Никто, кроме солдат, не знает по-настоящему, насколько ужасна война. Знаешь, чего бы мне на самом деле хотелось? Поселиться в каком-нибудь спокойном, тихом местечке, и возделывать поля, и растить скот… Я бы хотел спать по ночам спокойно, не ожидая каждое мгновение, что мне вот-вот придется вскочить и схватиться за меч… Я бы хотел просыпаться от крика петуха, а не от клича боевой трубы. Но чего бы мне хотелось больше всего, так это мира в душе, которого никогда у меня не было. Наверное, этого трудно достичь, а? Даже невозможно. Мы живем в мире, где никто уже не может быть в чем-то уверен.
Солнце уже садилось за горизонт, бросая последние розовые лучи на величественные вершины, венчавшие огромный горный хребет. Аврелию не хотелось терять единственное звено, связывавшее его с товарищами, — и потому он держался как можно ближе к реке; но в то же время он боялся быть замеченным людьми Вульфилы, они ведь могли находиться где-то совсем недалеко…
— Нам нужно немного отдохнуть, — сказал он, наконец. — А потом отправимся дальше.
— Где они могут быть сейчас? — спросил Ромул
— Впереди нас, это точно, а если ты о расстоянии… ну, пожалуй, они нас обогнали на целый день пути. Река ведь никогда не отдыхает, она течет день и ночь, а они плывут вместе с ней. Нам же приходится довольствоваться узкой, крутой, каменистой тропкой, нам приходится пробираться через леса и преодолевать ручьи.
Ромул взял с седла одеяла и устроил постель в небольшом углублении в скале, откуда открывался достаточно хороший обзор местности; Аврелий тем временем расседлал и стреножил коня.
— Аврелий?
— Да, Цезарь?
Ромул запнулся на полуслове, слегка раздраженный тем, что Аврелий ответил ему, используя титул, потом спросил:
— А не может случиться так, что мы больше с ними никогда не встретимся?
— Думаю, ты и сам знаешь ответ на свой вопрос: да, может быть. На реке им могут встретиться пороги, водопады или подводные скалы, способные разнести их суденышко в щепки. А вокруг лишь снег да лед, и вода замерзает; если они в нее упадут, они могут и не выплыть. Нет ничего более враждебного человеку, чем горы в зимнее время. На них может напасть банда разбойников, или солдаты-дезертиры, что рыщут вокруг в поисках добычи. Да и вообще в этом мире слишком много опасностей.
Ромул молча улегся и закутался в одеяло.
— А теперь спи, — сказал Аврелий. — Юба — отличный страж. Если кто-то появится поблизости, он даст нам знать, и мы успеем ускользнуть вовремя. Я к тому же всегда сплю только одним глазом.
— А они? Как близко они могут быть от нас?
— Ты о наших преследователях? Не знаю. Может, в паре часов, может, им до нас полдня или даже больше. Но не думаю, что они уж слишком далеко, а следы, что мы оставляем в снегу, достаточно заметны, их даже ребенок прочитать сумеет.
Ромул помолчал некоторое время, потом задал следующий вопрос
— А что будет, если они нас догонят?
Аврелий ответил не сразу, как будто сомневаясь, стоит ли говорить. Но все же сказал:
— Опасность — это нечто такое, что следует обдумывать лишь тогда, когда с ней встречаешься. А если начнешь воображать ее заранее, то лишь ухудшишь дело. Страх всегда усиливает то, что нам грозит. Если же ты сталкиваешься с угрозой внезапно — твой ум мгновенно мобилизуется, бросает в дело все свои ресурсы, и тело тогда наполняется силой и энергией. Твое сердце начинает биться быстрее, мускулы становятся словно каменные, и враг превращается в цель, которую необходимо поразить, разрушить, уничтожить…
Ромул восторженно смотрел на легионера.
— Нет, Аврелий, ты не просто солдат. Ты именно воин.
— Ну, такое случается, если ты постоянно живешь рядом с опасностью, среди ужасов и гибели… многие годы подряд. В каждом из нас дремлет зверь; война его пробуждает.
— Могу я спросить тебя еще кое о чем?
— Конечно.
— О чем ты думаешь, когда молчишь и молчишь, много часов подряд, и даже не слышишь иногда, что я тебе говорю?
— А со мной такое бывает?
— Да. Может быть, моя болтовня тебя раздражает, или заставляет скучать?
— Нет, Цезарь, нет… просто я пытаюсь…
— Пытаешься что?
— Вспомнить.
Понтонный мост, освободившись от канатов и якорей, стремительно помчался вниз по течению. И сначала понтоны неслись поперек реки в ряд, что явно грозило неминуемой катастрофой. Впереди, не более чем в полумиле, из воды торчал огромный валун; он наверняка должен был разбить хрупкую конструкцию пополам. Амброзин первым заметил опасность и закричал:
— Все на крайний понтон, быстро!
