– Вопрос этот звучит так: «Какие обстоятельства наиболее важны для расследования?»
– И каков же ответ?
– Все. Когда распутываешь дело, необходимо учитывать все обстоятельства без исключения. Прежде чем приступить к дознанию, необходимо выяснить все факты, все предшествующие события. Вчера, на заброшенной пристани, и сегодня, в монастыре, я немало узнал, хотя едва не поплатился за это жизнью. Зато теперь в моих руках несколько нитей, и, надеюсь, разговор с Гаем поможет мне отобрать наиболее важные из них.
В ответ Барак молча пожал плечами, всем своим видом давая понять, что по-прежнему считает нашу поездку пустой и к тому же чрезвычайно опасной тратой времени. Мы ехали молча, и я размышлял о том, что опасность нависла над всеми, кто знает о греческом огне, – над Марчмаунтом, Билкнэпом и леди Онор.
– Мне придется рассказать графу о том, что Рич видел нас в монастыре, – прервал молчание Барак. – Это известие его вряд ли обрадует.
– Не сомневаюсь, – заметил я, прикусив губу. – Меня очень тревожит то, что все трое подозреваемых связаны с наиболее влиятельными и могущественными вельможами этой страны. Марчмаунт близко знаком с Норфолком, Билкнэп, несомненно, имеет общие дела с Ричем. Что касается леди Онор, она, похоже, пользуется покровительством едва ли не всех сильных мира сего. Но какая связь может существовать между Ричем и Билкнэпом? – добавил я, нахмурившись. – Я уверен, что Билкнэп что-то скрывает.
– Это еще надо выяснить, – пробурчал Барак. Мы въехали на Чипсайд.
– Я вас покидаю, – заявил мой спутник. – Встретимся в час дня в аптеке старого мавра.
Он свернул на юг, в Сити, а я двинулся через Чипсайд. Проезжая между лавками, где кипела оживленная торговля, я постоянно озирался по сторонам.
«Разумеется, никто не решится напасть на меня в таком людном месте, – убеждал я себя. – В густой толпе преступнику невозможно скрыться, его моментально схватят».
Однако же, заметив невдалеке констеблей с дубинками, я вздохнул с облегчением. Повернув на Уолбрук, я оказался в окружении пышных особняков, принадлежавших богатым купцам. Впереди взад-вперед по улице прогуливался Джозеф. Мы пожали друг другу руки, и я отметил, что вид у него утомленный и обеспокоенный.
– Сегодня утром я навестил Элизабет, – сообщил он, печально покачав головой. – Бедная девочка по-прежнему ничего не говорит и тает на глазах.
Он пристально взглянул на меня.
– Я вижу, мастер Шардлейк, вы тоже чем-то расстроены.
– Новое дело, которое я расследую, доставляет мне немало хлопот, – сообщил я с глубоким вздохом. – Что ж, думаю, настала пора встретиться с семьей вашего брата.
– Я готов, сэр, – сказал Джозеф, решительно выдвинув вперед челюсть.
«Хотел бы я разделять подобную решимость», – вздохнул я про себя.
Ведя Канцлера за поводья, я вслед за Джозефом вошел во двор роскошного нового дома. На наш стук в парадную дверь вышел высокий темноволосый малый лет тридцати, одетый в тонкую белую рубашку и новую кожаную куртку без рукавов. Увидев нас, он пренебрежительно вскинул брови.
– О, это вы! Сэр Эдвин говорил, что вы зайдете сегодня.
Столь бесцеремонное обращение заставило Джозефа залиться краской.
– Он дома, Нидлер?
– Да.
Наружность дворецкого произвела на меня не слишком благоприятное впечатление. Выражение его широкого, обрамленного длинными черными волосами лица свидетельствовало о хитрости и коварстве; костистое плотное тело начинало обрастать жирком.
«Наглости и дерзости этому парню не занимать», – решил я про себя, чувствуя, как в душе поднимается волна раздражения.
– Не будете ли вы столь любезны поставить мою лошадь в конюшню? – осведомился я подчеркнуто, вежливым тоном.
Дворецкий позвал мальчика-слугу и приказал ему увести лошадь, а сам провел нас через просторный холл и поднялся по широкой лестнице, на перилах которой были вырезаны изображения геральдических животных. Мы вошли в богато обставленную гостиную, стены которой сплошь покрывали гобелены. В окно был виден сад, достаточно большой для городского дома. Я разглядел ухоженные цветочные клумбы и посыпанные гравием дорожки, ведущие к лужайке; трава на ней пожелтела от недостатка влаги. Под старым развесистым дубом стояла скамья, а рядом – круглый кирпичный колодец, покрытый запертой на замок крышкой. В комнате, сидя в мягких креслах, нас ожидали четверо членов семьи. Все были одеты в черное, что меня очень удивило, ибо со дня смерти Ральфа миновало почти две недели и срок глубокого траура истек. Сэр Эдвин Уэнтворт остался в своей семье единственным мужчиной. Увидев его вблизи, я сразу же отметил разительное сходство с Джозефом, которое проявлялось не только в чертах пухлого румяного лица, но и в присущих обоим несколько суетливых манерах. Взгляд его, устремленный на меня, полыхал откровенной неприязнью.
