Снова — непонятно, с какой стороны — донеслись крики, перемежаемые резким змеиным шипением. Длинное тело, сосиской висящее на правом плече Багшо, пошевелилось и застонало. И чего это парень такой тяжелый? Ну ведь точно сначала был легче! Висеть вверх тормашками — вряд ли это полезно его голове. Да какая разница, хуже этой голове не будет — хуже некуда. Голова самого Багшо явно намеревалась взорваться на манер той шумовой гранаты — а ведь он ввел себе КРп до дыма. Принятая после, эта зараза лупит еще в сто раз сильнее.
Багшо чуть не врезался во что-то черное, размером с хороший грузовик. Ну да, шасси “Боинга”. А Система эта тоже стерва еще та, могла бы и предупредить. Шатаясь от усталости, он залез в узкий, похожий на пещеру просвет между колесами. Сойдет. Тело, свинцовым грузом оттягивающее плечо, стонало все громче и даже слегка брыкалось. Багшо усадил Седрика на пол, привалил спиной к огромному колесу, опустился рядом на колени и начал шумно хватать ртом воздух, а точнее — дым. Вот уж верно, что старость — не радость.
Колокольный звон почти стих, но голова все еще не оставила гнусного намерения взорваться. Трудно думать взрывающимся мозгом, очень трудно.
А эта хрень чего на мне висит?
Багшо скинул бластер на пол:
— Ну как ты, Шпрот? Живой?
Седрик дернулся, пробормотал что-то невнятное — и вдруг разразился длинной тирадой, состоящей из множества непристойных слов и одного пристойного:
— ..Голова!
А затем вцепился в упомянутую голову обеими руками и добавил:
— Нет, не живой.
— Понятно. Это все от антидота. Поболит немного и пройдет.
— Поболит? Ты называешь это — поболит? Вот же сучий потрох!
— Стихни. Главное — ты в безопасности. Может быть… Багшо хотел было включить наручный микрофон, вызвать подкрепление, но передумал — у этих, золотых-зеленых, наверняка есть подслушивающее оборудование. Кстати о зеленых — интересно, сумел уже Чен отозвать своих ребят?
— Ты снова уделал мой нос! — Это звучало как “дыдобаудебаб бойдос!” Седрик поднял голову — двумя руками, как некий предмет, не имеющий прямого отношения к его телу. — А что там было?
— Маленькая драчка. Я вытащил тебя. Другие вытащили твою бабушку и Чена.
Я надеюсь, что вытащили. Я надеюсь, что вытащившие были одеты в красное.
Седрик застонал и что-то пробормотал.
Затем наступила тишина.
Ну вот, начинается, обреченно подумал Багшо. С белого, как мел, лица смотрели расширившиеся от ужаса глаза:
— Я убил его! Я сломал ему шею! Господи Боже ты мой!
— Ты его не убивал.
— Убил! Я ударил ребром ладони по горлу! Вот — и рука болит…
Седрик уставился на свою правую ладонь — сильно распухшую, Багшо видел это даже в полумраке.
— Его убила твоя бабушка. Это она нажала на спуск. А ты — просто оружие.
Господи, да что это с мальчонкой, чего он так скрючился? Ну вот, наблевал. От КРп такого вроде бы не бывает. От боли, наверное, — или от воспоминаний. Или крови из носа наглотался.
Седрик распрямился, вытер рот левой, целой, рукой и застонал:
— Я убил его. Я слышал, как хрустнула шея!
— Нет. От тебя здесь ничего не зависело. Его убила твоя бабушка. Или я.
— Чего?
— Ты что, в приюте, что ли, научился этому удару? Нет, Шпрот, ты его не убивал, скорее уж я.
— Ты?
— Я. Это я его убил, если тебе уж так хочется. Только не ты. Ты тут ни в чем не виноват.
Туман сильно приглушал звуки, однако было понятно, что бой разгорается — шипение лазеров и вопли доносились все чаще, последнее время к ним примешивались и резкие выкрики команд. Сориентировались противнички, организуются. И чего это Система не присылает подкрепление?
Затем загромыхал чей-то усиленный мегафоном голос. За шумом боя и стуком в собственной голове Багшо не смог разобрать ни слова, оставалось надеяться, что это Чен отзывает зеленых. Если не удастся быстро разоружить золотых, если эти ребята на сто процентов уверятся, что их подзащитный откинул копыта, тут же такое начнется — не приведи Господь… Некоторые немцы позволяют себя закодировать на самурайский кодекс чести, после смерти начальничка они превращаются в безумных фанатиков. Кодируют их точно так же, как Седрика, только Седрика-то подцепили обманом. А эти ублюдки глядят на перекрестье добровольно — все равно что душу продают.
— Почему я это сделал? — Седрик еле ворочал языком, слова звучали глухо и неразборчиво.
— Ничего ты не делал. От тебя тут ровно ничего не зависело.
