— Я не собираюсь последовать вашему примеру и шокировать вас. Или вы полагаете, что мужчинам не знакомо чувство стыда? Так вот, в отличие от вас я разденусь в темноте.
Когда они уже улеглись в кровать, на расстоянии двух дюймов друг от друга, Алике вдруг сказала:
— Том, кажется, совсем не удивился, когда увидел нас.
— Все О'Мэлли были флегматиками, и Том не исключение. Он, конечно, отличный парень, но вот кровать у него неудобная. Ведь он не ниже меня ростом, а спит на таком обрубке. Придется подарить ему другую кровать. Хоть чем-то отблагодарю его за гостеприимство. — Дуглас заворочался, устраиваясь поудобнее, наткнулся локтем на ее голову и чертыхнулся:
— Черт возьми, женщина, у вас все еще мокрые волосы. Вы что, хотите умереть от жуткой простуды? Разложите-ка их по подушке, чтобы они быстрее высохли.
Он продолжал ругаться и что-то бубнить про беспечность глупых женщин, пока Алике вытаскивала шпильки из волос.
— Не нужно оттачивать на мне свои плохие манеры.
— Лучше лежите спокойно, а я распущу ваши волосы. Похоже, вы даже этого не можете сделать как следует.
Она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке и как его длинные пальцы перебирают ее волосы, осторожно вытягивая мокрые пряди.
— Ну вот, — сказал он через некоторое время, — все. А теперь давайте спать. Я устал. Вы совсем вымотали меня своими выходками.
Алике долго не могла уснуть. “Что же делать?” — мучилась она, ворочаясь под одеялом. Так и не найдя ответа на этот вопрос, она наконец заснула.
Дуглас неожиданно проснулся среди ночи, весь в поту, и несколько минут не мог вспомнить, где он находится. Увидев Алике, он вздрогнул. Его пробудило страшное желание овладеть этой женщиной. Это желание было мучительным и непонятным.
Он вспомнил, как она пришла к нему ночью и стояла возле его кресла, совершенно нагая, в ожидании его приговора. А он так унизил ее тогда. Это было слишком жестоко с его стороны. Он не должен был так с ней поступать. Но что ему оставалось делать? Принять то, что она ему предложила, и тем самым признать ее своей женой и признать, что она победила. Она и ее отец. Признать, что его можно поймать на такой дешевый трюк: ей достаточно было раздеться и дать ему взглянуть на себя.
И все-таки ему хотелось, чтобы она снова предложила ему себя. Он выругался, но это не помогло. Он хочет эту женщину. Разве можно упрекать себя за это? Это нормальная реакция нормального мужчины. Что может ему помешать? Здесь темно, на улице хлещет дождь, и они совершенно одни.
Все, что казалось таким важным в обыденной жизни, все отношения и условности, все это утратило свою реальность и уже не имело никакого значения. Он осторожно придвинулся и положил руку ей на грудь. Она тихо застонала, и от этого звука у него дико заколотилось сердце. Осторожными мягкими движениями он начал гладить ее тело. Кожа была нежной и шелковистой. Почему она не просыпается? Ему хотелось прижаться к ней каждой клеточкой своего тела, чтобы она обняла его своими теплыми руками. Прикосновение ее горячей щеки обжигало ему плечо. Он просто умирал от желания поцеловать ее. В темноте нашел горячие сухие губы и жадно припал к ним. В порыве страсти не сразу заметил, что она не отвечает на его поцелуй. Он поднял голову. Алике опять застонала. Он поцеловал ее в шею. Она застонала громче и откатилась в сторону. Он притянул ее и вновь поразился тому жару, которым пылало ее тело. Мысль, что ему удалось разбудить в ней такую страсть, польстила его мужскому самолюбию. И снова она застонала в его объятиях. Дуглас чувствовал, что вот-вот утратит контроль над собой. Но почему она не просыпается? “Помоги мне снять с тебя эту рубашку”. Снова стон. Дуглас приподнялся и в недоумении посмотрел на нее. Было что-то странное в ее поведении.
— Александра, — тихо позвал он, погладив ее по щеке.
Он ощутил жар и какое-то мгновение не хотел этому верить. Она стонала вовсе не потому, что изнемогала от страсти, и не потому, что хотела его соблазнить. Она горела в лихорадочном жару.
Дуглас сжал голову руками. Какое же он низкое животное, его душил дикий стыд за то, что он чуть было не сделал. Это ж надо, возомнил себя неотразимым любовником. А она была просто больна, очень больна.
На войне ему приходилось видеть раненых, метавшихся в горячке. Слишком многие из них умирали. Слишком многие. Он прекрасно осознавал серьезность положения. Нужно взять себя в руки. По крайней мере он знает, что надо делать. Пока не кончится дождь, нет никакой возможности послать за доктором. Значит, доктором станет он сам.
