— Вы хотите сказать, что это ваша работа?
— Вы угадали. Ноэль смотрела на картину, пытаясь найти на ней подпись художника. Должно быть, это было одно из полотен, о которых говорил Эшфорд, — имя автора на ней прикрывала рама. Массивная рама с толстыми объемными краями.
— Потрясающе, — искренне восхитилась Ноэль. — Хотя она абсолютно не похожа на другие ваши работы. Ваш талант меня потрясает.
— Я пишу в любой манере, и все образцы работы моей кисти представлены в галерее Франко, — не боясь быть нескромным, заявил Андре, бросая на нее жгучий взгляд, и даже объемистая грудь Грейс не помешала ему. — Это впечатляет куда больше, чем деятельность служащего страховой компании. Не так ли?
Ноэль сделала вид, что, не заметила этой язвительной реплики Андре.
Она действительно была восхищена его талантом.
— Я просто потрясена вашим даром, Андре, — сказала Ноэль потеплевшим голосом.
— Ваша красота — тоже дар, — рассмеялся он бархатистым смехом. — Не менее редкий…
— Нет, Андре, не сравнивайте. Думаю, нет такого сюжета, который вы не смогли бы запечатлеть…
Лицо Андре приняло жесткое выражение. Глаза беспокойно обежали зал.
— Будь у меня возможность спокойно работать, я превзошел бы всех мастеров. И когда-нибудь это случится.
— Не сомневаюсь, что так оно и будет, — поспешила заверить Ноэль, удивленная его горячностью.
Что это? Ревность профессионала к соперникам или что-то другое? Стараясь понять его, она повернулась, следуя взглядом за ним.
«Осторожнее, Ноэль, — остерегала она себя. — Не обижай и не отталкивай его».
— В этой комнате собраны шедевры, за которыми будущее, — начала Ноэль. — Я слышала, что из галереи было продано на аукционах несколько очень ценных картин. Вы когда-нибудь видели эти полотна? Возможно, и сегодня вы пишете не хуже этих мастеров. Во всяком случае, вам есть у кого поучиться.
Он небрежно пожал плечами:
— Иногда я вижу их и их полотна. А учиться предпочитаю на собственных работах. Уверен, что подлинный художник мыслит оригинально, должен работать по-своему, а не пытаться воспроизвести уже сделанное кем-то.
— Вы, наверное, правы, — пробормотала Ноэль, соображая, как заставить его вернуться к вскользь брошенному слову «иногда»… Что же за бесценные работы побывали в этих стенах. Но Андре настолько был поглощен собой, что говорить о других не собирался. О Господи! Даже если бы в галерее сейчас появился микеланджеловский «Давиды и, подошел к нему вплотную, Андре не заметил бы его — ведь на скульптуре не стояло бы его имя.
Во всяком случае, пока что ей не удалось вытянуть из Андре никакой информации. Она не продвинулась ни на дюйм. А время неумолимо бежит. Бариччи все еще на свободе…
— Мой дар уникален, Ноэль, — прошептал Андре, протягивая к ней руку и касаясь пряди ее волос. — Моя страстная натура не знает преград ни в чем. И это касается всего, всех граней моей жизни.
Грейс громко кашлянула, и Андре неохотно отстранился от Ноэль, а рука его вяло и безвольно повисла вдоль тела.
— Позвольте вам кое-что показать, — встрепенулся он и подвел Ноэль к пейзажу, от красоты которого у нее захватило дух.
На полотне были запечатлены йоркширские скалы, обрывающиеся к Северному морю. На самой вершине одной из скал стояла молодая прелестная женщина, ее темные волосы трепал ветер.
— Обратите внимание — рама здесь очень тоненькая, она не мешает смотреть на картину. Я намеренно использую очень простые и узкие рамы, ибо давно понял, что взгляд зрителя не должен цепляться за безвкусную кричащую раму, в которую заключена картина. Этот пейзаж, если хотите, — мой вклад в успешную деятельность галереи Франко.
Высокопарность последней фразы немного удивила Ноэль. Ей показалось, что за ней кроется какой-то пока непонятный для нее смысл…
— Конечно, я понимаю вас, — кивнула Ноэль. Объяснения Андре натолкнули ее на новую мысль. Сколько же картин он написал по заказу Бариччи? Около дюжины? Значит, путем исключения она могла бы выяснить, сколько полотен было создано другими. Оглядевшись, Ноэль изумленно сдвинула брови. Куда бы она ни взглянула, в глаза бросались пресловутые изогнутые ореховые рамы. Всего три, нет, четыре картины, включая абстрактную в тяжелой аляповатой раме, принадлежали другим художникам.
Это ее заинтриговало. Только вот с какой стороны подойти к Андре. И, сделав невинные глаза, она спросила:
— Для того пейзажа, полагаю, вы не могли в этом случае использовать вашу любимую раму из-за больших размеров полотна.
