Возбужденная и встревоженная толпа законников высыпала во двор. Я заметил, как меж ними снует Билкнэп с сияющим от удовольствия лицом. Пройдохе повезло узнать новость прежде других, и теперь он сообщал ее всем и каждому. Несколько мгновений я не двигался с места, собирая все оставшиеся у меня силы, а потом побрел в свою контору.
Я сообщил Скелли, что уезжаю на неопределенное время, оставил ему немного денег и указания, каким адвокатам следует передать находившиеся в моем ведении дела. Потом, пользуясь тем, что все обитатели Линкольнс-Инн собрались в часовне, я незамеченным выскользнул из конторы и направился домой. Джоан, как видно, ушла на рынок, захватив с собой Саймона. В это пасмурное туманное утро в доме царила тишина. Я был рад, что мне не придется давать никаких объяснений своей обеспокоенной экономке.
Из потайного ящика стола я взял деньги и оставил некоторую сумму Джоан, снабдив ее запиской. Затем спустился в конюшню. Барак уже забрал свою кобылу Сьюки, но Предок стоял в стойле, по обыкновению спокойный и миролюбивый. Я похлопал мерина по холке.
– Что ж, дружище, нам предстоит дальний путь. Думаю, в конюшни лорда Кромвеля ты уже никогда не вернешься.
Внезапно на меня нахлынули воспоминания. Я вспомнил о своей первой встрече с Кромвелем, на обеде, где собрались сторонники Реформации. С тех пор прошло пятнадцать лет. О, тогда я был всецело покорен исходившей от лорда Кромвеля силой, его острым умом, его уверенностью в необходимости и благотворности перемен! Он стремительно поднялся к вершинам власти, и я служил ему верой и правдой; но с течением времени я убедился, что мой покровитель жесток и безжалостен. Три года назад меж нами произошел разрыв, а сейчас, несмотря на все свои старания, я не сумел его спасти. Впрочем, тут не было моей вины. Неудачный брак короля, устроенный Кромвелем, оказался роковой ошибкой, предрешившей его участь. И все же, припав головой к шелковистому лошадиному боку, я дал волю слезам. Я оплакивал незаурядного человека, достигшего, казалось бы, беспредельного могущества, а ныне низвергнутого в Тауэр, мрачный застенок, куда он отправил стольких своих врагов.
– О, как жаль, – вслух шептал я. – Как жаль, что все так случилось.
Потом я вспомнил о нависшей надо мной опасности.
«Надо взять себя в руки», – сказал я себе, вытер глаза рукавом, вскочил в седло и направился в Сити.
У меня оставалось еще одно неотложное дело.
Джозеф был прав: люди на улицах во всеуслышанье обсуждали падение лорда Кромвеля. Вглядываясь в лица прохожих, я убедился, что преобладающим их выражением является страх. Несмотря на всю свою жестокость, Кромвель сумел обеспечить порядок в стране, охваченной смутой и неурядицами. К тому же Лондон был городом сторонников Реформации; меры, направленные на возвращение старой религии, вряд ли вызвали бы здесь воодушевление. Я услышал, как кто-то громко заявил: «Теперь король женится на Кэтрин Говард!» – и резко обернулся к говорившему. Но то был всего лишь юный подмастерье, который наверняка сам не знал, что болтает; заметив мой взгляд, он счел за благо прикусить язык. Около одной из церквей толпа в молчании наблюдала, как королевские стражники уводят прочь священника, вне всякого сомнения, сподвижника Кромвеля. Я поспешно отвернулся. Будучи ревностным реформатором, я всегда полагал, что в Лондоне мне ничего не угрожает; ощущение собственной безопасности сохранилось и после того, как реформаторский мой энтузиазм пошел на убыль. Теперь я ощущал, что город враждебен мне.«Как, должно быть, тяжело и трудно живется здесь Гаю», – подумал я.
Перед Стеклянным домом царила суета. У дверей стояла карета, запряженная четверкой лошадей, и слуги грузили в нее сундуки и ящики. Я спешился и спросил, дома ли леди Онор.
– Как о вас доложить, сэр… эй, куда вы!
Но, не слушая слугу, я привязал Предка к ограде и ворвался в дом, едва не сбив с ног камеристку, которая попалась мне навстречу с целой охапкой роскошных шелковых платьев. Я побежал наверх, в гостиную.
Леди Онор стояла у камина, проверяя по списку вещи, уложенные в сундук; другой сундук, уже закрытый, слуги тащили к дверям. На леди Онор было легкое закрытое платье, вполне подходящее для дальнего путешествия в жаркий летний день.
