Кроме того, Ален был осторожен: он целое лето сидел тихо, чтобы избежать подобной ситуации, и дядя вообще вряд ли что-либо мог узнать. Если только кто-то не сказал ему. Винсену Ален полностью доверял, но вот Даниэль мог не выдержать расспросов отца. Мысль о таком предательстве, пусть даже вынужденном, была неприятна. Терпеть цинизм Шарля и так было нелегко, а отныне станет еще тяжелее.
– Ален, скажи мне одну вещь. Так было с самого начала? Из-за этого ты приехал сюда, из-за этого появилась твоя тяга к земле? Ты придумал эту историю и скормил ее нам? А я-то не понимал, чего ты так рвешься сюда… Вы уже были знакомы?
– Нет!
– Слишком быстро ответил… С семнадцати до двадцати одного года ты жил в Валлонге один, а ведь твоим опекуном был я. Когда вы встретились? Я, пожалуй, затащу его в суд…
– Только не ты. Ты слишком дорожишь именем и репутацией. Ты не раздуешь скандал!
Рассерженный язвительным тоном, Ален изо всех сил старался сохранить спокойствие, но Шарль только усмехнулся его горячности.
– Ты так думаешь? Имей в виду, имена несовершеннолетних не разглашаются… Тебя бы даже не назвали, зато Жан-Реми поплатился бы карьерой.
Последняя фраза выдала Шарля: если бы дядя узнал об этом раньше, он бы рьяно взялся за него. А он даже купил у Жана-Реми картину на день рождения Клары – значит, тогда он еще ничего не знал. Но тут ничего нельзя сказать наверняка: Шарль был слишком непредсказуем и скрытен, невозможно угадать, о чем он думает и что готовит.
– Что ты будешь делать? – невольно спросил Ален.
Ему бы лучше промолчать, пройти мимо, сесть в машину, положить конец этому бессмысленному разговору.
– Делать? Ничего! – ответил Шарль. – Если бы ты был моим сыном… Но, слава Богу, ты всего лишь сын Эдуарда. И этой дорогой Мадлен! Если хочешь моего совета, иди к ней. Кажется, люди вроде тебя очень любят мам, верно?
Сарказм дяди задел Алена за живое. Против любого другого он бы дано восстал, но по какой-то необъяснимой причине он робел перед Шарлем. В каждом столкновении он чувствовал себя зависимым, подростком, и так было всегда, когда Мадлен просила дядю проявить родительскую власть. Во все ключевые моменты жизни, когда Ален оказывался перед Шарлем, никто, кроме Клары, не вставал на его защиту.
– Да. Твоя мать – идиотка, она ничего не видела, ничего не поняла! – проговорил Шарль.
Еще никогда он не говорил с таким презрением, и на этот раз Ален уже был готов ответить, но последние слова остановили его. Он уже где-то слышал эту фразу: «…идиотка, ничего не видела, ничего не поняла!» Много лет назад Шарль выкрикивал эти слова с гневом и отвращением. Это было в ту ночь, когда он ругался с Эдуардом. Ален тогда заснул в библиотеке, и его разбудили их крики. Молодой человек инстинктивно отступил назад, переводя дыхание. До сих пор ему удавалось гнать эту мысль, но у него вдруг появилась уверенность, что это Шарль виноват в самоубийстве его отца. Ален не знал причину их ссоры, он толком ничего не успел услышать, пока взбегал по лестнице, но эта фраза отпечаталась в его памяти. Чего не видела? Чего не поняла? И почему это прозвучало так страшно для Эдуарда, что он пустил себе пулю в голову?
– Шарль… – задыхаясь, начал он.
Он хотел задать вопрос – и не мог, и сам удивлялся своей нерешительности и значимости этих обрывков памяти.
– Я не держу тебя, Ален. Иди куда хочешь.
Шарль по-прежнему думал о Жане-Реми и этой истории с гомосексуализмом, дядю передергивало от отвращения, а перед Аленом возникала картина пятнадцатилетней давности, что-то непонятное и тревожное, как этот преследующий его по ночам кошмар.
– Вы не ладили с моим отцом, да?
Наступила тишина. Потом Шарль резко схватил Алена сзади за шею и грубо припечатал к стене гаража.
– Не говори о своем отце! – загремел Шарль прямо у него за спиной. – Никогда! Понял?
Ален не мог пошевелиться и почти задыхался от тяжелых рук дяди, он осторожно отодвинулся от выступающего камня. По щеке потекла кровь, но молодой человек не пытался ее вытереть. Он мог бы развернуться, ответить ударом на удар, выпустить всю накопившуюся обиду. Ведь он был на двадцать лет моложе и был уверен, что физически сильнее дяди, но он чувствовал, что его собственная злость – ничто против непонятной ярости дяди.
