— Мне не нравится, что Волк ушел один. Я беспокоюсь за него. Знаю, ты скажешь, что я должна кротко ждать, пока он вернется, Мудрый Лось. Но это как-то не правильно. Я пойду следом, может быть, я смогу догнать его, может быть, случится что-нибудь, что поможет мне его догнать. Может, я остановлю его и удержу от необдуманного поступка. Не хватало только, чтобы он попал из-за меня в беду.
— Иди, Тигровая Лилия, или оставайся, если передумаешь.
— Я пойду за ним. Можно, я возьму какое-нибудь оружие?
— Бери, — он согласно кивнул, — но не бери того, с чем не умеешь обращаться.
Несмотря на его предупреждение, Онор выбрала крепкий, но легкий лук со стрелами, раз уж ничего огнестрельного у гуронов не было. Она передохнула, Омими накормила ее, и снова впереди ее ждал нелегкий одинокий путь.
— Говори, где она! Говори, краснокожая собака!
Онор все видела и слышала, но ее пока никто не заметил. Она стояла, полускрытая толстым стволом и свисающими густыми ветвями старой ели, и оттуда ей прекрасно была видна разворачивающаяся сцена. Она опоздала, Волк попал в лапы своего врага. Монт, и с ним солдаты из форта, окружили его, и она явственно слышала выкрики «повесить!». Она прикинула в уме, стоит ли ей вмешиваться. Черт, ведь это же из-за нее! Волк наверняка не попался бы у них на пути, если бы не думал, что она в форте. Ей теперь и распутывать этот клубок. Она поборола страх, подзуживавший ее тихонько скрыться в лесу, и шагнула вперед. Она отчаянным усилием натянула тугую тетиву лука.
— Онор! Проклятие! Брось лук, сумасшедшая! — голос Монта неприятно отозвался у нее в мозгу, словно скрежет несмазанного замка. Она выпустила стрелу, поразившую одного из солдат, но не Монта. Она выхватила из колчана другую, но нет, недостаточно проворно! Прогремел сигнал тревоги, и на звук горна появилось подкрепление. Онор вскрикнула. Она поспешила, не успела хорошо натянуть тетиву, и стрела вонзилась в землю в двух шагах от нее, никого не задев. Не прошло и десяти секунд, как ее схватили и разоружили.
Она жалобно, виновато глянула на Волка, всем своим видом говоря: «Видишь же, я старалась как могла».
Монт приблизился к ней и брезгливым жестом откинул волосы, закрывшие ей лицо. Солдаты отпустили ее, и она осталась сидеть на земле, исподлобья глядя на законного мужа.
— И это моя жена, — проговорил он. — И почему я сразу не отправил тебя под суд?
— Должно быть, потому что знал, что я невиновна.
— Невиновна? Ты сама признала свою вину, когда согласилась на мои условия.
— Ерунда, Максим. Я не хотела огласки, раз, и не хотела затяжного процесса, это два. Вот и все. Я хотела уехать, как можно скорее. А ты был досадной помехой.
— Боюсь, Онор-Мари, я и сейчас для тебя досадная помеха, — съязвил он.
— И снова моя взяла, крошка. Сила на моей стороне.
Ненависть к нему едва ли не заставила ее взвыть от бессилия.
— Не все решает сила, Максимилиан.
— Например? — он презрительно ухмыльнулся.
— Например? — переспросила она. — Например, мою ненависть к тебе никакая сила не уничтожит.
Он наклонился на ней, переходя на полушепот.
— Все проще, Онор-Мари, я могу уничтожить тебя вместе с твоей ненавистью, — она видела по его глазам, что он способен на это, по крайней мере сейчас.
— Не можешь, Максимилиан. Я подданная французской короны, и тогда ты станешь вне закона, и не сможешь вернуться в мой дом и пользоваться моими деньгами, к которым ты так стремился.
— И к черту твои деньги!
Вот и разыгран ее последний козырь — деньги. Деньги, на пути к которым она ни щадила ни себя, ни других, которые она берегла и приумножала; деньги, которые привели его в ее дом, маня грезами о легкой наживе — ничего они больше не стоили. Монт сжал рукоятку пистолета, и похоже, ярость ослепила и оглушила его. Онор сжалась, понимая, что на карту поставлена ее жизнь. Но она не учла еще, на что способен Волк, когда грозила опасность тем, кто ему дорог. Он был связан, но была в нем сила, большая чем простая сила мускулов. Он рванулся — и разорвал свои путы.
Мгновение — и он отшвырнул Монта от Онор. Она вскочила на ноги, готовая сражаться наравне с ним, если понадобится.
Волк бился, как разъяренный лев, и никакой перевес в численности не мог его остановить. А на подмогу уже спешили поредевшие ряды воинов, его соплеменников. Их звонкий клич приближался, возвещая, что помощь близка, и нужно продержаться каких-то пару минут. Они подоспели как раз вовремя,
— Онор видела, как Волк упал.