Чуть в стороне сидели две его дочери; взглянув на них, я убедился, что рассказы Джозефа о красоте его племянниц вполне соответствовали истине. Природа наградила сестер нежнейшей молочно-белой кожей и густыми белокурыми волосами, которые свободно падали на плечи. Глаза у обеих были на редкость огромные, ярко-василькового цвета. Девушки занимались вышиванием, однако при нашем появлении одновременно воткнули иголки в подушечки и одарили меня быстрыми, застенчивыми улыбками. После этого сестры вновь потупились и, как положено благовоспитанным юным леди, замерли в изящных позах, сложив на коленях ослепительно белые руки.
Третья женщина, находившаяся в комнате, составляла с юными леди разительный контраст. Матушка Джозефа сидела в своем кресле прямо, словно аршин проглотила; седые волосы были убраны под черный чепец, руки, покрытые синими прожилками вен, опирались на набалдашник трости. Она отличалась крайней худобой, кости, казалось, просвечивали сквозь бледную, истончившуюся кожу лица, изборожденного сетью морщин и рубцов, оставшихся после оспы. Морщинистые веки почти полностью прикрывали ее мутные глаза. Эта жалкая фигура могла бы вызвать только сострадание, однако с первого взгляда чувствовалось, что она обладает над своими домочадцами непререкаемой властью.
Именно старуха первой нарушила молчание, повернув ко мне голову.
– Это тот самый законник? – изрекла она с ощутимым деревенским акцентом, обнажив крупные белоснежные, как жемчуг, зубы.
«Зубы-то наверняка вставные», – подумал я и невольно вздрогнул, ибо подобная попытка обмануть природу, используя зубы мертвецов, прикрепленные к челюсти деревянной пластиной, представлялась мне отвратительной.
– Да, матушка, – ответил Эдвин и бросил на меня злобный взгляд.
По губам старухи скользнула кривая улыбка.
– А, искатель правды. Подойдите сюда, господин законник, я хочу понять, как вы выглядите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
– И каков же ответ?
– Все. Когда распутываешь дело, необходимо учитывать все обстоятельства без исключения. Прежде чем приступить к дознанию, необходимо выяснить все факты, все предшествующие события. Вчера, на заброшенной пристани, и сегодня, в монастыре, я немало узнал, хотя едва не поплатился за это жизнью. Зато теперь в моих руках несколько нитей, и, надеюсь, разговор с Гаем поможет мне отобрать наиболее важные из них.
В ответ Барак молча пожал плечами, всем своим видом давая понять, что по-прежнему считает нашу поездку пустой и к тому же чрезвычайно опасной тратой времени. Мы ехали молча, и я размышлял о том, что опасность нависла над всеми, кто знает о греческом огне, – над Марчмаунтом, Билкнэпом и леди Онор.
– Мне придется рассказать графу о том, что Рич видел нас в монастыре, – прервал молчание Барак. – Это известие его вряд ли обрадует.
– Не сомневаюсь, – заметил я, прикусив губу. – Меня очень тревожит то, что все трое подозреваемых связаны с наиболее влиятельными и могущественными вельможами этой страны. Марчмаунт близко знаком с Норфолком, Билкнэп, несомненно, имеет общие дела с Ричем. Что касается леди Онор, она, похоже, пользуется покровительством едва ли не всех сильных мира сего. Но какая связь может существовать между Ричем и Билкнэпом? – добавил я, нахмурившись. – Я уверен, что Билкнэп что-то скрывает.
– Это еще надо выяснить, – пробурчал Барак. Мы въехали на Чипсайд.
– Я вас покидаю, – заявил мой спутник. – Встретимся в час дня в аптеке старого мавра.
Он свернул на юг, в Сити, а я двинулся через Чипсайд. Проезжая между лавками, где кипела оживленная торговля, я постоянно озирался по сторонам.
«Разумеется, никто не решится напасть на меня в таком людном месте, – убеждал я себя. – В густой толпе преступнику невозможно скрыться, его моментально схватят».
Однако же, заметив невдалеке констеблей с дубинками, я вздохнул с облегчением. Повернув на Уолбрук, я оказался в окружении пышных особняков, принадлежавших богатым купцам. Впереди взад-вперед по улице прогуливался Джозеф. Мы пожали друг другу руки, и я отметил, что вид у него утомленный и обеспокоенный.