Дуглас быстро встал и вышел в соседнюю комнату.
— Том, — тихо позвал он.
— Милорд, что-то случилось?
— Да. Ее милость серьезно больна. Мне нужно, чтобы ты приготовил ей какой-нибудь подходящий отвар из трав. А я тем временем попытаюсь сбить жар холодной водой. У тебя есть какие-нибудь снадобья для таких случаев?
У Тома не было никаких снадобий, зато был великолепный чай с травами, приготовленный по рецепту его дорогой матушки.
Когда Дуглас вернулся к Александре и поставил на столик зажженную свечу, он вдруг заметил, что выходил к Тому совершенно голым. Смущенно покачав головой, быстро натянул штаны. Потрогал лоб Александры, провел рукой по щеке. Лицо было мокрым от пота. Он стянул с нее влажную льняную рубаху. Том принес бадью с холодной водой и мягкое полотенце.
Дуглас распрямил ей руки и ноги и медленными, размеренными движениями начал методично обтирать ее тело полотенцем, смоченным в холодной воде. Когда мокрое полотенце коснулось ее лица, она попыталась увернуться, но он удержал ее, мягко приговаривая:
— Нет, Александра, лежи тихо. Ты сейчас очень больна. Поэтому не должна двигаться.
Он понимал, что она не может слышать его, и говорил это скорее для себя. Стерев пот с лица, положил полотенце ей на лоб и задержал там на несколько секунд. Она попыталась зарыться в него лицом.
— Да, я знаю, девочка, тебе жарко. Оно будет все время холодным, я обещаю. Тебе будет хорошо. Я знаю, ты вся горишь. Но я помогу тебе, поверь мне, я помогу тебе выкарабкаться из этого состояния.
Полотенце сползло ей на плечи. Он хотел поправить его, но оно уже было горячим и он вновь окунул его в воду. Жар усиливался.
Он перевернул ее на живот. И снова и снова опускал полотенце в холодную воду и накрывал ее им.
— Послушай меня, Александра, — говорил он. — Ты сейчас больна, но я сделаю все, чтобы ты поправилась, и как можно скорее. Ты слышишь меня? Ну приди же в себя.
Дуглас начал приходить в отчаяние.
— Открой глаза и посмотри на меня. Ну хоть на мгновение, посмотри на меня!
Она открыла глаза. Посмотрела на него прояснившимся взглядом:
— Привет! Как твоя голова, Дуглас?
— Черт, причем здесь моя голова и как ты себя чувствуешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Когда они уже улеглись в кровать, на расстоянии двух дюймов друг от друга, Алике вдруг сказала:
— Том, кажется, совсем не удивился, когда увидел нас.
— Все О'Мэлли были флегматиками, и Том не исключение. Он, конечно, отличный парень, но вот кровать у него неудобная. Ведь он не ниже меня ростом, а спит на таком обрубке. Придется подарить ему другую кровать. Хоть чем-то отблагодарю его за гостеприимство. — Дуглас заворочался, устраиваясь поудобнее, наткнулся локтем на ее голову и чертыхнулся:
— Черт возьми, женщина, у вас все еще мокрые волосы. Вы что, хотите умереть от жуткой простуды? Разложите-ка их по подушке, чтобы они быстрее высохли.
Он продолжал ругаться и что-то бубнить про беспечность глупых женщин, пока Алике вытаскивала шпильки из волос.
— Не нужно оттачивать на мне свои плохие манеры.
— Лучше лежите спокойно, а я распущу ваши волосы. Похоже, вы даже этого не можете сделать как следует.
Она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке и как его длинные пальцы перебирают ее волосы, осторожно вытягивая мокрые пряди.
— Ну вот, — сказал он через некоторое время, — все. А теперь давайте спать. Я устал. Вы совсем вымотали меня своими выходками.
Алике долго не могла уснуть. “Что же делать?” — мучилась она, ворочаясь под одеялом. Так и не найдя ответа на этот вопрос, она наконец заснула.
Дуглас неожиданно проснулся среди ночи, весь в поту, и несколько минут не мог вспомнить, где он находится. Увидев Алике, он вздрогнул. Его пробудило страшное желание овладеть этой женщиной. Это желание было мучительным и непонятным.
Он вспомнил, как она пришла к нему ночью и стояла возле его кресла, совершенно нагая, в ожидании его приговора. А он так унизил ее тогда. Это было слишком жестоко с его стороны. Он не должен был так с ней поступать. Но что ему оставалось делать? Принять то, что она ему предложила, и тем самым признать ее своей женой и признать, что она победила. Она и ее отец. Признать, что его можно поймать на такой дешевый трюк: ей достаточно было раздеться и дать ему взглянуть на себя.