— Да не крути ты, мать твою! — заорал Седрик. — Расскажи все как есть.
Трах! Стальные плиты покрытия вздрогнули, голову Багшо пронзила горячая вспышка боли. А это что еще за хрень? Программа не предусматривала никаких таких хлопушек. И все же кто-то начал ими швыряться. Веселенькие, долби их в корень, дела. А что, если золотые ребята задумали отправиться прямиком на тот свет, прихватив за компанию и всех остальных? Похоже, очень похоже. Трах! Раздались звуки рвущегося металла и падающих обломков — словно все во вселенной кухонные горшки разом обрушились на бетонный пол.
— Вставай, Шпрот. Мотать нужно отсюда на хрен.
Мальчонка даже не пошевелился — так и сидел, вытянув свои ходули; лицо — белая лепешка, а глаза сверкают, как бешеные.
— Так ты расскажи, почему я это сделал?
— Потом, на досуге.
— Сейчас! Сейчас! Сейчас!
А не всадить ли ему укол, чтобы стих? Да нет, рисково. Шок — штука хитрая, а тут еще парень чуть не пополам ломается под грузом несуществующей вины.
— Я проверял твою сетчатку, помнишь? И не мог поверить своей удаче, когда ты так вот сразу взял и согласился. Глупый сосунок, ничего, кроме своей фермы, в жизни не видевший.
— А в Центре чего-то не проверяли, — пробубнил Седрик.
— Вот именно. Сканеры сетчатки вышли из употребления. Только и остались, что в старых телепостановках. А в реальном мире — ни-ни, слишком уж они опасны. Стробоскопический гипноз.
— А?
— Слушай, красавец, нам нужно бежать. Подуло холодом. Последний бабах — это ж они точно ворота снесли, вон как дым вихрится. А когда совсем рассеется…
— Я тебя закодировал. Ты сфокусировал глаза на перекрестье сканера и через пару секунд отключился. Глубокий транс. Когда человек в таком состоянии, закодировать его — проще простого. Ну а потом бабушка дала сигнал, и ты, помимо своей воли, бросился в атаку.
Седрик пробормотал нечто неразборчивое, но — судя по интонации — крайне нелестное.
Багшо не вслушивался. Зачем? Он и сам крыл себя последними словами — словами, которых Седрик, пожалуй, и не слышал-то никогда. Отомстить было необходимо, убийцы получили по заслугам, будь воля Багшо, он бы их вообще… Ладно, замнем. И все же — и все же. Никогда еще прежде не чувствовал он себя стопроцентным, патентованным, пробы негде ставить, говном. А ведь этот олух, небось, думает, что у него, значит, совесть есть, а все остальные и не знают, с чем эту штуку едят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Багшо чуть не врезался во что-то черное, размером с хороший грузовик. Ну да, шасси “Боинга”. А Система эта тоже стерва еще та, могла бы и предупредить. Шатаясь от усталости, он залез в узкий, похожий на пещеру просвет между колесами. Сойдет. Тело, свинцовым грузом оттягивающее плечо, стонало все громче и даже слегка брыкалось. Багшо усадил Седрика на пол, привалил спиной к огромному колесу, опустился рядом на колени и начал шумно хватать ртом воздух, а точнее — дым. Вот уж верно, что старость — не радость.
Колокольный звон почти стих, но голова все еще не оставила гнусного намерения взорваться. Трудно думать взрывающимся мозгом, очень трудно.
А эта хрень чего на мне висит?
Багшо скинул бластер на пол:
— Ну как ты, Шпрот? Живой?
Седрик дернулся, пробормотал что-то невнятное — и вдруг разразился длинной тирадой, состоящей из множества непристойных слов и одного пристойного:
— ..Голова!
А затем вцепился в упомянутую голову обеими руками и добавил:
— Нет, не живой.
— Понятно. Это все от антидота. Поболит немного и пройдет.
— Поболит? Ты называешь это — поболит? Вот же сучий потрох!
— Стихни. Главное — ты в безопасности. Может быть… Багшо хотел было включить наручный микрофон, вызвать подкрепление, но передумал — у этих, золотых-зеленых, наверняка есть подслушивающее оборудование. Кстати о зеленых — интересно, сумел уже Чен отозвать своих ребят?
— Ты снова уделал мой нос! — Это звучало как “дыдобаудебаб бойдос!” Седрик поднял голову — двумя руками, как некий предмет, не имеющий прямого отношения к его телу. — А что там было?
— Маленькая драчка. Я вытащил тебя. Другие вытащили твою бабушку и Чена.
Я надеюсь, что вытащили. Я надеюсь, что вытащившие были одеты в красное.
Седрик застонал и что-то пробормотал.
Затем наступила тишина.
Ну вот, начинается, обреченно подумал Багшо. С белого, как мел, лица смотрели расширившиеся от ужаса глаза:
— Я убил его! Я сломал ему шею! Господи Боже ты мой!