– Сегодня утром я навестил Элизабет, – сообщил он, печально покачав головой. – Бедная девочка по-прежнему ничего не говорит и тает на глазах.
Он пристально взглянул на меня.
– Я вижу, мастер Шардлейк, вы тоже чем-то расстроены.
– Новое дело, которое я расследую, доставляет мне немало хлопот, – сообщил я с глубоким вздохом. – Что ж, думаю, настала пора встретиться с семьей вашего брата.
– Я готов, сэр, – сказал Джозеф, решительно выдвинув вперед челюсть.
«Хотел бы я разделять подобную решимость», – вздохнул я про себя.
Ведя Канцлера за поводья, я вслед за Джозефом вошел во двор роскошного нового дома. На наш стук в парадную дверь вышел высокий темноволосый малый лет тридцати, одетый в тонкую белую рубашку и новую кожаную куртку без рукавов. Увидев нас, он пренебрежительно вскинул брови.
– О, это вы! Сэр Эдвин говорил, что вы зайдете сегодня.
Столь бесцеремонное обращение заставило Джозефа залиться краской.
– Он дома, Нидлер?
– Да.
Наружность дворецкого произвела на меня не слишком благоприятное впечатление. Выражение его широкого, обрамленного длинными черными волосами лица свидетельствовало о хитрости и коварстве; костистое плотное тело начинало обрастать жирком.
«Наглости и дерзости этому парню не занимать», – решил я про себя, чувствуя, как в душе поднимается волна раздражения.
– Не будете ли вы столь любезны поставить мою лошадь в конюшню? – осведомился я подчеркнуто, вежливым тоном.
Дворецкий позвал мальчика-слугу и приказал ему увести лошадь, а сам провел нас через просторный холл и поднялся по широкой лестнице, на перилах которой были вырезаны изображения геральдических животных. Мы вошли в богато обставленную гостиную, стены которой сплошь покрывали гобелены. В окно был виден сад, достаточно большой для городского дома. Я разглядел ухоженные цветочные клумбы и посыпанные гравием дорожки, ведущие к лужайке; трава на ней пожелтела от недостатка влаги. Под старым развесистым дубом стояла скамья, а рядом – круглый кирпичный колодец, покрытый запертой на замок крышкой. В комнате, сидя в мягких креслах, нас ожидали четверо членов семьи. Все были одеты в черное, что меня очень удивило, ибо со дня смерти Ральфа миновало почти две недели и срок глубокого траура истек. Сэр Эдвин Уэнтворт остался в своей семье единственным мужчиной. Увидев его вблизи, я сразу же отметил разительное сходство с Джозефом, которое проявлялось не только в чертах пухлого румяного лица, но и в присущих обоим несколько суетливых манерах. Взгляд его, устремленный на меня, полыхал откровенной неприязнью.
Чуть в стороне сидели две его дочери; взглянув на них, я убедился, что рассказы Джозефа о красоте его племянниц вполне соответствовали истине. Природа наградила сестер нежнейшей молочно-белой кожей и густыми белокурыми волосами, которые свободно падали на плечи. Глаза у обеих были на редкость огромные, ярко-василькового цвета. Девушки занимались вышиванием, однако при нашем появлении одновременно воткнули иголки в подушечки и одарили меня быстрыми, застенчивыми улыбками. После этого сестры вновь потупились и, как положено благовоспитанным юным леди, замерли в изящных позах, сложив на коленях ослепительно белые руки.
Третья женщина, находившаяся в комнате, составляла с юными леди разительный контраст. Матушка Джозефа сидела в своем кресле прямо, словно аршин проглотила; седые волосы были убраны под черный чепец, руки, покрытые синими прожилками вен, опирались на набалдашник трости. Она отличалась крайней худобой, кости, казалось, просвечивали сквозь бледную, истончившуюся кожу лица, изборожденного сетью морщин и рубцов, оставшихся после оспы. Морщинистые веки почти полностью прикрывали ее мутные глаза. Эта жалкая фигура могла бы вызвать только сострадание, однако с первого взгляда чувствовалось, что она обладает над своими домочадцами непререкаемой властью.
Именно старуха первой нарушила молчание, повернув ко мне голову.
– Это тот самый законник? – изрекла она с ощутимым деревенским акцентом, обнажив крупные белоснежные, как жемчуг, зубы.
«Зубы-то наверняка вставные», – подумал я и невольно вздрогнул, ибо подобная попытка обмануть природу, используя зубы мертвецов, прикрепленные к челюсти деревянной пластиной, представлялась мне отвратительной.
– Да, матушка, – ответил Эдвин и бросил на меня злобный взгляд.
По губам старухи скользнула кривая улыбка.
– А, искатель правды. Подойдите сюда, господин законник, я хочу понять, как вы выглядите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181