— Вы правы, — подтвердил Андре, и она почувствовала в его голосе скрытое напряжение. — Моя рама не выдержала бы картину такого размера… Отвратительно смотреть на этот нелепый кусок дерева, по достоинству мешающий оценить работу, тонкую палитру… Но ничего нельзя было сделать.
— Я так и подумала. — Ноэль внимательно изучала выражение его лица. Эта быстрая смена настроений — беспокойство, подозрительность, пафос… Откуда они? И все же Андре был художником, и это могло быть проявлением его темперамента, вызвавшим бурный всплеск чувств.
Будь рядом с ней Эшфорд, он бы помог ей разобраться во всем этом. И взгляд ее непроизвольно обратился к дальнему концу зала. Что сейчас происходит в кабинете Бариччи? Вот стать бы мухой, пролететь туда и подслушать, как припер его к стене Эшфорд.
Но увы, пока что и он недалеко продвинулся в деле сыска.
— Джентльмены, вы напрасно тратите свое и мое время. — Повторяя эту фразу, Бариччи разглаживал отвороты своего сюртука, поглядывая на детективов из-за бюро несколько нетерпеливо и свысока. — Я сказал вам все, что знаю. Мне ничего не известно об украденной у лорда Вэнли картине Гойи, как я уже имел честь говорить вам в прошлую нашу встречу. Нет у меня никаких сведений и о картине Рембрандта. Что же касается Эмили Мэннеринг, могу повторить лишь то, что говорил с самого начала: да, у нас была связь. И я посетил Эмили в ночь, когда она умерла. Но уверяю вас, она была жива и здорова, когда мы расстались. Она была жива и спала.
— В своей постели, — уточнил детектив Коньерз, делая какие-то пометки в блокноте.
— Да, в своей постели.
— А ее муж? — спросил более молодой Парлз.
— Я вновь повторю то, что говорил уже раньше. Лорд Мэннеринг еще не вернулся, когда я покинул Эмили. Случилось это, упреждаю ваш вопрос, примерно в половине шестого. А теперь, если вы меня простите, мы с мистером Уильямсом должны поговорить о важных для нас делах.
— Наш разговор еще не окончен. — Парлз преградил Бариччи дорогу, встав на его пути к двери. — У нас появились новые сведения.
Бариччи едва заметно вздрогнул:
— Что за сведения?
— По словам горничной леди Мэннеринг, ее госпожа была очень нервной и взволнованной в тот вечер. Горничной показалось, что ее госпожа чего-то боялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Вы угадали. Ноэль смотрела на картину, пытаясь найти на ней подпись художника. Должно быть, это было одно из полотен, о которых говорил Эшфорд, — имя автора на ней прикрывала рама. Массивная рама с толстыми объемными краями.
— Потрясающе, — искренне восхитилась Ноэль. — Хотя она абсолютно не похожа на другие ваши работы. Ваш талант меня потрясает.
— Я пишу в любой манере, и все образцы работы моей кисти представлены в галерее Франко, — не боясь быть нескромным, заявил Андре, бросая на нее жгучий взгляд, и даже объемистая грудь Грейс не помешала ему. — Это впечатляет куда больше, чем деятельность служащего страховой компании. Не так ли?
Ноэль сделала вид, что, не заметила этой язвительной реплики Андре.
Она действительно была восхищена его талантом.
— Я просто потрясена вашим даром, Андре, — сказала Ноэль потеплевшим голосом.
— Ваша красота — тоже дар, — рассмеялся он бархатистым смехом. — Не менее редкий…
— Нет, Андре, не сравнивайте. Думаю, нет такого сюжета, который вы не смогли бы запечатлеть…
Лицо Андре приняло жесткое выражение. Глаза беспокойно обежали зал.
— Будь у меня возможность спокойно работать, я превзошел бы всех мастеров. И когда-нибудь это случится.
— Не сомневаюсь, что так оно и будет, — поспешила заверить Ноэль, удивленная его горячностью.
Что это? Ревность профессионала к соперникам или что-то другое? Стараясь понять его, она повернулась, следуя взглядом за ним.
«Осторожнее, Ноэль, — остерегала она себя. — Не обижай и не отталкивай его».
— В этой комнате собраны шедевры, за которыми будущее, — начала Ноэль. — Я слышала, что из галереи было продано на аукционах несколько очень ценных картин. Вы когда-нибудь видели эти полотна? Возможно, и сегодня вы пишете не хуже этих мастеров. Во всяком случае, вам есть у кого поучиться.
Он небрежно пожал плечами:
— Иногда я вижу их и их полотна. А учиться предпочитаю на собственных работах. Уверен, что подлинный художник мыслит оригинально, должен работать по-своему, а не пытаться воспроизвести уже сделанное кем-то.