– Леди Онор, – тихо окликнул я.
От неожиданности она вздрогнула, и щеки ее слегка порозовели.
– О Мэтью. Я не ждала вас…
– Я вижу, вы уезжаете…
– Да, в свое имение, прямо сегодня. Разве вы не слышали о…
– О падении лорда Кромвеля? Конечно слышал.
– Один мой друг, занимающий видное положение при дворе, сообщил, что герцог Норфолкский недоволен той ролью, которую я сыграла во всей этой истории с греческим огнем. По его мнению, я действовала на стороне Кромвеля. И слишком охотно помогала вам, – добавила она с неожиданной резкостью.
– Но вы вообще не имеете отношения к греческому огню и…
– Да, Мэтью, мы с вами это прекрасно знаем, – с горьким смехом заявила леди Онор. – Но для того, чтобы навлечь на себя гнев сильных мира сего, вовсе не надо совершать каких-либо проступков. Нам с вами это тоже прекрасно известно. Несколько близких моих знакомых, из тех, что частенько обедали в этом доме, уже брошены в Тауэр. И мне настоятельно посоветовали на время исчезнуть из города и оставаться в своем поместье до тех пор, пока волнение не уляжется.
– Значит, Норфолк добился своего.
– Скорее всего, в ближайшие дни будет объявлено о разводе короля с Анной Клевской и о предстоящем браке с Кэтрин Говард.
– Господи боже.
– И зачем только вы втянули меня в это дело! – выпалила она с нескрываемой досадой. – По вашей милости мне придется похоронить себя в Линкольншире. И одному Богу известно, как долго продлится мое изгнание.
Наверное, боль, которую причинили мне эти слова, отразилась на моем лице, потому что леди Онор смягчилась:
– Простите за резкость, Мэтью. Я ненавижу собираться в дорогу. От этих хлопот голова идет кругом.
Взгляд ее скользнул по моему перевязанному запястью.
– О, я вижу, вы ранены?
– Пустяки. Я тоже уезжаю. В Центральные графства.
Она внимательно вгляделась в мое лицо и кивнула.
– Понимаю. Да, вам необходимо уехать. А как разрешилось дело той девушки из семейства Уэнтворт?
– Ее признали невиновной и освободили, – сказал я и добавил со вздохом: – Мне удалось найти ответы на все вопросы, связанные с греческим огнем. Но было слишком поздно.
Леди Онор предупреждающе вскинула руку.
– Мэтью, об этом я не желаю слышать. – Да, конечно. Простите. Онор, я хотел сказать…
– Разве я более не леди? – перебила она со своей обворожительной улыбкой.
– Вы истинная леди и всегда ею останетесь. Но я хотел лишь сказать, что мы оба собираемся в Центральные графства, – выпалил я неожиданно для себя самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Я сообщил Скелли, что уезжаю на неопределенное время, оставил ему немного денег и указания, каким адвокатам следует передать находившиеся в моем ведении дела. Потом, пользуясь тем, что все обитатели Линкольнс-Инн собрались в часовне, я незамеченным выскользнул из конторы и направился домой. Джоан, как видно, ушла на рынок, захватив с собой Саймона. В это пасмурное туманное утро в доме царила тишина. Я был рад, что мне не придется давать никаких объяснений своей обеспокоенной экономке.
Из потайного ящика стола я взял деньги и оставил некоторую сумму Джоан, снабдив ее запиской. Затем спустился в конюшню. Барак уже забрал свою кобылу Сьюки, но Предок стоял в стойле, по обыкновению спокойный и миролюбивый. Я похлопал мерина по холке.
– Что ж, дружище, нам предстоит дальний путь. Думаю, в конюшни лорда Кромвеля ты уже никогда не вернешься.
Внезапно на меня нахлынули воспоминания. Я вспомнил о своей первой встрече с Кромвелем, на обеде, где собрались сторонники Реформации. С тех пор прошло пятнадцать лет. О, тогда я был всецело покорен исходившей от лорда Кромвеля силой, его острым умом, его уверенностью в необходимости и благотворности перемен! Он стремительно поднялся к вершинам власти, и я служил ему верой и правдой; но с течением времени я убедился, что мой покровитель жесток и безжалостен. Три года назад меж нами произошел разрыв, а сейчас, несмотря на все свои старания, я не сумел его спасти. Впрочем, тут не было моей вины. Неудачный брак короля, устроенный Кромвелем, оказался роковой ошибкой, предрешившей его участь. И все же, припав головой к шелковистому лошадиному боку, я дал волю слезам. Я оплакивал незаурядного человека, достигшего, казалось бы, беспредельного могущества, а ныне низвергнутого в Тауэр, мрачный застенок, куда он отправил стольких своих врагов.
