Новые родственники нравились ей едва ли больше, чем ему самому, она была готова безо всяких обид терпеть их пренебрежение до конца своих дней.
Fete champetre леди Селены миновал без их участия, чему они оба были несказанно рады. Риордан заверил ее, что главное – получить приглашение, а посещать дурацкое сборище вовсе не обязательно. Тетя Бесс прислала учтивую и холодную записку, приглашая их обоих на вечер по случаю ее помолвки. Кассандра в ответ отослала ей столь же учтивую и холодную записку с отказом. Она не сомневалась, что достаточно одного ее слова, чтобы залатать возникшую между ними трещину, но душа не лежала мириться с тетушкой. По крайней мере в ближайшем будущем. Слова, которые леди Синклер бросила ей в лицо во время последней встречи, были еще свежи в памяти; даже если им и суждено когда-нибудь возобновить родственные отношения, подумала Кассандра, она не перестанет подозревать тетку в неискренности.
Она много читала, чтобы скоротать время, и возобновила еще одно занятие, которым увлеклась с недавних пор. Это была ее тайна, о которой не знал никто, даже Риордан: Кассандра начала писать. Она сочиняла в основном очерки лондонской жизни, увиденной глазами женщины, но из-под ее пера выходили и рассказы, и даже пара стихотворений. Новое увлечение приносило ей радость и помогало забывать обо всем на свете.
Самым крупным ее достижением явилось направленное в «Лондон газетт» письмо с требованием сократить в уголовном законодательстве количество правонарушений, караемых смертной казнью. Здесь не было ничего случайного: за основу она взяла законопроект, над которым работал Риордан, и подписалась «К. Линдсей», используя для псевдонима девичью фамилию своей матери. К своему вящему изумлению, два дня спустя после отправки Кассандра увидела свое письмо напечатанным в газете.
В тот вечер (это был один из редких вечеров, когда Риордану никуда не надо было идти, и он остался дома) они оба устроились в креслах у камина в библиотеке. В оконные стекла барабанил дождь, от этого казалось, что в комнате особенно тепло и уютно. Риордан встал, чтобы помешать кочергой горящие поленья, потом подошел к стеклянным дверям, выходившим в сад, и высунул голову наружу. В библиотеку проник терпкий и бодрящий запах палой листвы. Ни один из них не сказал ни слова, но оба подумали, что Уокер, должно быть, задерживается из-за непогоды. Это был шестой день его отсутствия.
Вернувшись в свое кресло, Риордан раскрыл вечернюю газету. Кассандра старательно делала вид, будто поглощена своей книгой, но в действительности сидела как на угольях и исподтишка бросала на него нетерпеливые взгляды, ожидая, когда же он обратится к письмам в редакцию. Он всегда просматривал эту страницу. Наконец он дошел до заветной полосы. Она с напряженным вниманием следила за его лицом.
Сначала он сказал «гм», потом «ага!».
– В чем дело? – спросила она с невинным видом. Риордан продолжал читать.
– Вот это да! – воскликнул он.
– Что-то интересное?
– Угу.
Кассандра уже ерзала от нетерпения. Наконец он поднял голову.
– Честно говоря, да. Тут напечатано письмо, Касс, в котором кратко изложено все, с чем я намерен выступить в палате через две недели. Можно подумать, что этот парень… Как его?.. Линдсей! Можно подумать, что он мысли мои читает!
Кассандра сгорала от желания сказать ему всю правду.
– Вот послушай: «Страшная жатва, собираемая ежегодно на эшафоте во имя правосудия или ради сдерживания преступности, является национальным позором для страны, горделиво именующей себя самым просвещенным государством Европы. Мыслящие люди должны спросить себя, что именно – стремление к справедливости или обыкновенная жажда крови – заставляет судей выносить одинаково жестокий приговор подростку, укравшему ломоть хлеба, и взрослому мужчине, зарезавшему свою жену?» Правда, здорово?
– Это я написала.
– В точности то же самое я и собираюсь им сказать с парламентской трибуны. Уж это должно заставить бездельников вытащить руки из-под задницы и принять меры.
– Это я написала, – чуть громче повторила Кассандра.
Риордан уставился на нее, озадаченно хмурясь. Она сняла очки, сложила их, опустила к себе на колени и посмотрела на него.
– Что ты сказала?
– Я написала это письмо в редакцию.
Прозвучавшее в голосе спокойствие поразило даже ее саму.
– Я отослала его в среду, но не думала, что они когда-нибудь напечатают.
– Касс? Это ты написала?
Она кивнула, вытянув губы трубочкой и стараясь выглядеть как можно скромнее.