— Вы, наверное, правы, — пробормотала Ноэль, соображая, как заставить его вернуться к вскользь брошенному слову «иногда»… Что же за бесценные работы побывали в этих стенах. Но Андре настолько был поглощен собой, что говорить о других не собирался. О Господи! Даже если бы в галерее сейчас появился микеланджеловский «Давиды и, подошел к нему вплотную, Андре не заметил бы его — ведь на скульптуре не стояло бы его имя.
Во всяком случае, пока что ей не удалось вытянуть из Андре никакой информации. Она не продвинулась ни на дюйм. А время неумолимо бежит. Бариччи все еще на свободе…
— Мой дар уникален, Ноэль, — прошептал Андре, протягивая к ней руку и касаясь пряди ее волос. — Моя страстная натура не знает преград ни в чем. И это касается всего, всех граней моей жизни.
Грейс громко кашлянула, и Андре неохотно отстранился от Ноэль, а рука его вяло и безвольно повисла вдоль тела.
— Позвольте вам кое-что показать, — встрепенулся он и подвел Ноэль к пейзажу, от красоты которого у нее захватило дух.
На полотне были запечатлены йоркширские скалы, обрывающиеся к Северному морю. На самой вершине одной из скал стояла молодая прелестная женщина, ее темные волосы трепал ветер.
— Обратите внимание — рама здесь очень тоненькая, она не мешает смотреть на картину. Я намеренно использую очень простые и узкие рамы, ибо давно понял, что взгляд зрителя не должен цепляться за безвкусную кричащую раму, в которую заключена картина. Этот пейзаж, если хотите, — мой вклад в успешную деятельность галереи Франко.
Высокопарность последней фразы немного удивила Ноэль. Ей показалось, что за ней кроется какой-то пока непонятный для нее смысл…
— Конечно, я понимаю вас, — кивнула Ноэль. Объяснения Андре натолкнули ее на новую мысль. Сколько же картин он написал по заказу Бариччи? Около дюжины? Значит, путем исключения она могла бы выяснить, сколько полотен было создано другими. Оглядевшись, Ноэль изумленно сдвинула брови. Куда бы она ни взглянула, в глаза бросались пресловутые изогнутые ореховые рамы. Всего три, нет, четыре картины, включая абстрактную в тяжелой аляповатой раме, принадлежали другим художникам.
Это ее заинтриговало. Только вот с какой стороны подойти к Андре. И, сделав невинные глаза, она спросила:
— Для того пейзажа, полагаю, вы не могли в этом случае использовать вашу любимую раму из-за больших размеров полотна.
— Вы правы, — подтвердил Андре, и она почувствовала в его голосе скрытое напряжение. — Моя рама не выдержала бы картину такого размера… Отвратительно смотреть на этот нелепый кусок дерева, по достоинству мешающий оценить работу, тонкую палитру… Но ничего нельзя было сделать.
— Я так и подумала. — Ноэль внимательно изучала выражение его лица. Эта быстрая смена настроений — беспокойство, подозрительность, пафос… Откуда они? И все же Андре был художником, и это могло быть проявлением его темперамента, вызвавшим бурный всплеск чувств.
Будь рядом с ней Эшфорд, он бы помог ей разобраться во всем этом. И взгляд ее непроизвольно обратился к дальнему концу зала. Что сейчас происходит в кабинете Бариччи? Вот стать бы мухой, пролететь туда и подслушать, как припер его к стене Эшфорд.
Но увы, пока что и он недалеко продвинулся в деле сыска.
— Джентльмены, вы напрасно тратите свое и мое время. — Повторяя эту фразу, Бариччи разглаживал отвороты своего сюртука, поглядывая на детективов из-за бюро несколько нетерпеливо и свысока. — Я сказал вам все, что знаю. Мне ничего не известно об украденной у лорда Вэнли картине Гойи, как я уже имел честь говорить вам в прошлую нашу встречу. Нет у меня никаких сведений и о картине Рембрандта. Что же касается Эмили Мэннеринг, могу повторить лишь то, что говорил с самого начала: да, у нас была связь. И я посетил Эмили в ночь, когда она умерла. Но уверяю вас, она была жива и здорова, когда мы расстались. Она была жива и спала.
— В своей постели, — уточнил детектив Коньерз, делая какие-то пометки в блокноте.
— Да, в своей постели.
— А ее муж? — спросил более молодой Парлз.
— Я вновь повторю то, что говорил уже раньше. Лорд Мэннеринг еще не вернулся, когда я покинул Эмили. Случилось это, упреждаю ваш вопрос, примерно в половине шестого. А теперь, если вы меня простите, мы с мистером Уильямсом должны поговорить о важных для нас делах.
— Наш разговор еще не окончен. — Парлз преградил Бариччи дорогу, встав на его пути к двери. — У нас появились новые сведения.
Бариччи едва заметно вздрогнул:
— Что за сведения?
— По словам горничной леди Мэннеринг, ее госпожа была очень нервной и взволнованной в тот вечер. Горничной показалось, что ее госпожа чего-то боялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80