Удовлетворять его похоть, рожать ему детей – вот и все ее предназначение. Она будет дорогой игрушкой в руках мужа, не больше.
Тут она вспомнила о своих дочерях. Хорошо хоть Роберт Фицджилберт обещал, что не станет разлучать их с нею.
Неужели она ничего не может им противопоставить? Неужели загнана в угол, из которого не вырваться? Ее снедало желание бросить им вызов. Жюльен ни за что не должен получить Баксборо, хотя Роберт Фицджилберт наверняка обещал отдать ему поместье за ту роль, которую он сыграл в этом заговоре. А уж как она мечтала отомстить Юберу де Варренну, невозможно было передать словами.
– Леди Констанс! – Роберт Фицджилберт хотел подойти к ней, но Жюльен удержал его. – Милая, дорогая леди, знайте, что, невзирая на все сделанное, я питаю к вам самые нежные чувства. Я не мог обратиться к вам с официальным предложением, но заверяю вас в моих самых благородных намерениях. Пожалуйста, скажите мне, что вы хотя бы слышали слова, с которыми я к вам обращаюсь.
Юбер де Варренн вскинул глаза на Жюльена.
– Упрямая сука, – сказал он. – Даже не желает отвечать. Такое выражение на ее лице я вижу уже не в первый раз.
Жюльен кивнул.
– Я же сказал, мы продержали ее здесь недостаточно долго, чтобы она созрела для разумного решения. Пошли, Роберт. – Он дернул молодого человека за рукав. – Перестань мечтать об этой шлюхе, пойдем лучше поедим в трактире.
– Но вы не можете оставить ее здесь в таком состоянии, – ужаснулся Роберт. – В этой келье холоднее, чем в гробнице.
– Вот и хорошо. – Жюльен взял его за руку и повел к двери. – Оставь мою проклятую сестру здесь еще на несколько дней, чтобы она могла лучше оценить небесное блаженство, ожидающее ее с тобой.
Фицджилберт обернулся через плечо:
– Жюльен, я не хочу, чтобы она голодала. Хватит с нее этого холода и грязи и…
– Ну, хорошо. – Жюльен обменялся быстрым взглядом с де Варренном. – Пожалуй, ей могут давать суп. В дополнение к хлебу и воде.
Роберт пробормотал что-то невнятное. Прежде чем выйти, Жюльен остановился.
– Надо будет зайти к приорессе. – Он повернулся к Констанс: – Да не упрямься ты так, сестричка. Такой штуки в штанах, как у Фицджилберта, нет ни у кого другого. Спроси у него, он скажет. К тому же, выйдя замуж за одного из Клеров, ты станешь богаче, чем когда бы то ни было. Тебе это понравится.
Она только взглянула на него гневно пылающими глазами. Не дождавшись ответа, он пожал плечами, повернулся и вышел, таща за собой Роберта.
Юбер де Варренн захлопнул дверь с другой стороны, и через миг звякнул засов.
Констанс вернулась к койке, закуталась в одеяло и села, поджав под себя ноги. Она вся дрожала – не столько от холода, сколько от ярости.
В глубине души она знала, что ей придется сдаться, если она хочет сохранить своих детей. Одна мысль о том, что Оди и Беатрис могут отнять у нее, возможно, выдать замуж или упрятать в какой-нибудь дальний монастырь, приводила ее в ужас. По-видимому, у нее нет никакого выхода. К тому же пол-Англии будут считать ее дурой, если она не выйдет за племянника Клеров.
Однако все в ней противилось постыдной сдаче. Будь она одна, этим подонкам ни за что не удалось бы одолеть ее. Не будь у нее другого выхода, она осталась бы в этой проклятой монастырской келье и довела бы себя до голодной смерти.
Констанс вдруг удивилась силе своей ненависти. Что с ней? Всю жизнь мужей для нее выбирал король, и она покорно с этим смирялась, но сейчас ярость сотрясала все ее существо. И эта ярость была направлена против них всех, даже против короля.
Да, она и в самом деле мегера, как обозвал ее Жюльен.
Совершенно обессиленная, Констанс прилегла на койку.
Свет померк, но никто не принес ей ни хлеба, ни воды. Констанс встала, подошла к двери и забарабанила по ней, но никто, казалось, даже ее не слышал, и она вернулась обратно на койку.
Наутро рот у нее пересох, она испытывала мучительную жажду. Днем Констанс кричала и колотила по двери, но никто по-прежнему не отзывался.
От криков ее горло пересохло еще сильнее, язык распух.
Она села на койку и долго плакала. Только эти соленые слезы и смачивали ее растрескавшиеся губы. Она не могла понять, почему ей не приносят хотя бы хлеба и воды.
К вечеру Констанс уже испытывала сильный страх. Она ломала голову, стараясь понять, что могло натолкнуть их на решение уморить ее голодом. Она вспомнила, что ей обещали приносить суп. Жюльен сказал это перед уходом.
