довольно хрупким сооружением, не предназначенным для того, чтобы на него поднимались, но они все же полезли наверх. Он поднимался следом за ней по скрипучей деревянной лестнице, которая через проемы в ярусах вела все выше и выше до тех пор пока они не оказались на самом верху и не принялись наблюдать за надвигающимися тучами.
С северо-запада на небо наползала бескрайняя темная пелена, заслоняющая все звезды и все планеты Освоенного Космоса и делающая небо даже более темным, чем земля.
Он с благоговейным ужасом смотрел на это, буквально завороженный масштабами разыгрывающейся в небесах драмы.
— Взгляните, Ясуко! Просто фантастическое зрелище!
— Действительно!
— Интересно, что сейчас делается на побережье, в рыбацких деревушках.
— Думаю, им очень плохо.
— Да, мне тоже так кажется. Наверное и здесь скоро начнется. — Тут он почувствовал как низкие перила чуть подаются под весом его тела и вдруг одна из опор, видимо подгнившая, с треском сломалась. От неожиданности внутри у него похолодело. Он едва не упал и на мгновение испугался, но тут же взял себя в руки.
— Как странно: этот мир настолько традиционный и древний, что деревянные постройки здесь не только сохранились, но даже успели сгнить от времени.
— Хайден-сан, может быть, пока не поднялась буря, нам лучше спуститься вниз?
Он схватил ее за руку.
— Нет, давайте побудем здесь еще. Как бы это ни было опасно, я бы хотел остаться — если вы не против.
Она поколебалась.
— Мне кажется эта пагода слишком ненадежна.
— Она действительно очень старая, но несмотря на это выдержала множество бурь. — Он пристально взглянул на Ясуко и во взгляде его ясно читалось сожаление. — Но может быть вы и правы — нам наверное лучше спуститься.
Она не пошевелилась.
— В детстве я частенько уходила куда-нибудь в тихое место, вроде этого, чтобы побыть в одиночестве. — При воспоминании об этом голос ее вдруг сделался тихим. — Когда рядом нет посторонних, как сейчас, я всегда представляю, что снова нахожусь среди холмов родной планеты, там, где витают духи моих предков.
— В ваших устах то место приобретает какой-то величественное и таинственное значение.
— Так оно и есть. Для меня ничто во Вселенной не может сравниться с родиной.
Он молча смотрел на нее и, когда она подняла глаза, их взгляды встретились.
Она снова начала читать стихи:
И теперь они слышат песню.
«Почему ты не возьмешь меня в жены?
Верно, думаешь, что сможешь обходиться без меня».
Да, знаем мы и печаль и радость,
Только мир и судьба совершенно иные, чем нам
бы хотелось.
Каждый день теперь так:
Ни ночью, ни днем не находит сердце
покоя.
Снедает любовь, что непрошеной гостьей явилась.
«Почему, почему? Не могу я забыть ни на миг.
Если хочешь покинуть меня и отправиться дальше
один, то молю я,
Прежде сердце мое ты пронзи, а потом уходи.
Лишь тогда отпущу я тебя на свободу».
Так сквозь слезы все повторяла она.
Они были одни. Бок о бок. И захвачены моментом. Оба. Слов не находилось. Они обнялись.
Доски, на которые они опустились, покрывал тонкий слоем нанесенной ветром пыли. С той половины небосвода, что еще не была затянута непроницаемой серой пеленой туч, в них метали сияющие иглы своего света звезды. Из грозовых туч нависших над далекими горами Дземпукудзи то и дело вырывались безмолвные трезубцы молний, удивляя и восхищая его, но пугая ее.
— Прислушайся, — шепнул он. — Слышишь?
Она вдруг испуганно приложила ладонь ко рту.
— Ты ведь не боишься, правда?
Она уткнулась головой ему в плечо.
— В народе говорят, что это боги сражаются на небесах. Гром — оружие Ками-нари, Бога Грома. И гром этот убивает! Когда Ками-нари обнаруживает недостойных, Богиня Молний направляет на них свое зеркало и молния испепеляет их.
— Но ты же не веришь в это. Отчего же ты так дрожишь?
— Это опасно! Простые люди говорят, что во время грозы с небес на землю падают дикие громовые звери. Неужели ты никогда не видел деревьев расщепленных и сожженных молниями Бога Грома? Глупо оставаться здесь на таком высоком месте, Хайден-сан, бросая вызов богам и искушая их покарать нас. Такое неуважение обязательно будет наказано.
— Ты же не веришь в это, Ясуко-сан. Ты же самурайка. Если какая-либо из молний брошена в нас, то как же мы можем избегнуть ее? Сама ведь говоришь, что только плохих людей она убивает. Мы же не плохие люди. Так давай же радоваться этому!
Для него грозы с громом и молниями были просто величественным поразительным зрелищем. Они наполняли его восторгом.
— Нам нечего бояться. Давай лучше останемся здесь на открытом месте и испытаем судьбу. Доверься мне.
Она взглянула на него, но в этот момент восточный горизонт озарила яркая вспышка и Ясуко снова замерла. Хайдену же на ум пришли слова одного поэта с Древней Земли — Драйдена — электрическая вспышка, из милых глаз полыхает тающим вопросом…
Как, должно быть, она тебя любит!
— Скорее, считай секунды! Считай со мной, Ясуко-сан. Давай, слышишь?
— А зачем считать, Хайден-сан? Это какая-нибудь примета? Американский талисман, который должен вас защитить?
— Нет! Просто так можно измерить расстояние. Каждые две секунды — это одно ри. Последний разряд был более чем в пяти ри отсюда. Он не может причинить нам вреда.
Блеснула еще одна вспышка — фиолетовая, яркая и долгая, а дождя все так и не было, но листья толстым слоем покрывающие нижний ярус в пятидесяти футах под ними поднялись и закружились в воздухе.
— Какая мощь в этих бурях! — благоговейно сказал он. — Просто невероятно! А ты знаешь, что во время сильной грозы высвобождается энергии как от нексус-корабля?
Она слушала, еще теснее прижимаясь к его груди.
— Пожалуйста, обними меня.
Руки ее были покрыты гусиной кожей — он чувствовал это даже под обтягивающим их шелком. Он крепко стиснул ее затянутое в оби тело и заглянул ей в глаза.
— Почему ты дрожишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181