— Ты его не убивал.
— Убил! Я ударил ребром ладони по горлу! Вот — и рука болит…
Седрик уставился на свою правую ладонь — сильно распухшую, Багшо видел это даже в полумраке.
— Его убила твоя бабушка. Это она нажала на спуск. А ты — просто оружие.
Господи, да что это с мальчонкой, чего он так скрючился? Ну вот, наблевал. От КРп такого вроде бы не бывает. От боли, наверное, — или от воспоминаний. Или крови из носа наглотался.
Седрик распрямился, вытер рот левой, целой, рукой и застонал:
— Я убил его. Я слышал, как хрустнула шея!
— Нет. От тебя здесь ничего не зависело. Его убила твоя бабушка. Или я.
— Чего?
— Ты что, в приюте, что ли, научился этому удару? Нет, Шпрот, ты его не убивал, скорее уж я.
— Ты?
— Я. Это я его убил, если тебе уж так хочется. Только не ты. Ты тут ни в чем не виноват.
Туман сильно приглушал звуки, однако было понятно, что бой разгорается — шипение лазеров и вопли доносились все чаще, последнее время к ним примешивались и резкие выкрики команд. Сориентировались противнички, организуются. И чего это Система не присылает подкрепление?
Затем загромыхал чей-то усиленный мегафоном голос. За шумом боя и стуком в собственной голове Багшо не смог разобрать ни слова, оставалось надеяться, что это Чен отзывает зеленых. Если не удастся быстро разоружить золотых, если эти ребята на сто процентов уверятся, что их подзащитный откинул копыта, тут же такое начнется — не приведи Господь… Некоторые немцы позволяют себя закодировать на самурайский кодекс чести, после смерти начальничка они превращаются в безумных фанатиков. Кодируют их точно так же, как Седрика, только Седрика-то подцепили обманом. А эти ублюдки глядят на перекрестье добровольно — все равно что душу продают.
— Почему я это сделал? — Седрик еле ворочал языком, слова звучали глухо и неразборчиво.
— Ничего ты не делал. От тебя тут ровно ничего не зависело.
— Да не крути ты, мать твою! — заорал Седрик. — Расскажи все как есть.
Трах! Стальные плиты покрытия вздрогнули, голову Багшо пронзила горячая вспышка боли. А это что еще за хрень? Программа не предусматривала никаких таких хлопушек. И все же кто-то начал ими швыряться. Веселенькие, долби их в корень, дела. А что, если золотые ребята задумали отправиться прямиком на тот свет, прихватив за компанию и всех остальных? Похоже, очень похоже. Трах! Раздались звуки рвущегося металла и падающих обломков — словно все во вселенной кухонные горшки разом обрушились на бетонный пол.
— Вставай, Шпрот. Мотать нужно отсюда на хрен.
Мальчонка даже не пошевелился — так и сидел, вытянув свои ходули; лицо — белая лепешка, а глаза сверкают, как бешеные.
— Так ты расскажи, почему я это сделал?
— Потом, на досуге.
— Сейчас! Сейчас! Сейчас!
А не всадить ли ему укол, чтобы стих? Да нет, рисково. Шок — штука хитрая, а тут еще парень чуть не пополам ломается под грузом несуществующей вины.
— Я проверял твою сетчатку, помнишь? И не мог поверить своей удаче, когда ты так вот сразу взял и согласился. Глупый сосунок, ничего, кроме своей фермы, в жизни не видевший.
— А в Центре чего-то не проверяли, — пробубнил Седрик.
— Вот именно. Сканеры сетчатки вышли из употребления. Только и остались, что в старых телепостановках. А в реальном мире — ни-ни, слишком уж они опасны. Стробоскопический гипноз.
— А?
— Слушай, красавец, нам нужно бежать. Подуло холодом. Последний бабах — это ж они точно ворота снесли, вон как дым вихрится. А когда совсем рассеется…
— Я тебя закодировал. Ты сфокусировал глаза на перекрестье сканера и через пару секунд отключился. Глубокий транс. Когда человек в таком состоянии, закодировать его — проще простого. Ну а потом бабушка дала сигнал, и ты, помимо своей воли, бросился в атаку.
Седрик пробормотал нечто неразборчивое, но — судя по интонации — крайне нелестное.
Багшо не вслушивался. Зачем? Он и сам крыл себя последними словами — словами, которых Седрик, пожалуй, и не слышал-то никогда. Отомстить было необходимо, убийцы получили по заслугам, будь воля Багшо, он бы их вообще… Ладно, замнем. И все же — и все же. Никогда еще прежде не чувствовал он себя стопроцентным, патентованным, пробы негде ставить, говном. А ведь этот олух, небось, думает, что у него, значит, совесть есть, а все остальные и не знают, с чем эту штуку едят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115