Добавим в нашему описанию имя, и читатель без труда узнает в нарисованном портрете королеву Изабеллу, на лице которой годы наслаждений оставили не столь глубокий след, как годы скорби на челе ее мужа.
Спустя мгновение губы красавицы разомкнулись и причмокнули, словно в поцелуе; ее большие черные глаза открылись, и на миг в них появилось выражение мягкости, вместо обычной жестокости, каковое обязано было, очевидно, какому-нибудь воспоминанию, а точнее, воспоминанию о любовном свидании. Слабый свет дня отразился в ее утомленных глазах яркой вспышкой. Она тотчас же прикрыла их, приподнялась на локте, пошарила в изголовье кровати, нашла зеркальце из полированной стали и с удовольствием посмотрелась в него, затем, поставив его на стол на расстоянии вытянутой руки, взяла серебряный свисток и дважды извлекла из него нежные звуки; словно утомленная этим усилием, она откинулась на подушки, испустив вздох, свидетельствовавший не столько о грусти, сколько об усталости.
При звуке свистка ковровую портьеру, закрывавшую вход в комнату, откинули, и в дверь просунулась головка девушки лет девятнадцати – двадцати.
– Ее величество королева спрашивала меня? – сказала девушка кротким, испуганным голоском.
– Да, Шарлотта, войдите.
Девушка ступила на пушистую, тонкого плетения циновку, заменявшую ковер, и, едва касаясь пола ногами, засеменила к королеве; видно было, что для нее это привычно, ибо ей не раз приходилось хлопотать возле своей прекрасной и властной повелительницы, когда та спала.
– Вы точны, Шарлотта, – сказала королева, улыбаясь.
– Это мой долг, сударыня.
– Подойдите поближе.
– Государыня желает встать?
– Нет, просто немножко поговорить.
Шарлотта покраснела от удовольствия, так как хотела попросить королеву об одной милости, и как раз сейчас ее повелительница была в добром расположении духа, а в такие минуты сильные мира сего бывают милостивы.
– Что это за шум во дворе? – продолжала королева.
– Это пересмеиваются пажи и конюшие.
– Но я слышу и другие голоса.
– Это сир де Жиак и сир де Гравиль.
– А нет ли с ними шевалье де Бурдона?
– Нет, ваше величество, он еще не приезжал.
– И ничто нынешней ночью не нарушило покоя замка?
– Ничто. Только незадолго до рассвета часовой заметил какую-то тень, скользнувшую вдоль стены. Он крикнул: «Кто идет?» Человек – это был действительно человек – спрыгнул по другую сторону рва, хотя расстояние было огромное, а стена высока; тогда часовой выстрелил из арбалета.
– И что же? – сказала королева.
Краска с ее щек тотчас же сошла.
– О! Раймон так неловок. Он промахнулся. А утром он увидел стрелу, пущенную им, в ветвях дерева, в лесу.
– А! – протянула королева и облегченно вздохнула. – Сумасшедший! – сказала она, обращаясь сама к себе.
– Да, не иначе как безумец или шпион, ведь девять из десятерых оказываются убитыми. Особенно удивительно, что это уже в третий раз. Мало приятного для тех, что живут в этом замке, не так ли, сударыня?
– Да, дитя мое. Но когда управителем замка станет шевалье де Бурдон, такого больше не случится.
Чуть приметная улыбка скользнула по губам королевы, кровь, было отхлынувшая от щек, постепенно возвращалась к ним, видимо, эта бледность была вызвана глубоким волнением.
– О! – продолжала Шарлотта. – Сир де Бурдон – храбрый рыцарь.
Королева улыбнулась.
– Так ты любишь его?
– Всем сердцем, – простодушно отвечала девушка.
– Я скажу ему, Шарлотта, он будет горд.
– О государыня, не надо, не говорите. У меня к нему одна просьба, но я никогда не осмелюсь…
– У тебя?
– Да.
– Что это за просьба?
– О! Сударыня…
– Смелее, скажи мне.
– Я хотела бы… Но нет, не могу.
– Да говори же.
– Я хотела бы испросить у него место конюшего.
– Для себя самой? – сказала, смеясь, королева.
– О!.. – произнесла Шарлотта, покраснев и опустив глаза.
– Но твой пыл вполне может ввести в заблуждение. Так для кого же?
– Для одного молодого человека…
Шарлотта говорила так тихо, что ее едва было слышно.
– Вот как! Кто же он?
– Бог мой… ваше величество… Вы никогда не удостаивали…
– Да кто же он, наконец? – с оттенком нетерпения повторила Изабелла.
– Мой жених, – поспешно ответила Шарлотта.
Две слезы задрожали на ее темных длинных ресницах.
– Ты любишь его, дитя мое? – спросила королева так мягко, как может только мать спросить дочь.
– О да… на всю жизнь…
– На всю жизнь! Ну что ж, Шарлотта, я беру на себя твою заботу, я сама испрошу это место для твоего жениха, так он всегда будет рядом с тобой. Я понимаю, как сладко ни на миг не разлучаться с тем, кого любишь.
Шарлотта бросилась перед королевой на колени и стала целовать ей руки. На лице королевы, обычно таком высокомерном, появилось выражение ангельской кротости.
– О! Как вы добры! – говорила Шарлотта. – Как я вам благодарна. Пусть отведет от вас всякую беду десница господа бога и святого Карла. Благодарю, благодарю… Как он будет счастлив!.. Позвольте мне сообщить ему добрую новость.
– Так он здесь?
– Да, – сказала Шарлотта, кивнув головой. – Да, я сказала ему вчера, что, вероятно, шевалье будет назначен управителем Венсена; он всю ночь держал в голове эту мысль, а наутро прибежал ко мне рассказать о своем намерении.
– Где он сейчас?
– За дверью, в передней.
– И вы осмелились?..
Черные глаза Изабеллы сверкнули; бедная Шарлотта, стоявшая на коленях, заломила руки и откинула голову назад.
– О, простите, простите, – шептала она.
Изабелла размышляла.
– А будет ли этот человек преданно служить нам?
– После того что вы мне обещали, государыня, он пройдет ради вас по горячим угольям.
Королева улыбнулась.
– Позови его, Шарлотта, я хочу его видеть.
– Сюда? – спросила бедная девушка, у которой страх сменился удивлением.
– Сюда, я хочу говорить с ним.
Шарлотта сжала обеими руками голову, словно желая удостовериться, что она на месте, потом медленно поднялась, с удивлением посмотрела на королеву и по знаку своей повелительницы вышла из комнаты.
Королева сдвинула занавески, закрывавшие кровать, просунула между ними голову и перехватила ткань под подбородком, уверенная в том, что ее красота не поблекнет от света, который отбрасывала ей на щеки пылающая красным пламенем материя.
Едва она проделала этот маневр, как дверь отворилась, и вошла Шарлотта в сопровождении своего возлюбленного.
Это был красивый молодой человек лет двадцати – двадцати двух, с открытым бледным лицом, широким лбом, с живыми голубыми глазами и каштановыми волосами. Он был одет в камзол из зеленого драпа, оставлявший руки открытыми по локоть, так что были видны рукава рубашки; панталоны того же цвета плотно обтягивали мускулистые ноги, на поясе из желтой кожи висел стальной кинжал с широким клинком, рукоятка кинжала была отполирована благодаря привычному движению, которым обладатель оружия хватался за нее;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106