Он первым перебрался туда, цепляясь за что попало, чтобы не свалиться в воду. Остальные последовали за ним, и их вес заставил крайний слева понтон увеличить скорость и выдвинуться вперед. Остальные понтоны выстроились в цепочку за ним. Это исправило положение, и мост обогнул валун справа, лишь едва задев его, и все вздохнули с облегчением.
— Нам нужны шесты, чтобы направлять движение, — решил Амброзин. — Давайте попытаемся выловить из воды несколько веток.
— Мы можем просто оторвать несколько досок от одного понтона, — предложил Ватрен.
— Нет, не стоит, у нас тогда увеличится скорость, и мы можем потерять устойчивость; задний понтон удерживает нас. Нам нужно что-то, чтобы грести или отталкиваться, да побыстрее.
Особо крупных веток в реке не было видно; по воде плыли только сучья, не пригодные для целей беглецов. Батиат посмотрел на поручень понтона.
— Это подойдет? — проревел он, перекрывая шум реки.
Амброзин кивнул, и гигант мгновенно оторвал левый поручень, — это был длинный, грубо отесанный шест. И тут же эфиоп занял позицию рядом с Амброзином, превратившись в кормчего этого странного судна. Скорость течения воды нарастала, а впереди их ждали пороги: уже издали было видно, как вода кипит и пенится от середины реки и почти до самого правого берега. Амброзин приказал Батиату направить понтоны влево и постараться пройти по самому глубокому месту, приложив все свои силы. Батиат выполнил маневр с неожиданной ловкостью — и понтоны повернули влево, огибая порог; но задняя часть сооружения сменила направление не так быстро, как было бы нужно, и последний понтон с силой ударился о камни и разлетелся в щепки.
Пассажиры проводили взглядами обломки крушения, унесшиеся вперед через порог, и тут же сосредоточились на том, чтобы благополучно миновать путаницу камней и водоворотов, угрожавших разбить и оставшиеся части моста. Это было немного похоже на то, как если бы они скакали на диком коне, впервые почуявшем на своей спине всадника; понтоны подпрыгивали и раскачивались, несясь вниз по течению. Со дна реки тут и там поднимались острые камни, берега временами сближались, выдвинув в воду острые мысы, возле которых кружились яростные водовороты… А потом речное русло внезапно расширялось, понтоны замедляли ход — чтобы тут же снова помчаться, как сумасшедшие, потому что оказывалось, что река вздумала повернуть едва ли не под прямым углом, и что было за поворотом — никто не знал… Пассажиры хрупкого суденышка пребывали в постоянном напряжении, и им требовалось немало сил просто на то, чтобы удержаться в равновесии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Солнце уже садилось за горизонт, бросая последние розовые лучи на величественные вершины, венчавшие огромный горный хребет. Аврелию не хотелось терять единственное звено, связывавшее его с товарищами, — и потому он держался как можно ближе к реке; но в то же время он боялся быть замеченным людьми Вульфилы, они ведь могли находиться где-то совсем недалеко…
— Нам нужно немного отдохнуть, — сказал он, наконец. — А потом отправимся дальше.
— Где они могут быть сейчас? — спросил Ромул
— Впереди нас, это точно, а если ты о расстоянии… ну, пожалуй, они нас обогнали на целый день пути. Река ведь никогда не отдыхает, она течет день и ночь, а они плывут вместе с ней. Нам же приходится довольствоваться узкой, крутой, каменистой тропкой, нам приходится пробираться через леса и преодолевать ручьи.
Ромул взял с седла одеяла и устроил постель в небольшом углублении в скале, откуда открывался достаточно хороший обзор местности; Аврелий тем временем расседлал и стреножил коня.
— Аврелий?
— Да, Цезарь?
Ромул запнулся на полуслове, слегка раздраженный тем, что Аврелий ответил ему, используя титул, потом спросил:
— А не может случиться так, что мы больше с ними никогда не встретимся?
— Думаю, ты и сам знаешь ответ на свой вопрос: да, может быть. На реке им могут встретиться пороги, водопады или подводные скалы, способные разнести их суденышко в щепки. А вокруг лишь снег да лед, и вода замерзает; если они в нее упадут, они могут и не выплыть. Нет ничего более враждебного человеку, чем горы в зимнее время. На них может напасть банда разбойников, или солдаты-дезертиры, что рыщут вокруг в поисках добычи. Да и вообще в этом мире слишком много опасностей.
Ромул молча улегся и закутался в одеяло.
— А теперь спи, — сказал Аврелий. — Юба — отличный страж. Если кто-то появится поблизости, он даст нам знать, и мы успеем ускользнуть вовремя. Я к тому же всегда сплю только одним глазом.
