«Барин, у меня тут остались девочки, может купите? Купите, дешево отдам». Он поставил корзины на пол и отер с лица пот. Я заглянул в корзины и увидел двух маленьких девочек, не старше двух лет. Отец сказал: «Если дешево, почему бы не купить. У тебя только эти?» — «К сожалению, сегодня всех уже продал, остались только эти. Выбирайте любую», — сказал продавец и, подбросив девочек, как будто это были не живые существа, а тыквы или что-нибудь в этом роде, поднес их к самому лицу отца. Отец постучал по головкам девочек и сказал: «О, звук хороший». После этого начались переговоры, шла отчаянная торговля, но в конце концов отец сказал: «Неплохо бы, конечно, купить, а ты за товар ручаешься?» — «За той, что сидит в передней корзинке, я все время наблюдаю и могу поручиться, у другой, кто знает, может и есть какой изъян — сзади-то у меня глаз нет. За нее не могу поручиться, а поэтому и отдаю дешевле». Я до сих пор помню этот диалог. Именно тогда в моем детском сознании мелькнула мысль о том, что женщин нужно опасаться… Однако сейчас в тридцать восьмом году эры Мэйдзи уже нет людей, которые бы ходили по городу и продавали девочек, а поэтому и не слышно жалоб на девочек, которые сидели в корзинке, болтавшейся за спиной торговца. Я делаю вывод, что под влиянием европейской цивилизации в повадках женщин тоже наблюдается прогресс, как ты думаешь, Кангэцу-кун?
Прежде чем ответить, Кангэцу-кун громко кашлянул и нарочито спокойным низким голосом изложил результаты своих наблюдений:
— Сейчас женщины ходят в школы, устраивают концерты, благотворительные вечера, пикники и сами предлагают себя: «Эй, не купите ли?» Поэтому нет никакой необходимости заниматься подлой торговлей, прибегая к посредничеству зеленщиков, которые ходят по городу и кричат: «Хорошие девочки, хорошие девочки!» По мере того как развивается стремление человека к самостоятельности, естественно, складывается такое положение вещей. Старики, проявляя излишнее беспокойство, негодуют по поводу такой самостоятельности, но в действительности это результат влияния цивилизации, и я всячески приветствую его. Сейчас не найдется ни одного такого дикаря, который бы, даже совершая покупку, постукивал по голове ребенка и спрашивал, хорош ли товар. А это уже хорошо. В наше суетное время некогда постукивать по голове, а то, чего доброго, останешься холостяком или засидишься в девках.
Недаром Кангэцу-кун — молодой человек двадцатого века. Он изложил вполне современную точку зрения и, глубоко затянувшись папиросой, выдохнул дым прямо в лицо Мэйтэй-сэнсэю. Мэйтэй был не из тех, кого можно сбить с толку папиросным дымом.
— Как вы правильно заметили, современные барышни самоуверенны и честолюбивы до мозга костей, я не перестаю восхищаться тем, что они ни в чем не уступают мужчинам. Воспитанницы женской гимназии, что находится недалеко от моего дома, просто восхитительны. Мне доставляет огромное удовольствие смотреть, как они в своих кимоно с узкими рукавами вертятся на турнике. Каждый раз, когда они занимаются гимнастикой, я вспоминаю женщин древней Греции.
— Опять Греция? — язвительно спросил хозяин.
— Что же делать, если все, вызывающее чувство прекрасного, берет начало в Греции. Ученый-эстет и Греция неразделимы… Когда я смотрю, как эти девушки в черном проделывают гимнастические упражнения, отдаваясь этому занятию всем сердцем, я вспоминаю миф об Агнодис, — с видом эрудита произнес Мэйтэй.
— Опять вы со своими непонятными именами, — ухмыльнулся Кангэцу-кун.
— Агнодис — великая женщина, я от нее просто в восторге. В те времена в Афинах закон запрещал женщинам заниматься акушерством. Чертовски нелепый закон. И Агнодис прекрасно понимала всю его нелепость.
