Или заплатим выкуп. Или оставят нас в конце — концов без надзора.
— Ты трусишь! — обвинила она Онор-Мари.
— Мне дорога моя жизнь.
Люси презрительно глянула на нее и на четвереньках поползла в кусты.
Там она побежала; хруст веток в ночной тишине звучал, как грохот.
Краснокожие встрепенулись, вслед ей полетели стрелы. Она закричала и камнем рухнула на землю. Она была мертва.
Онор со слезами на глазах бросилась к ней. Она уже не боялась гнева индейцев. Она звала Люси по имени, трясла ее, но стрела пронзила молодой женщине сердце. Индейцы оттащили ее в сторону. Поскольку Онор более-менее знала лишь Красного Волка, она набросилась на него едва ли не с кулаками, хотя стрелу пустил другой индеец.
— За что? За что?! Вы же могли остановить ее, не убивая! Зачем было убивать это безобидное существо? Ну зачем? Откуда такая жестокость?
Индеец отстранил ее.
— Маленькая скво не должна была убегать!
Он отошел, оставив без внимания ее возмущенную вспышку. Ночь еще не кончилась, и индейцы, наскоро похоронив бедную Люси, вновь расположились на ночлег. Онор окружили со всех сторон. Она заснула, потому что нужно было, несмотря ни на что, восстановить силы. Под утро ее разбудил вой. Где-то неподалеку бродили волки. Волосы у нее стали дыбом, ей уже мерещились красные блестящие глаза, глядящие на нее из темноты. Она встала. У тлеющего костра дежурил Красный Волк, поэтому она решилась подойти к нему и присесть рядом.
— Это волки? — спросила она виноватым тоном, чувствуя себя неловко из-за своего страха, которого она стыдилась.
— Волки. Тигровая Лилия боится волков?
Онор понравилось ее новое имя, оно звучало красиво, и она невольно улыбнулась.
— Мне жутко, — созналась она. — У меня на родине я жила в большом городе. Там нет диких животных.
Он понимающе кивнул.
— Все скво боятся волков, даже скво гуронов. Но эти не подойдут близко, не бойся. Они боятся еще больше, чем ты.
— У них зубы и когти, чего им бояться, — возразила она. Он поглядел на царапину от ее ногтей на своей руке.
— У белой скво тоже когти.
— Я защищалась.
— Они тоже, — серьезно ответил индеец. — Белый человек занял их лес, съел их еду, убил их братьев. И волк мстит всем, кто его враг.
— Так они не нападут?
— Нет.
— Нам еще далеко идти? — спросила Онор.
— Нет. Мы будем в нашей деревне до того, как минут четыре луны.
— Четыре дня? — догадалась она.
— Да, четыре дня.
— А потом?
— Как решат вожди.
— А как обычно решают вожди?
— Скоро узнаешь, Тигровая Лилия.
Онор вздохнула. Волк был немногословен. Она задумчиво разглядывала его. Жестокой складки у его рта больше не было, он был невозмутим и словно витал в облаках, рассеянно глядя на тлеющие потрескивающие угли. Онор впервые могла хорошо рассмотреть его. Теперь она не была в панике, не спешила, а Волк как раз стер с лица цветную краску. Онор не видела в нем ничего такого, что заставило бы ее согласиться с мадам Бенуа, будто индейцы не люди. Когда кошмар сражения остался позади, перед ней был обыкновенный мужчина, высокий, худощавый, образцово подтянутый, что редко увидишь у белых. Он был довольно смугл, черные волосы длиной до плеча блестели, как мех у здорового животного. Очень темные, практически черные, карие глаза живо поблескивали в полумраке рассвета. Разрез глаз был действительно необычным, отметила про себя Онор, внешние уголки чуть приподнимались кверху, как у народов Востока. Тонкий нос был с небольшой горбинкой, как у южан. В целом, если б он одел обычную одежду и причесался, как белые, Онор сочла бы его просто человеком, проработавшим всю жизнь на открытом воздухе и сильно загоревшим. Онор дала бы ему на вид лет около тридцати, может, двадцать восемь — двадцать девять.
— Зачем вы красите лицо полосами? Спросила наконец Онор. — Они не придают вам привлекательности.
— Наши лица не должны нравиться бледнолицым. Они должны внушать страх, почтение…
— Ясно, — Онор кивнула, сделав вид, что теперь все поняла. Ее взгляд натолкнулся на могильный холмик, выросший под сосной. Она загрустила о бедной Люси.
— Бедная девочка, — Онор подошла к насыпи, словно это помогло бы Люси услышать ее. — Бедняжка….
Волк поднял голову и сказал без неудовольствия, но и с ноткой предупреждения:
— Ей нельзя было убегать.
— Она очень боялась, — возразила Онор. — Боялась до безумия.
— Гуронов?
— Да.
— Тигровая Лилия тоже боится так сильно?
— Не знаю, — Онор смутилась, — наверное, не так сильно, как Люси. Она была такая христианская душа. Она так боялась, что вы…
Онор покраснела.
