Повернувшись, он взглянул на ее лицо.
– Боже, что с вами?
Констанс неопределенно покачала головой.
Сенред подошел к ним с мешком и чем-то похожим на связку блестящей соломы.
– Пошли. – Сенред улыбался, но чувствовалось, что он зол. Он взял Констанс за руку. – Лучше отойдем подальше от этого шарлатана, прежде чем я его не придушил. Я обещал ему и эту проклятую луну, и звезды, если он отведет нас в Морле.
– В Морле? – Они обменялись взглядами, и Констанс поняла, что у него есть какой-то замысел. – Ты чего-то недоговариваешь?
– Тише.
Сенред отвел ее подальше от фургонов. Оставив Тьерри во дворе гостиницы, они пошли по дороге.
– Мы отправимся в Морле вместе с комедиантами. Только, пожалуйста, помалкивай.
Констанс попыталась высвободить руку из его пальцев.
– Пусти меня. Ты не можешь задумывать такие вещи, не посоветовавшись со мной. Я не возвращусь в свой замок, пока ты не объяснишь мне, что замышляешь. – В твой замок? – Он искоса поглядел на нее. – Да, но ведь Роберт Фицджилберт и этот ублюдок, который называет себя твоим братом, наверняка уже там. Сидя на отнятом у тебя добре, они надеются, что ты не посмеешь бросить им вызов. А тем временем Клеры придумают какой-нибудь способ, чтобы окрутить тебя с их племянничком.
При одной мысли о возможности такого исхода ей стало дурно.
– Погоди, я хочу поговорить с тобой.
Сенред не обратил на ее слова никакого внимания, словно не слышал. Ей пришлось пробежать несколько шагов, чтобы догнать его.
– Что это такое у тебя в руках? А что в мешке?
Он чуть не силой потащил ее по дороге. Но в следующий миг им пришлось отпрыгнуть в сторону, потому что мимо них промчалась еще одна группа охотников.
Констанс посмотрела им вслед.
– Прошлой зимой я тоже охотилась здесь, на землях графа Харфорда. – Она оставалась все той же Констанс Морле, но для скачущих мимо всадников она стала одной из многих безымянных, безликих женщин, каких много встречается на дороге.
Сенред дернул ее за руку.
– Для нас эти люди – никто.
Он перепрыгнул через каменную ограду и подождал, пока она сделает то же самое.
Земля здесь в этом году лежала под парами, покрытая шуршащим ковром сухой листвы. Каменная ограда защищала их от ветра, неяркое зимнее солнце, казалось, даже слегка пригревало.
– Ну-ка посмотрим. – Сенред приблизился к ней и надел на голову связку соломы. Затем отступил, посмотрел на нее и удовлетворенно кивнул: – Похоже, ты подойдешь.
– Теперь я понимаю, почему вилланов зовут соломенными головами.
Нахмурившись, Констанс попыталась снять соломенный парик.
– Послушай, – остановил ее Сенред. Его точеное лицо, высвеченное зимним солнцем, приняло сосредоточенное выражение. – Есть такой небольшой фарс, который называется «Джек и Маленький Джек». Его часто разыгрывают на сельских ярмарках.
Открыв мешок, он вытащил из него надутый вдвое больше обычного свиной пузырь и сунул его под мышку.
– Маленький Джек ходит обычно вот так.
Сенред отошел от нее и изобразил, как неуклюже, не сгибая коленей, забавно ходят некоторые деревенские увальни.
– Можешь повторить?
Подняв руки, Констанс притронулась к соломенному парику. Ей совсем не хотелось изображать Маленького Джека, в ее голове роились сотни вопросов. Но напряженно-серьезное выражение его лица остановило ее.
Она заколебалась:
– Я попробую.
Констанс пошла по траве, стараясь воспроизвести его походку. Это оказалось не так легко, как она думала.
Сощурившись, Сенред наблюдал за нею.
– Господи, да у тебя вроде бы есть актерский талант. Повтори это, только постарайся не крутить задницей.
Констанс изумленно вскинула на него глаза. Затем, надув щеки и глупо ухмыляясь, вернулась назад. Он отступил в преувеличенном замешательстве.
– Ах ты, дурень безмозглый, ты испортил мой свинарник!
И ударил ее свиным пузырем. От неожиданности она споткнулась и шлепнулась навзничь. В следующий же миг Сенред навалился на нее.
– Да я тебя убью! – вскипела Констанс, выплевывая попавшую ей в рот соломинку. Она еще сильнее обозлилась, когда почувствовала, что его большое тело сотрясается от хохота.
– Констанс, моя дорогая… – Он попробовал повернуть ее голову и поцеловать. – Ты была просто великолепна. Труппа направляется в замок Морле, – сказал он, не обращая внимания на ее сопротивление. – Там, с божьей помощью, мы будем играть с тобой Маленького Джека и фермера Джека, пока гарнизонные рыцари не закроют главные ворота Морле. Там-то мы схватим и рыцарей Фицджилберта, и самого красавчика, а заодно и твоего ублюдочного брата, который оказался такой свиньей.
Констанс перестала сопротивляться и подняла на него глаза. Он снял с нее соломенный парик и легонько поцеловал.
– Когда все верные тебе рыцари соберутся в зале, ты сбросишь с себя соломенный парик, вскочишь на главный стол, за которым сидят высокопоставленные гости, и откроешься всем собравшимся, и да поможет нам святой Георгий! Я сам не мог бы написать лучшей драмы, чем та, что будет разыграна в замке Морле. Мы исполним ее под звон мечей до триумфального конца. И тогда все, что дорого тебе, моя графиня, – сказал он с грустью и нежностью, глядя на нее, – снова станет твоим, как в былые времена.
Сенред отпустил ее руку, чтобы она поправила волосы и вытащила из них несколько колючих соломин.
– Моя отважная, прекрасная Констанс! – пробормотал он. – Свидетель – бог, ты моя душа, моя совесть, и, поверь, я отнюдь не шучу. Я видел, как сильно любят тебя твои люди. Молюсь, чтобы хоть кто-нибудь любил меня так, как они.
Какой-то миг она даже не смела дохнуть.
– Но ведь мне предстоит потерять тебя, – шепнула она, взглянув на него.
Его лицо переменилось.
– Нет, Констанс!
Она закинула руки ему на шею и притянула к себе.
– Я не хочу возвращаться… Я предпочла бы разделить с тобой твою бродячую жизнь. Не оставляй меня, – взмолилась она. – Я не хочу, чтобы ты покинул меня. Никогда в своей жизни я не была так счастлива, как с тобой.
Сенред криво усмехнулся:
– Ты хочешь снова жить той жизнью, которой мы жили по пути из Бейсингстока? Неужели ты говоришь серьезно, прелестная графиня? А что будет с твоими детьми?
Ее дети! О Пресвятая Мать, он же знает, что Констанс не может их покинуть.
Ее губы задрожали, она отвернулась.
– Не плачь, дорогая. – Сенред склонился к ней и нежно тронул губами ее заплаканные щеки. – Поверь, я ни за что не стану губить тебя, как хотел погубить однажды. И без того погублены уже многие. Я не могу дать тебе ничего, кроме нищеты и горя. Ты принадлежишь своим людям, своим детям, своим рыцарям, своим поместьям и этому проклятому замку. Надо быть полным глупцом и слепцом, чтобы не замечать этого.
– Нет! – простонала она.
– Да.
Его руки, проскользнув под одежду, ласкали ее груди, воспламеняя своими прикосновениями все тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84