— А, что это?… Как ты назвал?…
— Да я же сказал — женщина! Имя-то женское. И как-то раз она задумалась: до чего же нелепо, бессердечно запрещать женщинам заниматься акушерством. «Как стать акушеркой, что для этого сделать?» — думала она три дня и три ночи. А когда третья ночь близилась к рассвету, из соседнего дома послышалось громкое «уа» новорожденного. Тут на Агнодис снизошло великое просветление. Она схватила ножницы, обрезала свои длинные волосы, переоделась в мужское платье и отправилась на лекцию Герофила. Благополучно прослушав курс и уверовав в свои силы, Агнодис занялась акушерством. И, представьте себе, хозяюшка, она снискала широкую популярность! И тут «уа», и там «уа» — все дети появились на свет при помощи Агнодис. Она стала не только известной, но и богатой. Однако тайное всегда становится явным, пока на ноги станешь — не раз спотыкнешься; а в каждом деле есть столько же доброжелателей, сколько и ненавистников. Так обнаружилась тайна Агнодис, и она должна была подвергнуться страшной казни за нарушение закона государства…
— О, Мэйтэй-сан, да вы настоящий сказитель.
— Здорово, а? Однако женщины Афин подали петицию, и судьи не смогли, как обычно, заткнуть уши и не внять их мольбам. Агнодис признали невиновной и освободили. В конце концов, ко всеобщей радости, был издан указ, разрешавший женщинам заниматься акушерством.
— Просто изумительно! Вы все знаете.
— Да, почти все. Не знаю только того, что я сам глуп. Но догадываюсь.
— Хо-хо-хо, ну и шутник вы…
Лицо хозяйки расплылось в улыбке, и в эту минуту прозвенел колокольчик.
— Опять гости, — проворчала хозяйка и вышла из столовой. Кто бы это? На смену хозяйке в комнату уже входил известный вам Оти Тофу-кун.
Не скажешь, конечно, что с приходом Тофу-куна собрались все чудаки, друзья хозяина, но их количество было вполне достаточным, чтобы рассеять мою скуку. И чего же мне еще нужно! Ведь попади я в другой дом — умер бы, так и не узнав, что на свете существуют подобные люди. Судьба благосклонна ко мне. Я сделался придворным котом Кусями-сэнсэя и теперь денно и нощно служу этому благороднейшему из людей. Я считаю, что мне выпала честь, свернувшись клубком, смотреть на деяния не только моего повелителя, но и Мэйтэя, Кангэцу, Тофу — плеяды славных богатырей, каких даже в Токио нелегко найти. Благодаря им я даже в такую жару забываю, что на мне теплая шубка, и очень интересно провожу время, за что приношу им глубокую признательность. Всякий раз, когда они собираются вместе, происходит что-то совершенно необыкновенное. Тогда я прячусь за фусума и начинаю следить за ними, соблюдая, конечно, все приличия.
— Здравствуйте, простите, что долго не давал о себе знать, — кланяется Тофу-кун, его напомаженная, тщательно причесанная голова, как всегда, блестит. О человеке нельзя судить, как о балаганном актере, только по его волосам, но в своих белых, туго накрахмаленных хакама [110] Тофу-кун действительно очень походил на подручного знаменитого учителя фехтования Сакакибара Кэн-кити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Прежде чем ответить, Кангэцу-кун громко кашлянул и нарочито спокойным низким голосом изложил результаты своих наблюдений:
— Сейчас женщины ходят в школы, устраивают концерты, благотворительные вечера, пикники и сами предлагают себя: «Эй, не купите ли?» Поэтому нет никакой необходимости заниматься подлой торговлей, прибегая к посредничеству зеленщиков, которые ходят по городу и кричат: «Хорошие девочки, хорошие девочки!» По мере того как развивается стремление человека к самостоятельности, естественно, складывается такое положение вещей. Старики, проявляя излишнее беспокойство, негодуют по поводу такой самостоятельности, но в действительности это результат влияния цивилизации, и я всячески приветствую его. Сейчас не найдется ни одного такого дикаря, который бы, даже совершая покупку, постукивал по голове ребенка и спрашивал, хорош ли товар. А это уже хорошо. В наше суетное время некогда постукивать по голове, а то, чего доброго, останешься холостяком или засидишься в девках.
Недаром Кангэцу-кун — молодой человек двадцатого века. Он изложил вполне современную точку зрения и, глубоко затянувшись папиросой, выдохнул дым прямо в лицо Мэйтэй-сэнсэю. Мэйтэй был не из тех, кого можно сбить с толку папиросным дымом.