И все-таки ему хотелось, чтобы она снова предложила ему себя. Он выругался, но это не помогло. Он хочет эту женщину. Разве можно упрекать себя за это? Это нормальная реакция нормального мужчины. Что может ему помешать? Здесь темно, на улице хлещет дождь, и они совершенно одни.
Все, что казалось таким важным в обыденной жизни, все отношения и условности, все это утратило свою реальность и уже не имело никакого значения. Он осторожно придвинулся и положил руку ей на грудь. Она тихо застонала, и от этого звука у него дико заколотилось сердце. Осторожными мягкими движениями он начал гладить ее тело. Кожа была нежной и шелковистой. Почему она не просыпается? Ему хотелось прижаться к ней каждой клеточкой своего тела, чтобы она обняла его своими теплыми руками. Прикосновение ее горячей щеки обжигало ему плечо. Он просто умирал от желания поцеловать ее. В темноте нашел горячие сухие губы и жадно припал к ним. В порыве страсти не сразу заметил, что она не отвечает на его поцелуй. Он поднял голову. Алике опять застонала. Он поцеловал ее в шею. Она застонала громче и откатилась в сторону. Он притянул ее и вновь поразился тому жару, которым пылало ее тело. Мысль, что ему удалось разбудить в ней такую страсть, польстила его мужскому самолюбию. И снова она застонала в его объятиях. Дуглас чувствовал, что вот-вот утратит контроль над собой. Но почему она не просыпается? “Помоги мне снять с тебя эту рубашку”. Снова стон. Дуглас приподнялся и в недоумении посмотрел на нее. Было что-то странное в ее поведении.
— Александра, — тихо позвал он, погладив ее по щеке.
Он ощутил жар и какое-то мгновение не хотел этому верить. Она стонала вовсе не потому, что изнемогала от страсти, и не потому, что хотела его соблазнить. Она горела в лихорадочном жару.
Дуглас сжал голову руками. Какое же он низкое животное, его душил дикий стыд за то, что он чуть было не сделал. Это ж надо, возомнил себя неотразимым любовником. А она была просто больна, очень больна.
На войне ему приходилось видеть раненых, метавшихся в горячке. Слишком многие из них умирали. Слишком многие. Он прекрасно осознавал серьезность положения. Нужно взять себя в руки. По крайней мере он знает, что надо делать. Пока не кончится дождь, нет никакой возможности послать за доктором. Значит, доктором станет он сам.
Дуглас быстро встал и вышел в соседнюю комнату.
— Том, — тихо позвал он.
— Милорд, что-то случилось?
— Да. Ее милость серьезно больна. Мне нужно, чтобы ты приготовил ей какой-нибудь подходящий отвар из трав. А я тем временем попытаюсь сбить жар холодной водой. У тебя есть какие-нибудь снадобья для таких случаев?
У Тома не было никаких снадобий, зато был великолепный чай с травами, приготовленный по рецепту его дорогой матушки.
Когда Дуглас вернулся к Александре и поставил на столик зажженную свечу, он вдруг заметил, что выходил к Тому совершенно голым. Смущенно покачав головой, быстро натянул штаны. Потрогал лоб Александры, провел рукой по щеке. Лицо было мокрым от пота. Он стянул с нее влажную льняную рубаху. Том принес бадью с холодной водой и мягкое полотенце.
Дуглас распрямил ей руки и ноги и медленными, размеренными движениями начал методично обтирать ее тело полотенцем, смоченным в холодной воде. Когда мокрое полотенце коснулось ее лица, она попыталась увернуться, но он удержал ее, мягко приговаривая:
— Нет, Александра, лежи тихо. Ты сейчас очень больна. Поэтому не должна двигаться.
Он понимал, что она не может слышать его, и говорил это скорее для себя. Стерев пот с лица, положил полотенце ей на лоб и задержал там на несколько секунд. Она попыталась зарыться в него лицом.
— Да, я знаю, девочка, тебе жарко. Оно будет все время холодным, я обещаю. Тебе будет хорошо. Я знаю, ты вся горишь. Но я помогу тебе, поверь мне, я помогу тебе выкарабкаться из этого состояния.
Полотенце сползло ей на плечи. Он хотел поправить его, но оно уже было горячим и он вновь окунул его в воду. Жар усиливался.
Он перевернул ее на живот. И снова и снова опускал полотенце в холодную воду и накрывал ее им.
— Послушай меня, Александра, — говорил он. — Ты сейчас больна, но я сделаю все, чтобы ты поправилась, и как можно скорее. Ты слышишь меня? Ну приди же в себя.
Дуглас начал приходить в отчаяние.
— Открой глаза и посмотри на меня. Ну хоть на мгновение, посмотри на меня!
Она открыла глаза. Посмотрела на него прояснившимся взглядом:
— Привет! Как твоя голова, Дуглас?
— Черт, причем здесь моя голова и как ты себя чувствуешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89