—Спаси их… — с трудом выговорил он. — Ты… спаси, умоляю тебя…
Аврелий чувствовал, что не в силах выдержать напряжение, горевшее в глазах Ореста. И он отвел взгляд, говоря:
—Я… я тут один, командир…
Орест, похоже, не обратил внимания на его слова. В последнем приливе сил он попытался приподняться и ухватился за край кирасы Аврелия.
— Заклинаю тебя, — выдохнул он. — Легионер, спаси моего сына. Спаси императора! Если он умрет, Рим погибнет. А если падет Рим, все будет потеряно…
Его рука безжизненно соскользнула на землю, застывшие глаза бессмысленно уставились в небо.
Аврелий опустил веки Ореста. Потом подобрал свой плащ и пошел прочь, а солнце медленно поднималось над горизонтом, все ярче освещая чудовищную картину массовой резни. Но солдат повернулся спиной к полю бойни. Он пошел к Юбе, безмятежно жевавшему какую-то травку. Отвязав коня, Аврелий вскочил в седло и направил Юбу на север, по следам своих врагов.
ГЛАВА 3
Колонна, которую возглавлял Вульфила, три дня подряд шла энергичным маршем, сначала через заснеженные перевалы Апеннин, потом через туманную равнину. Пленники были вконец измучены усталостью и бессонницей, они уже не способны были даже думать о сопротивлении. Ни один из них толком не спал ни единой ночи; их беспокойный сон наполняли кошмары. Флавия Серена собрала все мужество и храбрость, привитые ей суровым воспитанием, стараясь, чтобы ее поведение служило примером сыну, Ромулу. Мальчик время от времени опускал голову на колени матери и закрывал глаза, но как только он начинал дремать, в его памяти тут же всплывали картины безумной резни, и его мать ощущала, как болезненно подергиваются руки и ноги сына. Она почти видела все то, что плясало перед внутренним взором мальчика. А он вдруг просыпался с криком, и его лоб покрывали капли холодного пота, а взгляд наполнялся болью…
Амброзин положил рука на плечо Ромула, пытаясь немного утешить воспитанника
— Крепись, мой мальчик, — сказал он. — Судьба обошлась с тобой жестоко и безжалостно, но я знаю, ты справишься с этим.
Позже, когда Амброзин заметил, что мальчик снова заснул, он наклонился и начал шептать ему на ухо что-то ласковое… и через некоторое время дыхание ребенка выровнялось, стало глубоким, а напряженное лицо расслабилось.
— Что ты ему сказал? — спросила Флавия Серена.
—Я говорил с ним голосом его отца, — загадочно ответил Амброзин. — Он именно его хотел услышать.
Флавия промолчала, просто снова стала смотреть на длинную извилистую дорогу, что тянулась до самого Адриатического моря, серого под свинцовым небом. К вечеру пятого дня они добрались до окрестностей Равенны, когда уже начало темнеть, и по одной из многочисленных насыпей, что пересекали лагуну, направились к островам, на которых и был когда-то заложен этот город, ныне уже занявший длинные прибрежные дюны. Поднимавшийся все выше туман полз по поверхности неподвижной воды и забирался на сушу, постепенно окутывая голые, похожие на скелеты деревья и одинокие хижины рыбаков и фермеров. Крики ночных зверей звучали приглушенно, издали, как и лай какой-то собаки. Холод и сырость пробирали до костей, и пленникам казалось, что их ждет впереди нечто невыносимо ужасное…
Башни Равенны возникли перед глазами как-то вдруг, внезапно, словно великаны, вышедшие из тумана. Вульфила что-то крикнул на своем гортанном наречии, и ворота тут же распахнулись. Десятки лошадей с грохотом проскакали по въездному мосту, потом они замедлили галоп и вошли в пустынный, туманный город. Все его жители словно куда-то подевались: все двери заперты, все окна закрыты. Лодка пробиралась по каналу, как призрак, весла бесшумно разрезали воду. Отряд остановился перед входом в императорский дворец, — вход был отделан красным кирпичом и колоннами серого истрийского камня. Вульфила приказал, чтобы мальчика и мать разделили, и чтобы Ромула отвели в его собственные комнаты.
— Позволь мне пойти с ним, — быстро сказал Амброзин. — Он испуган и изможден; он нуждается в том, чтобы кто-то был с ним рядом. Я его воспитатель, я могу ему помочь. Умоляю тебя, могущественный властитель, позволь мне остаться с ним!
Вульфила, польщенный обращением, которого он явно не заслуживал и какого явно никогда прежде не слышал, выразил согласие коротким хрюканьем. Амброзина и его воспитанника схватили и поволокли прочь. Ромул обернулся, зовя мать. Флавия Серена бросила на сына печальный, но в то же время укоряющий взгляд, давший мальчику понять, что надеяться не на что. И пошла через вестибюль дворца в сопровождении двух стражей — твердым шагом, расправив плечи и скрестив руки на груди, не обращая внимания на то, что ее разорванное во многих местах платье волочилось за ней по полу.
Одоакр слышал, что отряд прибыл, и уже ждал Флавию, усевшись на выточенный из слоновой кости трон последнего Цезаря. Повинуясь его резкому жесту, Вульфила и стражи оставили Одоакра наедине с женщиной.
У подножия трона стоял наготове стул, и Одоакр предложил Флавии сесть, но Флавия Серена осталась стоять — выпрямившись во весь рост, устремив взгляд в пространство. Даже в лохмотьях, со спутанными волосами, даже в перепачканной кровью тунике, со лбом, измазанным сажей, и со впавшими от усталости щеками, — она излучала гордость и неизменную женственность. Ее красота, оскорбленная, но все равно нетронутая, производила одновременно впечатление силы и изысканности. Шея Флавии была безупречно белой, линия плеч мягкой, а руки, скрещенные на груди, не могли скрыть благородства линий. Флавия чувствовала на себе взгляд варвара, хотя и не смотрела на него, и в ней начал разгораться презрительный и бессильный гнев… но усталость, голод и недостаток сна приглушили и скрыли ее истинные чувства
—Я знаю, что ты презираешь меня, — заговорил Одоакр. — Варвары, так нас называете вы, римляне, как будто вы сами лучше нас. Вы же насквозь порочны, вы продажны! Мне пришлось убить твоего мужа, потому что ничего другого он не заслуживал. Он предал меня, отказавшись от данного им слова. Я убил его в назидание, как пример другим, чтобы каждый понял — не надо обманывать Одоакра, это не останется безнаказанным! Это именно пример, чтобы любой и каждый, где угодно, понял урок и испугался его! И не воображай, что ты можешь рассчитывать на своего родича Павла; мои войска уже окружили и разбили его отряды. Но я уже по горло сыт всей этой кровью! Я вовсе не намерен причинять страдания всей этой стране. Наоборот, я хочу, чтобы она возродилась; чтобы ожили искусства, чтобы начались работы на полях, чтобы лавки ломились от товаров. Эта земля заслуживает куда большего, чем Флавий Орест и его сын-император. Эта земля достойна настоящего правителя, который сможет управлять ею, защищать ее, как муж направляет и защищает свою жену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127