— Как вы правильно заметили, современные барышни самоуверенны и честолюбивы до мозга костей, я не перестаю восхищаться тем, что они ни в чем не уступают мужчинам. Воспитанницы женской гимназии, что находится недалеко от моего дома, просто восхитительны. Мне доставляет огромное удовольствие смотреть, как они в своих кимоно с узкими рукавами вертятся на турнике. Каждый раз, когда они занимаются гимнастикой, я вспоминаю женщин древней Греции.
— Опять Греция? — язвительно спросил хозяин.
— Что же делать, если все, вызывающее чувство прекрасного, берет начало в Греции. Ученый-эстет и Греция неразделимы… Когда я смотрю, как эти девушки в черном проделывают гимнастические упражнения, отдаваясь этому занятию всем сердцем, я вспоминаю миф об Агнодис, — с видом эрудита произнес Мэйтэй.
— Опять вы со своими непонятными именами, — ухмыльнулся Кангэцу-кун.
— Агнодис — великая женщина, я от нее просто в восторге. В те времена в Афинах закон запрещал женщинам заниматься акушерством. Чертовски нелепый закон. И Агнодис прекрасно понимала всю его нелепость.
— А, что это?… Как ты назвал?…
— Да я же сказал — женщина! Имя-то женское. И как-то раз она задумалась: до чего же нелепо, бессердечно запрещать женщинам заниматься акушерством. «Как стать акушеркой, что для этого сделать?» — думала она три дня и три ночи. А когда третья ночь близилась к рассвету, из соседнего дома послышалось громкое «уа» новорожденного. Тут на Агнодис снизошло великое просветление. Она схватила ножницы, обрезала свои длинные волосы, переоделась в мужское платье и отправилась на лекцию Герофила. Благополучно прослушав курс и уверовав в свои силы, Агнодис занялась акушерством. И, представьте себе, хозяюшка, она снискала широкую популярность! И тут «уа», и там «уа» — все дети появились на свет при помощи Агнодис. Она стала не только известной, но и богатой. Однако тайное всегда становится явным, пока на ноги станешь — не раз спотыкнешься; а в каждом деле есть столько же доброжелателей, сколько и ненавистников. Так обнаружилась тайна Агнодис, и она должна была подвергнуться страшной казни за нарушение закона государства…
— О, Мэйтэй-сан, да вы настоящий сказитель.
— Здорово, а? Однако женщины Афин подали петицию, и судьи не смогли, как обычно, заткнуть уши и не внять их мольбам. Агнодис признали невиновной и освободили. В конце концов, ко всеобщей радости, был издан указ, разрешавший женщинам заниматься акушерством.
— Просто изумительно! Вы все знаете.
— Да, почти все. Не знаю только того, что я сам глуп. Но догадываюсь.
— Хо-хо-хо, ну и шутник вы…
Лицо хозяйки расплылось в улыбке, и в эту минуту прозвенел колокольчик.
— Опять гости, — проворчала хозяйка и вышла из столовой. Кто бы это? На смену хозяйке в комнату уже входил известный вам Оти Тофу-кун.
Не скажешь, конечно, что с приходом Тофу-куна собрались все чудаки, друзья хозяина, но их количество было вполне достаточным, чтобы рассеять мою скуку. И чего же мне еще нужно! Ведь попади я в другой дом — умер бы, так и не узнав, что на свете существуют подобные люди. Судьба благосклонна ко мне. Я сделался придворным котом Кусями-сэнсэя и теперь денно и нощно служу этому благороднейшему из людей. Я считаю, что мне выпала честь, свернувшись клубком, смотреть на деяния не только моего повелителя, но и Мэйтэя, Кангэцу, Тофу — плеяды славных богатырей, каких даже в Токио нелегко найти. Благодаря им я даже в такую жару забываю, что на мне теплая шубка, и очень интересно провожу время, за что приношу им глубокую признательность. Всякий раз, когда они собираются вместе, происходит что-то совершенно необыкновенное. Тогда я прячусь за фусума и начинаю следить за ними, соблюдая, конечно, все приличия.
— Здравствуйте, простите, что долго не давал о себе знать, — кланяется Тофу-кун, его напомаженная, тщательно причесанная голова, как всегда, блестит. О человеке нельзя судить, как о балаганном актере, только по его волосам, но в своих белых, туго накрахмаленных хакама [110] Тофу-кун действительно очень походил на подручного знаменитого учителя фехтования Сакакибара Кэн-кити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130