Мысль о горячем супе не давала Констанс ни минуты покоя, доводя ее едва ли не до бешенства. Если бы они пришли к ней с тарелкой супа, она согласилась бы на все их условия. Не раздумывая, обвенчалась бы с Фицджилбертом. В этот момент она была готова на все. В ее организме осталось так мало жидкости, что она ни разу не использовала принесенное ей ведро.
Пала тьма, вновь похолодало. Констанс лежала на койке и плакала, пока не задремала.
Уже светало, когда она услышала чьи-то голоса.
Констанс соскочила с койки. Ноги так плохо ее держали, что она едва не свалилась на пол. Пошатываясь, как пьяная, она направилась к двери.
Суп. Они обещали ей горячий суп. Язык ее так распух, что она не могла кричать, только издавала какие-то хриплые, невнятные звуки.
Дверь отворилась.
«Сдаюсь! – хотела было выкрикнуть Констанс. Она сделала несколько неуверенных шажков. – Я сделаю все, что вы хотите! Только не оставляйте меня здесь!»
Сперва она почти ничего не видела. Только поняла, что это не трое ее заклятых врагов.
Констанс пристально смотрела на пришедших. От волнения она даже забыла набросить одеяло, и ее испачканные кровью волосы спадали ей на глаза. Сквозь их густую сеть она смогла различить монаха в черной рясе и монахиню.
Они неподвижно стояли и глядели на нее. Затем монах грязно и смачно выругался.
– Констанс… – Протянув руки, он поддержал ее, чтобы она не упала. – Клянусь Иисусом, я убью этих подонков! И прежде чем умрут, они испытают все муки ада.
Она растерянно наблюдала за ними, не понимая, что происходит. Похоже, монах и монахиня были не настоящие, а переодетые. Монах поддерживал Констанс, в то время как его спутница надевала на нее монашескую одежду.
– Сенред! – едва слышно шепнула она. Как было не узнать эти незабываемые голубые глаза.
Ее захлестнула безумная радость. Она даже хрипло рассмеялась. Смех в этой темной вонючей келье прозвучал просто ужасно. Констанс не верила, что все это происходит на самом деле.
Женщина взяла ее за руку. В ее глаза заглянули знакомые глаза, подведенные углем.
– Девушка-ива, – сказала она. – Наконец-то мы тебя нашли. Уж нас-то ты можешь не бояться.
Констанс все смеялась и никак не могла остановиться.
– Суп… – повторяла она. Теперь, когда они пришли за ней, только тарелки горячего супа недоставало ей до полного счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Тут она вспомнила о своих дочерях. Хорошо хоть Роберт Фицджилберт обещал, что не станет разлучать их с нею.
Неужели она ничего не может им противопоставить? Неужели загнана в угол, из которого не вырваться? Ее снедало желание бросить им вызов. Жюльен ни за что не должен получить Баксборо, хотя Роберт Фицджилберт наверняка обещал отдать ему поместье за ту роль, которую он сыграл в этом заговоре. А уж как она мечтала отомстить Юберу де Варренну, невозможно было передать словами.
– Леди Констанс! – Роберт Фицджилберт хотел подойти к ней, но Жюльен удержал его. – Милая, дорогая леди, знайте, что, невзирая на все сделанное, я питаю к вам самые нежные чувства. Я не мог обратиться к вам с официальным предложением, но заверяю вас в моих самых благородных намерениях. Пожалуйста, скажите мне, что вы хотя бы слышали слова, с которыми я к вам обращаюсь.
Юбер де Варренн вскинул глаза на Жюльена.
– Упрямая сука, – сказал он. – Даже не желает отвечать. Такое выражение на ее лице я вижу уже не в первый раз.
Жюльен кивнул.
– Я же сказал, мы продержали ее здесь недостаточно долго, чтобы она созрела для разумного решения. Пошли, Роберт. – Он дернул молодого человека за рукав. – Перестань мечтать об этой шлюхе, пойдем лучше поедим в трактире.
– Но вы не можете оставить ее здесь в таком состоянии, – ужаснулся Роберт. – В этой келье холоднее, чем в гробнице.
– Вот и хорошо. – Жюльен взял его за руку и повел к двери. – Оставь мою проклятую сестру здесь еще на несколько дней, чтобы она могла лучше оценить небесное блаженство, ожидающее ее с тобой.
Фицджилберт обернулся через плечо:
– Жюльен, я не хочу, чтобы она голодала. Хватит с нее этого холода и грязи и…
– Ну, хорошо. – Жюльен обменялся быстрым взглядом с де Варренном. – Пожалуй, ей могут давать суп. В дополнение к хлебу и воде.
Роберт пробормотал что-то невнятное. Прежде чем выйти, Жюльен остановился.
– Надо будет зайти к приорессе. – Он повернулся к Констанс: – Да не упрямься ты так, сестричка. Такой штуки в штанах, как у Фицджилберта, нет ни у кого другого. Спроси у него, он скажет. К тому же, выйдя замуж за одного из Клеров, ты станешь богаче, чем когда бы то ни было. Тебе это понравится.