Риордан опустил взгляд на газету, потом опять перевел его на Кассандру.
– О Господи, женщина…
Он протянул к ней руку:
– А ну-ка поди сюда. Иди сюда, я сказал!
Она встала и подошла. Он взял ее за оба запястья, ошеломленно глядя на нее снизу вверх.
– Ты сердишься? – спросила она с беспокойством.
– Сержусь?
Риордан усадил ее к себе на колени и крепко обнял, причем она не оказала никакого сопротивления.
– Господи Боже всемогущий, – проговорил он, не в силах оправиться от изумления, – откуда что берется?
Он смотрел на нее, как будто видел впервые, и она покраснела, словно школьница, выигравшая приз за лучшее сочинение на заданную тему.
– Мне следует принять меры, – продолжал Риордан, – чтобы это письмо не попалось на глаза моим избирателям, а не то они прокатят меня на вороных! Мне бы очень не хотелось потерять место в парламенте, проиграв на ближайших выборах собственной жене!
Кассандра улыбнулась ослепительно, как богиня солнца.
– Тебе в самом деле нравится?
– Нравится? Касс, оно великолепно! Ты даже не представляешь, как я горжусь тобой.
Чистейшая радость наполнила ее душу, грозя выплеснуться через край.
– Мой отец был журналистом, разве ты не знал?
Риордан, улыбаясь, кивнул.
– Чтобы это написать, мне пришлось сначала кое-то прочесть, но главным образом я просто слушала и записывала твои рассуждения.
Он был очарован ее скромностью.
– Я и понятия не имел, что обладаю таким даром красноречия.
– Представь себе, обладаешь. Ты просто чертовски красноречив.
Кассандра вдруг смутилась, не зная куда девать глаза и нервно потирая руки.
– Я написала еще несколько вещей. Хочешь почитать как-нибудь на досуге?
Тут смелость окончательно ей изменила.
– В общем-то, все это чепуха, не стоящая внимания, просто глупая женская болтовня; ты не захочешь…
– Я очень хочу прочесть все твои сочинения. Меня интересует все, что ты делаешь, все, что ты думаешь. Ты самая неотразимая и непредсказуемая женщина из всех, кого я когда-либо знал.
Сердце у нее сжалось. Не в силах придумать ничего в ответ, она просто погрузилась взглядом в бездонную синеву его глаз. Ее самообладание утекало стремительно, как дождевая вода по сточной трубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Fete champetre леди Селены миновал без их участия, чему они оба были несказанно рады. Риордан заверил ее, что главное – получить приглашение, а посещать дурацкое сборище вовсе не обязательно. Тетя Бесс прислала учтивую и холодную записку, приглашая их обоих на вечер по случаю ее помолвки. Кассандра в ответ отослала ей столь же учтивую и холодную записку с отказом. Она не сомневалась, что достаточно одного ее слова, чтобы залатать возникшую между ними трещину, но душа не лежала мириться с тетушкой. По крайней мере в ближайшем будущем. Слова, которые леди Синклер бросила ей в лицо во время последней встречи, были еще свежи в памяти; даже если им и суждено когда-нибудь возобновить родственные отношения, подумала Кассандра, она не перестанет подозревать тетку в неискренности.
Она много читала, чтобы скоротать время, и возобновила еще одно занятие, которым увлеклась с недавних пор. Это была ее тайна, о которой не знал никто, даже Риордан: Кассандра начала писать. Она сочиняла в основном очерки лондонской жизни, увиденной глазами женщины, но из-под ее пера выходили и рассказы, и даже пара стихотворений. Новое увлечение приносило ей радость и помогало забывать обо всем на свете.
Самым крупным ее достижением явилось направленное в «Лондон газетт» письмо с требованием сократить в уголовном законодательстве количество правонарушений, караемых смертной казнью. Здесь не было ничего случайного: за основу она взяла законопроект, над которым работал Риордан, и подписалась «К. Линдсей», используя для псевдонима девичью фамилию своей матери. К своему вящему изумлению, два дня спустя после отправки Кассандра увидела свое письмо напечатанным в газете.
В тот вечер (это был один из редких вечеров, когда Риордану никуда не надо было идти, и он остался дома) они оба устроились в креслах у камина в библиотеке. В оконные стекла барабанил дождь, от этого казалось, что в комнате особенно тепло и уютно. Риордан встал, чтобы помешать кочергой горящие поленья, потом подошел к стеклянным дверям, выходившим в сад, и высунул голову наружу. В библиотеку проник терпкий и бодрящий запах палой листвы. Ни один из них не сказал ни слова, но оба подумали, что Уокер, должно быть, задерживается из-за непогоды. Это был шестой день его отсутствия.
