— Так значит, ты его знал, — догадался Аврелий.
— Да, я был с ним знаком, и это была для меня большая честь. Я заслужил тот венок, что ты видишь на моем знамени, — венок первого, поднявшегося на неприятельский вал… это было под его командованием, и он сам вручил мне эту награду на стенах Августа Рарика.
— Командир Клавдиан мертв; его предали, его атаковали войска Одоакра. Мои товарищи и я сам оказались в числе выживших после той страшной резни, хотя ни один из нас не был ни трусом, ни дезертиром.
Волусиан внимательно всмотрелся в Аврелия. Его серые глаза были пронзительными, как глаза ястреба, лицо воина покрывали глубокие морщины. Волосы он подстригал очень коротко, но не брился уже много дней. Усталость отчетливо проявлялась в его чертах, но не менее четко видна была и сила духа.
— Я тебе верю, — сказал Волусиан после нескольких мгновений молчания. — И что же ты хочешь узнать?
— Находимся ли мы под твоей защитой — или под арестом.
— И то, и другое.
— Почему?
— Новости о важных переменах в соотношении сил разлетаются куда быстрее, чем ты можешь себе представить.
— Это я понимаю. И совсем не удивлен тем, что твой царь знает об Одоакре и об убийцах Флавия Ореста, и что ты тоже обо всем этом осведомлен. Могу ли я спросить, что еще ты слышал?
— Слышал, что этот Одоакр по всем землям и странам разыскивает некоего мальчика тринадцати лет от роду, и что этого мальчика охраняет группа дезертиров, и еще с ним путешествуют некие странные личности. — Аврелий опустил голову. — И любому, кто занимает более или менее властное положение, — продолжил Волусиан, — известно, что именно столько лет последнему западному императору, Ромулу Августу, которого многие называют «августенышем». Ты не можешь не признать, что подобное совпадение выглядит слишком многозначительным.
— Это точно, — ответил Аврелий.
— Так это он?
Аврелий сначала заколебался, потом кивнул и сказал, глядя прямо в глаза командира:
— Но это только между солдатами Рима.
Волусиан тоже кивнул — очень торжественно.
— Мы не хотим ни во что вмешиваться, и не хотим создавать тебе проблемы, — продолжил Аврелий взволнованно. — Мы просто хотим добраться до далекой страны, где этот несчастный ребенок мог бы жить в мире и покое, огражденный от преследований. Он не стремится к власти и вовсе не намерен доказывать свое право на титул, он вообще не хочет быть на виду. Ему нужно лишь одно: чтобы о нем забыли, чтобы он мог начать новую жизнь, как обычный молодой человек, подобный всем прочим, а мы хотим остаться с ним. Мы уже нахлебались досыта. Мы проливали кровь и пот во славу Рима, рисковали жизнью, когда это было необходимо, и вовсе не думали при этом о себе. Мы были вынуждены бежать лишь потому, что отказались повиноваться варварам; но это не проступок, это заслуга. Но мы устали и выдохлись. Отпусти нас с миром, командир.
Волусиан снова уставился на горизонт, где над снежной пустыней запада еще висела длинная кровавая полоса заката. И когда он заговорил, Аврелию показалось, что каждое слово дается командиру с трудом, как будто губы у него застыли от холода, исходившего из глубины сердца.
— Не могу, — сказал Волусиан. — Те люди, которых Сиагрий поставил рядом со мной, только и ждут случая, чтобы поймать меня на какой-нибудь ошибке и занять мое место; он сделал это намеренно, чтобы компенсировать, таким образом, мое влияние на солдат. Он узнает от них о вашем появлении, и если я промолчу — это будет выглядеть слишком подозрительно и непростительно. Лучше я сам доложу ему обо всем
— И что с нами будет? — спросил Аврелий. Волусиан посмотрел ему в глаза.
— Ну, если кто-то и скажет ему о том, кто таков этот мальчик, то это буду не я. Но мне неизвестно, догадались ли обо всем другие. В лучшем случае Сиагрий не станет во все это вмешиваться и интересоваться, что с вами произошло. Он может приказать мне самому разобраться во всем. И тогда…
— Но если он осознает правду?
— Тогда вам придется встать лицом к лицу с реальностью. Этот мальчик дорого стоит, слишком дорого — и в смысле денег, и в смысле политического влияния. Сиагрий не может игнорировать тот факт, что у власти в Италии сейчас стоит Одоакр; он настоящий царь римлян. Но это касается лишь мальчика. Для всех вас все будет куда проще. Я даже могу взять вас в свой отряд, мы нуждаемся в хороших солдатах, а их не так много на свете.
— Понимаю, — тихо произнес Аврелий. Его сердце сжалось от мрачного предчувствия, и он повернулся, чтобы уйти.
— Солдат! — окликнул его Волусиан. Аврелий остановился.
— Почему ты так заботишься об этом мальчике?
— Потому что я люблю его, — ответил легионер. — И потому, что он наш император.
Аврелий так и не набрался решимости, чтобы рассказать об этой беседе Амброзину или хотя бы Ливии. Он продолжал надеяться, что происхождение Ромула может остаться тайной, — ведь Волусиан дал ему слово. А командир, безусловно, был человеком чести. И Аврелий скрывал гложущую его тревогу, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и даже шутить с Ромулом и товарищами.
До Парижа они добрались после пяти дней плавания, к закату; и все встали на палубе у поручней, любуясь открывшимся им видом. Париж стоял на острове посреди Сены, и его окружали, где укрепленные стены opus cementicum, a где — деревянные частоколы. Они видели крыши самых высоких зданий, и некоторые из них были черепичными, на римский манер, а другие — соломенными или деревянными, как крыши старых кельтских строений.
Амброзин подошел к Ромулу.
— На той стороне реки, напротив западного берега этого острова, похоронен святой Герман. Многие приходят туда, чтобы почтить его память.
— Это тот самый герой, который повел римлян Британии против северных варваров? Тот, о котором ты пишешь в своей тетради?
— Да, именно он. У него не было собственной армии, но он обучил нашу. Он создал военную структуру по принципу древних римских легионов. Но в одном из сражений он был смертельно ранен, и умер от ран. Как тебе известно, лишь я один слышал его последние слова, его пророчество… Как только мы сойдем на берег, мы отыщем его могилу, чтобы я мог попросить его защитить тебя в будущем, Цезарь.
Матросы тем временем готовились причалить. Звучали громкие приказы, все вокруг занимались делом. Речной порт Парижа был построен в то время, когда на острове появилось первое римское поселение, и с тех пор он не особенно изменился. Судно встало на якорь у первого из трех причалов; с кормы и носа сбросили канаты, которые были закреплены на специальных тумбах. Гребцы сложили весла по приказу кормчего. Волусиан вместе с младшими командирами сошел на берег, приказав иностранцам следовать за ним. Лошади, стоявшие на корме, также были сведены на берег, включая и Юбу, который отчаянно лягался и ржал, отказываясь подчиняться конюху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127