Она только взглянула на него гневно пылающими глазами. Не дождавшись ответа, он пожал плечами, повернулся и вышел, таща за собой Роберта.
Юбер де Варренн захлопнул дверь с другой стороны, и через миг звякнул засов.
Констанс вернулась к койке, закуталась в одеяло и села, поджав под себя ноги. Она вся дрожала – не столько от холода, сколько от ярости.
В глубине души она знала, что ей придется сдаться, если она хочет сохранить своих детей. Одна мысль о том, что Оди и Беатрис могут отнять у нее, возможно, выдать замуж или упрятать в какой-нибудь дальний монастырь, приводила ее в ужас. По-видимому, у нее нет никакого выхода. К тому же пол-Англии будут считать ее дурой, если она не выйдет за племянника Клеров.
Однако все в ней противилось постыдной сдаче. Будь она одна, этим подонкам ни за что не удалось бы одолеть ее. Не будь у нее другого выхода, она осталась бы в этой проклятой монастырской келье и довела бы себя до голодной смерти.
Констанс вдруг удивилась силе своей ненависти. Что с ней? Всю жизнь мужей для нее выбирал король, и она покорно с этим смирялась, но сейчас ярость сотрясала все ее существо. И эта ярость была направлена против них всех, даже против короля.
Да, она и в самом деле мегера, как обозвал ее Жюльен.
Совершенно обессиленная, Констанс прилегла на койку.
Свет померк, но никто не принес ей ни хлеба, ни воды. Констанс встала, подошла к двери и забарабанила по ней, но никто, казалось, даже ее не слышал, и она вернулась обратно на койку.
Наутро рот у нее пересох, она испытывала мучительную жажду. Днем Констанс кричала и колотила по двери, но никто по-прежнему не отзывался.
От криков ее горло пересохло еще сильнее, язык распух.
Она села на койку и долго плакала. Только эти соленые слезы и смачивали ее растрескавшиеся губы. Она не могла понять, почему ей не приносят хотя бы хлеба и воды.
К вечеру Констанс уже испытывала сильный страх. Она ломала голову, стараясь понять, что могло натолкнуть их на решение уморить ее голодом. Она вспомнила, что ей обещали приносить суп. Жюльен сказал это перед уходом.
Мысль о горячем супе не давала Констанс ни минуты покоя, доводя ее едва ли не до бешенства. Если бы они пришли к ней с тарелкой супа, она согласилась бы на все их условия. Не раздумывая, обвенчалась бы с Фицджилбертом. В этот момент она была готова на все. В ее организме осталось так мало жидкости, что она ни разу не использовала принесенное ей ведро.
Пала тьма, вновь похолодало. Констанс лежала на койке и плакала, пока не задремала.
Уже светало, когда она услышала чьи-то голоса.
Констанс соскочила с койки. Ноги так плохо ее держали, что она едва не свалилась на пол. Пошатываясь, как пьяная, она направилась к двери.
Суп. Они обещали ей горячий суп. Язык ее так распух, что она не могла кричать, только издавала какие-то хриплые, невнятные звуки.
Дверь отворилась.
«Сдаюсь! – хотела было выкрикнуть Констанс. Она сделала несколько неуверенных шажков. – Я сделаю все, что вы хотите! Только не оставляйте меня здесь!»
Сперва она почти ничего не видела. Только поняла, что это не трое ее заклятых врагов.
Констанс пристально смотрела на пришедших. От волнения она даже забыла набросить одеяло, и ее испачканные кровью волосы спадали ей на глаза. Сквозь их густую сеть она смогла различить монаха в черной рясе и монахиню.
Они неподвижно стояли и глядели на нее. Затем монах грязно и смачно выругался.
– Констанс… – Протянув руки, он поддержал ее, чтобы она не упала. – Клянусь Иисусом, я убью этих подонков! И прежде чем умрут, они испытают все муки ада.
Она растерянно наблюдала за ними, не понимая, что происходит. Похоже, монах и монахиня были не настоящие, а переодетые. Монах поддерживал Констанс, в то время как его спутница надевала на нее монашескую одежду.
– Сенред! – едва слышно шепнула она. Как было не узнать эти незабываемые голубые глаза.
Ее захлестнула безумная радость. Она даже хрипло рассмеялась. Смех в этой темной вонючей келье прозвучал просто ужасно. Констанс не верила, что все это происходит на самом деле.
Женщина взяла ее за руку. В ее глаза заглянули знакомые глаза, подведенные углем.
– Девушка-ива, – сказала она. – Наконец-то мы тебя нашли. Уж нас-то ты можешь не бояться.
Констанс все смеялась и никак не могла остановиться.
– Суп… – повторяла она. Теперь, когда они пришли за ней, только тарелки горячего супа недоставало ей до полного счастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84