Ночь была тихой, лишь вдалеке изредка квакали лягушки. Шарль отпустил племянника так же внезапно, как схватил:
– Знаешь, мне плевать, кто ты и что с тобой происходит…
Он был искренен: существование племянника его не интересовало. О связи Алена и Жана-Реми он узнал случайно на парижском приеме от одного модного писателя – друга этого известного художника. Имя Алена не называлось, но рассказ о молодом человеке из хорошей семьи, который обрабатывает землю недалеко от мельницы, говорил сам за себя. Это открытие не тронуло и не возмутило Шарля: от племянника он ждал только плохих сюрпризов.
Шарль зашагал по аллее, в два прыжка Ален догнал его и преградил ему путь.
– Почему ты так меня ненавидишь? Я давно задавал тебе этот вопрос, а ты мне так и не ответил!
– Не отвечу и сегодня. Но будь спокоен, однажды я все расскажу.
В отсвете зажигалки, от которой прикуривал сигарету, Шарль заметил пятна крови на рубашке Алена. Он почувствовал неожиданные угрызения совести и сделал непонятный жест.
– Я не хотел, вернись и переоденься, – коротко сказал он.
Обойдя молодого человека, Шарль направился по аллее прочь от дома, будто всю ночь собирался бродить по холмам.
IX
Париж, 1961
Клара выглянула из окна будуара: в саду, на траве, играл Сирил. Специально для правнуков она распорядилась убрать розовые кусты с опасными шипами, насыпать песок вместо гравия и отныне ограничиться газоном с простыми цветами. Садовник высадил тюльпаны, анютины глазки и люпины и все время подсеивал траву на лужайку.
Поддавшись на уговоры бабушки, Мари с двумя детьми переехала из своей квартиры обратно на авеню Малахов. Она была очень загружена работой в конторе Морвана-Мейера и понимала, что детям необходимо окружение семьи, тем более, в самом центре Парижа у них будет сад.
Вздохнув, Клара снова погрузилась в счета. Ей было почти восемьдесят, и цифры уже не так увлекали ее, но капитал Морванов крепко держался на плаву, несмотря на обрушения и колебания биржевого курса. Она с удовлетворением отметила, что уже несколько десятилетий отлично ведет финансовые дела, несмотря на войны. Несколько месяцев назад умер ее друг и нотариус Мишель Кастекс, Клара очень скорбела; его преемнику она не очень-то доверяла, однако в делах по-прежнему была полная ясность, никаких убытков, наследство распределено. С годами заработки Шарля становились все больше: он расширил контору, пригласил группу адвокатов, а Мари взял как полноправного компаньона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– Ален, скажи мне одну вещь. Так было с самого начала? Из-за этого ты приехал сюда, из-за этого появилась твоя тяга к земле? Ты придумал эту историю и скормил ее нам? А я-то не понимал, чего ты так рвешься сюда… Вы уже были знакомы?
– Нет!
– Слишком быстро ответил… С семнадцати до двадцати одного года ты жил в Валлонге один, а ведь твоим опекуном был я. Когда вы встретились? Я, пожалуй, затащу его в суд…
– Только не ты. Ты слишком дорожишь именем и репутацией. Ты не раздуешь скандал!
Рассерженный язвительным тоном, Ален изо всех сил старался сохранить спокойствие, но Шарль только усмехнулся его горячности.
– Ты так думаешь? Имей в виду, имена несовершеннолетних не разглашаются… Тебя бы даже не назвали, зато Жан-Реми поплатился бы карьерой.
Последняя фраза выдала Шарля: если бы дядя узнал об этом раньше, он бы рьяно взялся за него. А он даже купил у Жана-Реми картину на день рождения Клары – значит, тогда он еще ничего не знал. Но тут ничего нельзя сказать наверняка: Шарль был слишком непредсказуем и скрытен, невозможно угадать, о чем он думает и что готовит.
– Что ты будешь делать? – невольно спросил Ален.
Ему бы лучше промолчать, пройти мимо, сесть в машину, положить конец этому бессмысленному разговору.
– Делать? Ничего! – ответил Шарль. – Если бы ты был моим сыном… Но, слава Богу, ты всего лишь сын Эдуарда. И этой дорогой Мадлен! Если хочешь моего совета, иди к ней. Кажется, люди вроде тебя очень любят мам, верно?
Сарказм дяди задел Алена за живое. Против любого другого он бы дано восстал, но по какой-то необъяснимой причине он робел перед Шарлем. В каждом столкновении он чувствовал себя зависимым, подростком, и так было всегда, когда Мадлен просила дядю проявить родительскую власть. Во все ключевые моменты жизни, когда Ален оказывался перед Шарлем, никто, кроме Клары, не вставал на его защиту.
