— Я берусь отправить письмо сэру Аллану, — сказала Мод, взяв послание; с этой целью девушка пошла и разыскала юношу лет шестнадцати-семнадцати, своего молочного брата.
— Хэлберт, — сказала она ему, — хочешь оказать мне, вернее леди Кристабель, большую услугу?
— С удовольствием, — ответил мальчик.
— Но я предупреждаю тебя, что это небезопасное поручение.
— Тем лучше, Мод.
— Значит, я могу тебе верить? — сказала Мод, обвивая рукой шею мальчика и пристально глядя на него своими прекрасными черными глазами.
— Как Господу Богу, — наивно и напыщенно ответил мальчик, — как Господу Богу, моя дорогая Мод.
— О, я знала, что могу на тебя рассчитывать, дорогой брат, спасибо тебе.
— А что нужно?
— Нужно встать, одеться и сесть на коня.
— Нет ничего легче.
— Но нужно взять на конюшне лучшего скакуна.
— И это тоже легко. Моя кобыла, которая названа в вашу честь, Мод, это лучшая рысистая лошадь в графстве.
— Я это знаю, милый мальчик. Поспеши и, как только будешь готов, приходи ко мне на тот двор, что перед подъемным мостом. Я тебя там буду ждать.
Через десять минут Хэлберт, держа на поводу лошадь, внимательно слушал распоряжения ловкой горничной.
— Значит, — говорила она, — ты проедешь через город и немного лесом и увидишь, несколько миль не доезжая до селения Мансфилд-Вудхауз, дом. В этом доме живет сторож-лесник по имени Гилберт Хэд. Ты ему отдашь записку и попросишь передать ее сэру Аллану Клеру, а сыну лесника, Робин Гуду, вернешь лук и стрелы, которые ему принадлежат. Вот такие поручения. Ты все хорошо понял?
— Отлично понял, прекрасная Мод, — ответил мальчик. — Других распоряжений у вас нет?
— Нет. Ах да, я совсем забыла… Ты скажешь Робин Гуду, владельцу этого лука и стрел, что ему постараются дать знать, когда он сможет прийти в замок, не подвергая себя опасности, потому что здесь кое-кто с нетерпением ждет его возвращения… Ты понял, Хэл?
— Да, конечно, понял.
— И постарайся избежать встречи с солдатами барона.
— А почему, Мод?
— Я тебе это объясню, когда ты вернешься, но если уж тебя судьба с ними сведет, придумай что-нибудь в оправдание своей ночной прогулки и ни в коем случае не говори о цели своей поездки. Ну, ступай, отважное сердце мое.
Хэлберт уже поставил ногу в стремя, как Мод вдруг добавила:
— Но если ты встретишь троих путников, и один из них будет монах…
— Отец Тук, да?
— Да. Тогда ты дальше не поедешь; его спутники и есть Аллан Клер и Робин Гуд; ты исполнишь поручение и немедленно вернешься обратно. Ну, в путь! И когда мой отец спросит тебя на выезде из замка, куда ты направляешься, не премини сказать ему, что ты едешь за доктором для леди Кристабель, поскольку она заболела. Прощай, Хэл, прощай! Я скажу Грейс Мэй, что ты самый любезный и храбрый из всех парней на всем белом свете.
— Правда, Мод, — спросил, садясь в седло, Хэлберт, — ты будешь так добра и скажешь все это Грейс?
— Ну, конечно, и попрошу ее, чтобы она сама расплатилась с тобой поцелуями, которые я должна тебе за твою услугу.
— Ура! Ура! — воскликнул мальчик, пришпоривая лошадь. — Ура Мод! Ура Грейс!
Подъемный мост опустился. Хэл галопом спустился с холма, и Мод легче ласточки вспорхнула и полетела сообщить леди Кристабель радостную весть о том, что посланный уехал.
X
Ночь была ясная и спокойная, лес был залит лунным светом, и наши трое беглецов шли то по светлым полянам, то по темным зарослям.
Робин беззаботно оглашал лес любовными балладами; Аллан Клер, печальный и молчаливый, со слезами на глазах вспоминал свой неудачный визит в замок Ноттингем; монах же невесело размышлял о причинах равнодушия к нему Мод и о знаках внимания, выказанных ею молодому леснику.
— Клянусь святым псалмом, — негромко бормотал он, — мне-то казалось, что я мужчина видный, крепкий в чреслах и лицом недурен, и мне не раз и не два об этом говорили, почему же Мод изменила обо мне свое мнение? Ах, клянусь спасением души, если маленькая кокетка забыла меня ради жалкого и слащавого мальчишки, это доказывает, что у нее плохой вкус, и я не стану терять время на борьбу с таким ничтожным соперником, и пусть она любит его, мне-то что за дело!
И бедный монах тяжело вздыхал.
— О! — снова воскликнул он, и на лице его расцвела горделивая улыбка. — Это просто невозможно! Не может она любить этого недоноска, который только и умеет, что ворковать баллады, она просто хотела, чтобы я ее приревновал, хотела испытать мое доверие к ней и подхлестнуть мою любовь. Ах, женщины, женщины! Водном их волоске больше хитрости, чем во всей нашей мужской бороде!
Читателю, может быть, покажется странным, чтобы обитатель монастыря рассуждал подобным образом и был мужчиной, пользующимся успехом у женщин, и любителем мирских утех. Но если читатель вспомнит, в какое время разворачивается действие нашей истории, то он поймет, что мы отнюдь не имели намерения оклеветать монашеские ордена.
— Ну, веселый Джилл, как называет вас красотка Мод, — воскликнул Робин, — о чем это вы думаете? Мне кажется, вы печальны, как заупокойная молитва.
— Баловни… баловни судьбы имеют право веселиться, друг Робин, — ответил монах, — но те, что стали жертвой ее прихотей, имеют право огорчаться.
— Если вы называете милостями судьбы приветливые взгляды, сияющие улыбки, нежные слова и сладкие поцелуи девицы, — ответил Робин, — то я могу похвалиться тем, что я очень богат; но вы, брат Тук, вы, принесший обет бедности, скажите мне, на каких основаниях вы жалуетесь, что эта своенравная богиня обошла вас?
— А ты делаешь вид, что не понимаешь этого, мой мальчик?
— Я и вправду этого не понимаю. Но я думаю, уж не Мод ли причина вашей печали? О нет, это невозможно, вы ее духовный отец, ее духовник, и не больше… ведь так?
— Покажи нам дорогу в ваш дом, — сердито ответил монах, — и перестань без толку трещать как сорока.
— Не будем сердиться, добрый Тук, — огорчившись, сказал Робин. — Если я вас обидел, то невольно, а если Мод тому причиной, то тоже против моей воли, поскольку, честью клянусь вам, я не люблю Мод и, прежде чем сегодня увидел ее, уже отдал сердце другой девушке…
Монах повернулся к юному леснику, горячо пожал ему руку и с улыбкой сказал:
— Ты ничем меня не обидел, милый Робин, я часто впадаю вдруг в печаль, и без всякого повода. Мод не имеет никакого влияния ни на мой нрав, ни на мое сердце; она веселая и очаровательная девочка, эта Мод; женись на ней, когда войдешь в возраст, и будешь счастлив… Но ты уверен, что твое сердце больше тебе не принадлежит?
— Уверен, совершенно уверен… я отдал его навеки. Монах снова улыбнулся.
— Если я веду вас к отцу не самой короткой дорогой, — снова заговорил Робин после нескольких минут молчания, — то это для того, чтобы не натолкнуться на солдат, которых барон не преминул послать за нами вслед, как только обнаружил наш побег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163