— Убьем ее? — спросил Волк. — Разве ее не могли убить сразу же?
— Да, но она… Все равно, ей казалось, что ей грозит большая беда, если не жизни, то ее женской чести.
Волк глядел непонимающе.
— Что имеет в виду белая скво?
Онор ругнула себя за излишнюю болтливость и рубанула сплеча:
— Боялась, что над ней учинят насилие.
С минуту они глядели друг на друга. Онор, страшно сожалея, что заговорила о Люси, Волк с искренним гневом в горящих глазах. Он быстро взял себя в руки, и снова голос его зазвучал холодно.
— Я слышал, что бледнолицые именно так и поступают со своими пленницами, с индейскими скво и со своими соплеменницами. Но никогда Красный Волк не слышал, чтоб гурон или даже жалкий алгонкин рискнул прогневить богов и навлечь несчастья на свой род и своих потомков. Когда краснокожие — как бледнолицые зовут нас — идут на войну, мы идем на войну.
Скво поняла?
Онор стало стыдно.
— Жаль, что Люси не слышит тебя, Красный Волк. Она судила, как умела.
Ведь о вас говорят в городе такое…
— И что говорят бледнолицые?
— Что вы сдираете скальпы с живых людей…
— С мертвых. Очень редко с живых. С больших врагов.
— Что вы поклоняетесь Сатане…
— Кто это?
— Враг нашего Бога, — упростила Библию Онор.
— Да? Не знаю, может быть. Но я не слышал о таком боге.
— Что вы не знаете пощады… Это правда…
— К врагу — пожалуй, — сурово заметил индеец. — Разве бледнолицые не такие же?
— Наш Бог предписывает милосердие.
— И бледнолицые слушают его?
— Не всегда, — признала Онор. Все показалось ей вдруг гораздо более простым.
— Послушай, я здесь недавно. И я теперь не пойму, из-за чего все это, Волк? Зачем эта резня? Твой народ живет в лесах, мой в городах. Чем это мешает вам?
— Бледнолицые хотят наши земли, — серьезно ответил Волк. — Хотят строить свои города там, где сейчас наши деревни. Их много, они все приезжают, им мало места. Гуронов не интересуют белые, но они не уйдут с земель предков.
— Должен быть разумный компромисс.
— Что?
— Решение, которое устроит всех.
— Его нет. Потому война. До конца. Пока бледнолицые не уйдут.
— Или пока не будет убит последний краснокожий?
— Нет. Гуроны сильны.
— С луками и стрелами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Ты трусишь! — обвинила она Онор-Мари.
— Мне дорога моя жизнь.
Люси презрительно глянула на нее и на четвереньках поползла в кусты.
Там она побежала; хруст веток в ночной тишине звучал, как грохот.
Краснокожие встрепенулись, вслед ей полетели стрелы. Она закричала и камнем рухнула на землю. Она была мертва.
Онор со слезами на глазах бросилась к ней. Она уже не боялась гнева индейцев. Она звала Люси по имени, трясла ее, но стрела пронзила молодой женщине сердце. Индейцы оттащили ее в сторону. Поскольку Онор более-менее знала лишь Красного Волка, она набросилась на него едва ли не с кулаками, хотя стрелу пустил другой индеец.
— За что? За что?! Вы же могли остановить ее, не убивая! Зачем было убивать это безобидное существо? Ну зачем? Откуда такая жестокость?
Индеец отстранил ее.
— Маленькая скво не должна была убегать!
Он отошел, оставив без внимания ее возмущенную вспышку. Ночь еще не кончилась, и индейцы, наскоро похоронив бедную Люси, вновь расположились на ночлег. Онор окружили со всех сторон. Она заснула, потому что нужно было, несмотря ни на что, восстановить силы. Под утро ее разбудил вой. Где-то неподалеку бродили волки. Волосы у нее стали дыбом, ей уже мерещились красные блестящие глаза, глядящие на нее из темноты. Она встала. У тлеющего костра дежурил Красный Волк, поэтому она решилась подойти к нему и присесть рядом.
— Это волки? — спросила она виноватым тоном, чувствуя себя неловко из-за своего страха, которого она стыдилась.
— Волки. Тигровая Лилия боится волков?
Онор понравилось ее новое имя, оно звучало красиво, и она невольно улыбнулась.
— Мне жутко, — созналась она. — У меня на родине я жила в большом городе. Там нет диких животных.
Он понимающе кивнул.
— Все скво боятся волков, даже скво гуронов. Но эти не подойдут близко, не бойся. Они боятся еще больше, чем ты.
— У них зубы и когти, чего им бояться, — возразила она. Он поглядел на царапину от ее ногтей на своей руке.
— У белой скво тоже когти.
— Я защищалась.
— Они тоже, — серьезно ответил индеец. — Белый человек занял их лес, съел их еду, убил их братьев. И волк мстит всем, кто его враг.
— Так они не нападут?
— Нет.