Вернувшись в свое кресло, Риордан раскрыл вечернюю газету. Кассандра старательно делала вид, будто поглощена своей книгой, но в действительности сидела как на угольях и исподтишка бросала на него нетерпеливые взгляды, ожидая, когда же он обратится к письмам в редакцию. Он всегда просматривал эту страницу. Наконец он дошел до заветной полосы. Она с напряженным вниманием следила за его лицом.
Сначала он сказал «гм», потом «ага!».
– В чем дело? – спросила она с невинным видом. Риордан продолжал читать.
– Вот это да! – воскликнул он.
– Что-то интересное?
– Угу.
Кассандра уже ерзала от нетерпения. Наконец он поднял голову.
– Честно говоря, да. Тут напечатано письмо, Касс, в котором кратко изложено все, с чем я намерен выступить в палате через две недели. Можно подумать, что этот парень… Как его?.. Линдсей! Можно подумать, что он мысли мои читает!
Кассандра сгорала от желания сказать ему всю правду.
– Вот послушай: «Страшная жатва, собираемая ежегодно на эшафоте во имя правосудия или ради сдерживания преступности, является национальным позором для страны, горделиво именующей себя самым просвещенным государством Европы. Мыслящие люди должны спросить себя, что именно – стремление к справедливости или обыкновенная жажда крови – заставляет судей выносить одинаково жестокий приговор подростку, укравшему ломоть хлеба, и взрослому мужчине, зарезавшему свою жену?» Правда, здорово?
– Это я написала.
– В точности то же самое я и собираюсь им сказать с парламентской трибуны. Уж это должно заставить бездельников вытащить руки из-под задницы и принять меры.
– Это я написала, – чуть громче повторила Кассандра.
Риордан уставился на нее, озадаченно хмурясь. Она сняла очки, сложила их, опустила к себе на колени и посмотрела на него.
– Что ты сказала?
– Я написала это письмо в редакцию.
Прозвучавшее в голосе спокойствие поразило даже ее саму.
– Я отослала его в среду, но не думала, что они когда-нибудь напечатают.
– Касс? Это ты написала?
Она кивнула, вытянув губы трубочкой и стараясь выглядеть как можно скромнее.
Риордан опустил взгляд на газету, потом опять перевел его на Кассандру.
– О Господи, женщина…
Он протянул к ней руку:
– А ну-ка поди сюда. Иди сюда, я сказал!
Она встала и подошла. Он взял ее за оба запястья, ошеломленно глядя на нее снизу вверх.
– Ты сердишься? – спросила она с беспокойством.
– Сержусь?
Риордан усадил ее к себе на колени и крепко обнял, причем она не оказала никакого сопротивления.
– Господи Боже всемогущий, – проговорил он, не в силах оправиться от изумления, – откуда что берется?
Он смотрел на нее, как будто видел впервые, и она покраснела, словно школьница, выигравшая приз за лучшее сочинение на заданную тему.
– Мне следует принять меры, – продолжал Риордан, – чтобы это письмо не попалось на глаза моим избирателям, а не то они прокатят меня на вороных! Мне бы очень не хотелось потерять место в парламенте, проиграв на ближайших выборах собственной жене!
Кассандра улыбнулась ослепительно, как богиня солнца.
– Тебе в самом деле нравится?
– Нравится? Касс, оно великолепно! Ты даже не представляешь, как я горжусь тобой.
Чистейшая радость наполнила ее душу, грозя выплеснуться через край.
– Мой отец был журналистом, разве ты не знал?
Риордан, улыбаясь, кивнул.
– Чтобы это написать, мне пришлось сначала кое-то прочесть, но главным образом я просто слушала и записывала твои рассуждения.
Он был очарован ее скромностью.
– Я и понятия не имел, что обладаю таким даром красноречия.
– Представь себе, обладаешь. Ты просто чертовски красноречив.
Кассандра вдруг смутилась, не зная куда девать глаза и нервно потирая руки.
– Я написала еще несколько вещей. Хочешь почитать как-нибудь на досуге?
Тут смелость окончательно ей изменила.
– В общем-то, все это чепуха, не стоящая внимания, просто глупая женская болтовня; ты не захочешь…
– Я очень хочу прочесть все твои сочинения. Меня интересует все, что ты делаешь, все, что ты думаешь. Ты самая неотразимая и непредсказуемая женщина из всех, кого я когда-либо знал.
Сердце у нее сжалось. Не в силах придумать ничего в ответ, она просто погрузилась взглядом в бездонную синеву его глаз. Ее самообладание утекало стремительно, как дождевая вода по сточной трубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124