– Да. Твоя мать – идиотка, она ничего не видела, ничего не поняла! – проговорил Шарль.
Еще никогда он не говорил с таким презрением, и на этот раз Ален уже был готов ответить, но последние слова остановили его. Он уже где-то слышал эту фразу: «…идиотка, ничего не видела, ничего не поняла!» Много лет назад Шарль выкрикивал эти слова с гневом и отвращением. Это было в ту ночь, когда он ругался с Эдуардом. Ален тогда заснул в библиотеке, и его разбудили их крики. Молодой человек инстинктивно отступил назад, переводя дыхание. До сих пор ему удавалось гнать эту мысль, но у него вдруг появилась уверенность, что это Шарль виноват в самоубийстве его отца. Ален не знал причину их ссоры, он толком ничего не успел услышать, пока взбегал по лестнице, но эта фраза отпечаталась в его памяти. Чего не видела? Чего не поняла? И почему это прозвучало так страшно для Эдуарда, что он пустил себе пулю в голову?
– Шарль… – задыхаясь, начал он.
Он хотел задать вопрос – и не мог, и сам удивлялся своей нерешительности и значимости этих обрывков памяти.
– Я не держу тебя, Ален. Иди куда хочешь.
Шарль по-прежнему думал о Жане-Реми и этой истории с гомосексуализмом, дядю передергивало от отвращения, а перед Аленом возникала картина пятнадцатилетней давности, что-то непонятное и тревожное, как этот преследующий его по ночам кошмар.
– Вы не ладили с моим отцом, да?
Наступила тишина. Потом Шарль резко схватил Алена сзади за шею и грубо припечатал к стене гаража.
– Не говори о своем отце! – загремел Шарль прямо у него за спиной. – Никогда! Понял?
Ален не мог пошевелиться и почти задыхался от тяжелых рук дяди, он осторожно отодвинулся от выступающего камня. По щеке потекла кровь, но молодой человек не пытался ее вытереть. Он мог бы развернуться, ответить ударом на удар, выпустить всю накопившуюся обиду. Ведь он был на двадцать лет моложе и был уверен, что физически сильнее дяди, но он чувствовал, что его собственная злость – ничто против непонятной ярости дяди.
Ночь была тихой, лишь вдалеке изредка квакали лягушки. Шарль отпустил племянника так же внезапно, как схватил:
– Знаешь, мне плевать, кто ты и что с тобой происходит…
Он был искренен: существование племянника его не интересовало. О связи Алена и Жана-Реми он узнал случайно на парижском приеме от одного модного писателя – друга этого известного художника. Имя Алена не называлось, но рассказ о молодом человеке из хорошей семьи, который обрабатывает землю недалеко от мельницы, говорил сам за себя. Это открытие не тронуло и не возмутило Шарля: от племянника он ждал только плохих сюрпризов.
Шарль зашагал по аллее, в два прыжка Ален догнал его и преградил ему путь.
– Почему ты так меня ненавидишь? Я давно задавал тебе этот вопрос, а ты мне так и не ответил!
– Не отвечу и сегодня. Но будь спокоен, однажды я все расскажу.
В отсвете зажигалки, от которой прикуривал сигарету, Шарль заметил пятна крови на рубашке Алена. Он почувствовал неожиданные угрызения совести и сделал непонятный жест.
– Я не хотел, вернись и переоденься, – коротко сказал он.
Обойдя молодого человека, Шарль направился по аллее прочь от дома, будто всю ночь собирался бродить по холмам.
IX
Париж, 1961
Клара выглянула из окна будуара: в саду, на траве, играл Сирил. Специально для правнуков она распорядилась убрать розовые кусты с опасными шипами, насыпать песок вместо гравия и отныне ограничиться газоном с простыми цветами. Садовник высадил тюльпаны, анютины глазки и люпины и все время подсеивал траву на лужайку.
Поддавшись на уговоры бабушки, Мари с двумя детьми переехала из своей квартиры обратно на авеню Малахов. Она была очень загружена работой в конторе Морвана-Мейера и понимала, что детям необходимо окружение семьи, тем более, в самом центре Парижа у них будет сад.
Вздохнув, Клара снова погрузилась в счета. Ей было почти восемьдесят, и цифры уже не так увлекали ее, но капитал Морванов крепко держался на плаву, несмотря на обрушения и колебания биржевого курса. Она с удовлетворением отметила, что уже несколько десятилетий отлично ведет финансовые дела, несмотря на войны. Несколько месяцев назад умер ее друг и нотариус Мишель Кастекс, Клара очень скорбела; его преемнику она не очень-то доверяла, однако в делах по-прежнему была полная ясность, никаких убытков, наследство распределено. С годами заработки Шарля становились все больше: он расширил контору, пригласил группу адвокатов, а Мари взял как полноправного компаньона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76