Она бросилась к нему, пытаясь определить, что с ним, и насколько это серьезно. По его лицу текла ручьем кровь.
— Волк! — вскрикнула она. Слава Богу, он был жив — пытался приподняться. Она подставила ему свое плечо в надежде, что ее хрупкой силы будет достаточно, чтобы поддержать его. Он поднялся на ноги, но его шатало.
— Пойдем! — она настойчиво тянула его прочь с поля боя, где их подстерегала шальная пуля либо стрела. Два небольших отряда, белых и индейцев, сошлись в жестоком бою, на миг позабыв об Онор, не обращая внимания на раненых или убитых. Видно, Волк с трудом соображал, чего она хочет от него. Удар по голове оглушил его, и он был словно в тумане. — Пойдем, — твердила она, вцепившись в его локоть. — Ну пойдем же.
Наконец, он неверными шагами поплелся за ней, опираясь на ее плечо. Он поминутно вытирал кровь, заливавшую ему глаза. Шаг за шагом, они удалялись от сражающихся.
— Еще немного, — молилась Онор-Мари. — Прошу тебя, Волк. — Он продержался, сколько мог, и потерял сознание, когда они были довольно далеко. Онор пришлось тащить его практически на себе. Когда, обессилев, она наконец упала на колени, судорожно всхлипывая, и подняла голову, обращая к небесам свои и мольбы, и проклятия, она увидела перед собой деревянную хижину, чуть кособокую, чуть почерневшую от сырости, но несомненно обитаемую. Ее хозяин домовито развешивал белье на веревках.
— Отец Мерсо, — вымолвила она. — Отец Мерсо! Вы!
Она позабыла, что он никогда не был для нее чем-то большим, чем просто священником, и никогда не был ее другом. Она устремилась к нему, видя в нем благословение небес. Он чуть смущенно приветствовал ее, и она не заметила, что его христианское смирение подвергается суровому испытанию. Он хотел мира, и не хотел истребления индейских народов. Но кроме того, он желал обратить их в свою веру. И он никак не одобрял и не принимал кровосмешения между двумя народами, чья кожа была разных оттенков. Он растерянно бормотал какие-то слова, но его взгляд обращался к Волку.
— Вы как божье благословение, отец, — твердила Онор. — Теперь у нас есть хоть крыша над головой. Мы надолго не стесним вас, отец. Я знаю, вы удалились от мира не для того, чтобы незваные гости тревожили ваш благочестивый покой. Только день или два. Волк немного придет в себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Иди, Тигровая Лилия, или оставайся, если передумаешь.
— Я пойду за ним. Можно, я возьму какое-нибудь оружие?
— Бери, — он согласно кивнул, — но не бери того, с чем не умеешь обращаться.
Несмотря на его предупреждение, Онор выбрала крепкий, но легкий лук со стрелами, раз уж ничего огнестрельного у гуронов не было. Она передохнула, Омими накормила ее, и снова впереди ее ждал нелегкий одинокий путь.
— Говори, где она! Говори, краснокожая собака!
Онор все видела и слышала, но ее пока никто не заметил. Она стояла, полускрытая толстым стволом и свисающими густыми ветвями старой ели, и оттуда ей прекрасно была видна разворачивающаяся сцена. Она опоздала, Волк попал в лапы своего врага. Монт, и с ним солдаты из форта, окружили его, и она явственно слышала выкрики «повесить!». Она прикинула в уме, стоит ли ей вмешиваться. Черт, ведь это же из-за нее! Волк наверняка не попался бы у них на пути, если бы не думал, что она в форте. Ей теперь и распутывать этот клубок. Она поборола страх, подзуживавший ее тихонько скрыться в лесу, и шагнула вперед. Она отчаянным усилием натянула тугую тетиву лука.
— Онор! Проклятие! Брось лук, сумасшедшая! — голос Монта неприятно отозвался у нее в мозгу, словно скрежет несмазанного замка. Она выпустила стрелу, поразившую одного из солдат, но не Монта. Она выхватила из колчана другую, но нет, недостаточно проворно! Прогремел сигнал тревоги, и на звук горна появилось подкрепление. Онор вскрикнула. Она поспешила, не успела хорошо натянуть тетиву, и стрела вонзилась в землю в двух шагах от нее, никого не задев. Не прошло и десяти секунд, как ее схватили и разоружили.
Она жалобно, виновато глянула на Волка, всем своим видом говоря: «Видишь же, я старалась как могла».
Монт приблизился к ней и брезгливым жестом откинул волосы, закрывшие ей лицо. Солдаты отпустили ее, и она осталась сидеть на земле, исподлобья глядя на законного мужа.