— А они? Как близко они могут быть от нас?
— Ты о наших преследователях? Не знаю. Может, в паре часов, может, им до нас полдня или даже больше. Но не думаю, что они уж слишком далеко, а следы, что мы оставляем в снегу, достаточно заметны, их даже ребенок прочитать сумеет.
Ромул помолчал некоторое время, потом задал следующий вопрос
— А что будет, если они нас догонят?
Аврелий ответил не сразу, как будто сомневаясь, стоит ли говорить. Но все же сказал:
— Опасность — это нечто такое, что следует обдумывать лишь тогда, когда с ней встречаешься. А если начнешь воображать ее заранее, то лишь ухудшишь дело. Страх всегда усиливает то, что нам грозит. Если же ты сталкиваешься с угрозой внезапно — твой ум мгновенно мобилизуется, бросает в дело все свои ресурсы, и тело тогда наполняется силой и энергией. Твое сердце начинает биться быстрее, мускулы становятся словно каменные, и враг превращается в цель, которую необходимо поразить, разрушить, уничтожить…
Ромул восторженно смотрел на легионера.
— Нет, Аврелий, ты не просто солдат. Ты именно воин.
— Ну, такое случается, если ты постоянно живешь рядом с опасностью, среди ужасов и гибели… многие годы подряд. В каждом из нас дремлет зверь; война его пробуждает.
— Могу я спросить тебя еще кое о чем?
— Конечно.
— О чем ты думаешь, когда молчишь и молчишь, много часов подряд, и даже не слышишь иногда, что я тебе говорю?
— А со мной такое бывает?
— Да. Может быть, моя болтовня тебя раздражает, или заставляет скучать?
— Нет, Цезарь, нет… просто я пытаюсь…
— Пытаешься что?
— Вспомнить.
Понтонный мост, освободившись от канатов и якорей, стремительно помчался вниз по течению. И сначала понтоны неслись поперек реки в ряд, что явно грозило неминуемой катастрофой. Впереди, не более чем в полумиле, из воды торчал огромный валун; он наверняка должен был разбить хрупкую конструкцию пополам. Амброзин первым заметил опасность и закричал:
— Все на крайний понтон, быстро!
Он первым перебрался туда, цепляясь за что попало, чтобы не свалиться в воду. Остальные последовали за ним, и их вес заставил крайний слева понтон увеличить скорость и выдвинуться вперед. Остальные понтоны выстроились в цепочку за ним. Это исправило положение, и мост обогнул валун справа, лишь едва задев его, и все вздохнули с облегчением.
— Нам нужны шесты, чтобы направлять движение, — решил Амброзин. — Давайте попытаемся выловить из воды несколько веток.
— Мы можем просто оторвать несколько досок от одного понтона, — предложил Ватрен.
— Нет, не стоит, у нас тогда увеличится скорость, и мы можем потерять устойчивость; задний понтон удерживает нас. Нам нужно что-то, чтобы грести или отталкиваться, да побыстрее.
Особо крупных веток в реке не было видно; по воде плыли только сучья, не пригодные для целей беглецов. Батиат посмотрел на поручень понтона.
— Это подойдет? — проревел он, перекрывая шум реки.
Амброзин кивнул, и гигант мгновенно оторвал левый поручень, — это был длинный, грубо отесанный шест. И тут же эфиоп занял позицию рядом с Амброзином, превратившись в кормчего этого странного судна. Скорость течения воды нарастала, а впереди их ждали пороги: уже издали было видно, как вода кипит и пенится от середины реки и почти до самого правого берега. Амброзин приказал Батиату направить понтоны влево и постараться пройти по самому глубокому месту, приложив все свои силы. Батиат выполнил маневр с неожиданной ловкостью — и понтоны повернули влево, огибая порог; но задняя часть сооружения сменила направление не так быстро, как было бы нужно, и последний понтон с силой ударился о камни и разлетелся в щепки.
Пассажиры проводили взглядами обломки крушения, унесшиеся вперед через порог, и тут же сосредоточились на том, чтобы благополучно миновать путаницу камней и водоворотов, угрожавших разбить и оставшиеся части моста. Это было немного похоже на то, как если бы они скакали на диком коне, впервые почуявшем на своей спине всадника; понтоны подпрыгивали и раскачивались, несясь вниз по течению. Со дна реки тут и там поднимались острые камни, берега временами сближались, выдвинув в воду острые мысы, возле которых кружились яростные водовороты… А потом речное русло внезапно расширялось, понтоны замедляли ход — чтобы тут же снова помчаться, как сумасшедшие, потому что оказывалось, что река вздумала повернуть едва ли не под прямым углом, и что было за поворотом — никто не знал… Пассажиры хрупкого суденышка пребывали в постоянном напряжении, и им требовалось немало сил просто на то, чтобы удержаться в равновесии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127