— Нам еще далеко идти? — спросила Онор.
— Нет. Мы будем в нашей деревне до того, как минут четыре луны.
— Четыре дня? — догадалась она.
— Да, четыре дня.
— А потом?
— Как решат вожди.
— А как обычно решают вожди?
— Скоро узнаешь, Тигровая Лилия.
Онор вздохнула. Волк был немногословен. Она задумчиво разглядывала его. Жестокой складки у его рта больше не было, он был невозмутим и словно витал в облаках, рассеянно глядя на тлеющие потрескивающие угли. Онор впервые могла хорошо рассмотреть его. Теперь она не была в панике, не спешила, а Волк как раз стер с лица цветную краску. Онор не видела в нем ничего такого, что заставило бы ее согласиться с мадам Бенуа, будто индейцы не люди. Когда кошмар сражения остался позади, перед ней был обыкновенный мужчина, высокий, худощавый, образцово подтянутый, что редко увидишь у белых. Он был довольно смугл, черные волосы длиной до плеча блестели, как мех у здорового животного. Очень темные, практически черные, карие глаза живо поблескивали в полумраке рассвета. Разрез глаз был действительно необычным, отметила про себя Онор, внешние уголки чуть приподнимались кверху, как у народов Востока. Тонкий нос был с небольшой горбинкой, как у южан. В целом, если б он одел обычную одежду и причесался, как белые, Онор сочла бы его просто человеком, проработавшим всю жизнь на открытом воздухе и сильно загоревшим. Онор дала бы ему на вид лет около тридцати, может, двадцать восемь — двадцать девять.
— Зачем вы красите лицо полосами? Спросила наконец Онор. — Они не придают вам привлекательности.
— Наши лица не должны нравиться бледнолицым. Они должны внушать страх, почтение…
— Ясно, — Онор кивнула, сделав вид, что теперь все поняла. Ее взгляд натолкнулся на могильный холмик, выросший под сосной. Она загрустила о бедной Люси.
— Бедная девочка, — Онор подошла к насыпи, словно это помогло бы Люси услышать ее. — Бедняжка….
Волк поднял голову и сказал без неудовольствия, но и с ноткой предупреждения:
— Ей нельзя было убегать.
— Она очень боялась, — возразила Онор. — Боялась до безумия.
— Гуронов?
— Да.
— Тигровая Лилия тоже боится так сильно?
— Не знаю, — Онор смутилась, — наверное, не так сильно, как Люси. Она была такая христианская душа. Она так боялась, что вы…
Онор покраснела.
— Убьем ее? — спросил Волк. — Разве ее не могли убить сразу же?
— Да, но она… Все равно, ей казалось, что ей грозит большая беда, если не жизни, то ее женской чести.
Волк глядел непонимающе.
— Что имеет в виду белая скво?
Онор ругнула себя за излишнюю болтливость и рубанула сплеча:
— Боялась, что над ней учинят насилие.
С минуту они глядели друг на друга. Онор, страшно сожалея, что заговорила о Люси, Волк с искренним гневом в горящих глазах. Он быстро взял себя в руки, и снова голос его зазвучал холодно.
— Я слышал, что бледнолицые именно так и поступают со своими пленницами, с индейскими скво и со своими соплеменницами. Но никогда Красный Волк не слышал, чтоб гурон или даже жалкий алгонкин рискнул прогневить богов и навлечь несчастья на свой род и своих потомков. Когда краснокожие — как бледнолицые зовут нас — идут на войну, мы идем на войну.
Скво поняла?
Онор стало стыдно.
— Жаль, что Люси не слышит тебя, Красный Волк. Она судила, как умела.
Ведь о вас говорят в городе такое…
— И что говорят бледнолицые?
— Что вы сдираете скальпы с живых людей…
— С мертвых. Очень редко с живых. С больших врагов.
— Что вы поклоняетесь Сатане…
— Кто это?
— Враг нашего Бога, — упростила Библию Онор.
— Да? Не знаю, может быть. Но я не слышал о таком боге.
— Что вы не знаете пощады… Это правда…
— К врагу — пожалуй, — сурово заметил индеец. — Разве бледнолицые не такие же?
— Наш Бог предписывает милосердие.
— И бледнолицые слушают его?
— Не всегда, — признала Онор. Все показалось ей вдруг гораздо более простым.
— Послушай, я здесь недавно. И я теперь не пойму, из-за чего все это, Волк? Зачем эта резня? Твой народ живет в лесах, мой в городах. Чем это мешает вам?
— Бледнолицые хотят наши земли, — серьезно ответил Волк. — Хотят строить свои города там, где сейчас наши деревни. Их много, они все приезжают, им мало места. Гуронов не интересуют белые, но они не уйдут с земель предков.
— Должен быть разумный компромисс.
— Что?
— Решение, которое устроит всех.
— Его нет. Потому война. До конца. Пока бледнолицые не уйдут.
— Или пока не будет убит последний краснокожий?
— Нет. Гуроны сильны.
— С луками и стрелами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80