— И это моя жена, — проговорил он. — И почему я сразу не отправил тебя под суд?
— Должно быть, потому что знал, что я невиновна.
— Невиновна? Ты сама признала свою вину, когда согласилась на мои условия.
— Ерунда, Максим. Я не хотела огласки, раз, и не хотела затяжного процесса, это два. Вот и все. Я хотела уехать, как можно скорее. А ты был досадной помехой.
— Боюсь, Онор-Мари, я и сейчас для тебя досадная помеха, — съязвил он.
— И снова моя взяла, крошка. Сила на моей стороне.
Ненависть к нему едва ли не заставила ее взвыть от бессилия.
— Не все решает сила, Максимилиан.
— Например? — он презрительно ухмыльнулся.
— Например? — переспросила она. — Например, мою ненависть к тебе никакая сила не уничтожит.
Он наклонился на ней, переходя на полушепот.
— Все проще, Онор-Мари, я могу уничтожить тебя вместе с твоей ненавистью, — она видела по его глазам, что он способен на это, по крайней мере сейчас.
— Не можешь, Максимилиан. Я подданная французской короны, и тогда ты станешь вне закона, и не сможешь вернуться в мой дом и пользоваться моими деньгами, к которым ты так стремился.
— И к черту твои деньги!
Вот и разыгран ее последний козырь — деньги. Деньги, на пути к которым она ни щадила ни себя, ни других, которые она берегла и приумножала; деньги, которые привели его в ее дом, маня грезами о легкой наживе — ничего они больше не стоили. Монт сжал рукоятку пистолета, и похоже, ярость ослепила и оглушила его. Онор сжалась, понимая, что на карту поставлена ее жизнь. Но она не учла еще, на что способен Волк, когда грозила опасность тем, кто ему дорог. Он был связан, но была в нем сила, большая чем простая сила мускулов. Он рванулся — и разорвал свои путы.
Мгновение — и он отшвырнул Монта от Онор. Она вскочила на ноги, готовая сражаться наравне с ним, если понадобится.
Волк бился, как разъяренный лев, и никакой перевес в численности не мог его остановить. А на подмогу уже спешили поредевшие ряды воинов, его соплеменников. Их звонкий клич приближался, возвещая, что помощь близка, и нужно продержаться каких-то пару минут. Они подоспели как раз вовремя,
— Онор видела, как Волк упал.
Она бросилась к нему, пытаясь определить, что с ним, и насколько это серьезно. По его лицу текла ручьем кровь.
— Волк! — вскрикнула она. Слава Богу, он был жив — пытался приподняться. Она подставила ему свое плечо в надежде, что ее хрупкой силы будет достаточно, чтобы поддержать его. Он поднялся на ноги, но его шатало.
— Пойдем! — она настойчиво тянула его прочь с поля боя, где их подстерегала шальная пуля либо стрела. Два небольших отряда, белых и индейцев, сошлись в жестоком бою, на миг позабыв об Онор, не обращая внимания на раненых или убитых. Видно, Волк с трудом соображал, чего она хочет от него. Удар по голове оглушил его, и он был словно в тумане. — Пойдем, — твердила она, вцепившись в его локоть. — Ну пойдем же.
Наконец, он неверными шагами поплелся за ней, опираясь на ее плечо. Он поминутно вытирал кровь, заливавшую ему глаза. Шаг за шагом, они удалялись от сражающихся.
— Еще немного, — молилась Онор-Мари. — Прошу тебя, Волк. — Он продержался, сколько мог, и потерял сознание, когда они были довольно далеко. Онор пришлось тащить его практически на себе. Когда, обессилев, она наконец упала на колени, судорожно всхлипывая, и подняла голову, обращая к небесам свои и мольбы, и проклятия, она увидела перед собой деревянную хижину, чуть кособокую, чуть почерневшую от сырости, но несомненно обитаемую. Ее хозяин домовито развешивал белье на веревках.
— Отец Мерсо, — вымолвила она. — Отец Мерсо! Вы!
Она позабыла, что он никогда не был для нее чем-то большим, чем просто священником, и никогда не был ее другом. Она устремилась к нему, видя в нем благословение небес. Он чуть смущенно приветствовал ее, и она не заметила, что его христианское смирение подвергается суровому испытанию. Он хотел мира, и не хотел истребления индейских народов. Но кроме того, он желал обратить их в свою веру. И он никак не одобрял и не принимал кровосмешения между двумя народами, чья кожа была разных оттенков. Он растерянно бормотал какие-то слова, но его взгляд обращался к Волку.
— Вы как божье благословение, отец, — твердила Онор. — Теперь у нас есть хоть крыша над головой. Мы надолго не стесним вас, отец. Я знаю, вы удалились от мира не для того, чтобы незваные гости тревожили ваш благочестивый покой. Только день или два. Волк немного придет в себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80