– О, как жаль, – вслух шептал я. – Как жаль, что все так случилось.
Потом я вспомнил о нависшей надо мной опасности.
«Надо взять себя в руки», – сказал я себе, вытер глаза рукавом, вскочил в седло и направился в Сити.
У меня оставалось еще одно неотложное дело.
Джозеф был прав: люди на улицах во всеуслышанье обсуждали падение лорда Кромвеля. Вглядываясь в лица прохожих, я убедился, что преобладающим их выражением является страх. Несмотря на всю свою жестокость, Кромвель сумел обеспечить порядок в стране, охваченной смутой и неурядицами. К тому же Лондон был городом сторонников Реформации; меры, направленные на возвращение старой религии, вряд ли вызвали бы здесь воодушевление. Я услышал, как кто-то громко заявил: «Теперь король женится на Кэтрин Говард!» – и резко обернулся к говорившему. Но то был всего лишь юный подмастерье, который наверняка сам не знал, что болтает; заметив мой взгляд, он счел за благо прикусить язык. Около одной из церквей толпа в молчании наблюдала, как королевские стражники уводят прочь священника, вне всякого сомнения, сподвижника Кромвеля. Я поспешно отвернулся. Будучи ревностным реформатором, я всегда полагал, что в Лондоне мне ничего не угрожает; ощущение собственной безопасности сохранилось и после того, как реформаторский мой энтузиазм пошел на убыль. Теперь я ощущал, что город враждебен мне.«Как, должно быть, тяжело и трудно живется здесь Гаю», – подумал я.
Перед Стеклянным домом царила суета. У дверей стояла карета, запряженная четверкой лошадей, и слуги грузили в нее сундуки и ящики. Я спешился и спросил, дома ли леди Онор.
– Как о вас доложить, сэр… эй, куда вы!
Но, не слушая слугу, я привязал Предка к ограде и ворвался в дом, едва не сбив с ног камеристку, которая попалась мне навстречу с целой охапкой роскошных шелковых платьев. Я побежал наверх, в гостиную.
Леди Онор стояла у камина, проверяя по списку вещи, уложенные в сундук; другой сундук, уже закрытый, слуги тащили к дверям. На леди Онор было легкое закрытое платье, вполне подходящее для дальнего путешествия в жаркий летний день.
– Леди Онор, – тихо окликнул я.
От неожиданности она вздрогнула, и щеки ее слегка порозовели.
– О Мэтью. Я не ждала вас…
– Я вижу, вы уезжаете…
– Да, в свое имение, прямо сегодня. Разве вы не слышали о…
– О падении лорда Кромвеля? Конечно слышал.
– Один мой друг, занимающий видное положение при дворе, сообщил, что герцог Норфолкский недоволен той ролью, которую я сыграла во всей этой истории с греческим огнем. По его мнению, я действовала на стороне Кромвеля. И слишком охотно помогала вам, – добавила она с неожиданной резкостью.
– Но вы вообще не имеете отношения к греческому огню и…
– Да, Мэтью, мы с вами это прекрасно знаем, – с горьким смехом заявила леди Онор. – Но для того, чтобы навлечь на себя гнев сильных мира сего, вовсе не надо совершать каких-либо проступков. Нам с вами это тоже прекрасно известно. Несколько близких моих знакомых, из тех, что частенько обедали в этом доме, уже брошены в Тауэр. И мне настоятельно посоветовали на время исчезнуть из города и оставаться в своем поместье до тех пор, пока волнение не уляжется.
– Значит, Норфолк добился своего.
– Скорее всего, в ближайшие дни будет объявлено о разводе короля с Анной Клевской и о предстоящем браке с Кэтрин Говард.
– Господи боже.
– И зачем только вы втянули меня в это дело! – выпалила она с нескрываемой досадой. – По вашей милости мне придется похоронить себя в Линкольншире. И одному Богу известно, как долго продлится мое изгнание.
Наверное, боль, которую причинили мне эти слова, отразилась на моем лице, потому что леди Онор смягчилась:
– Простите за резкость, Мэтью. Я ненавижу собираться в дорогу. От этих хлопот голова идет кругом.
Взгляд ее скользнул по моему перевязанному запястью.
– О, я вижу, вы ранены?
– Пустяки. Я тоже уезжаю. В Центральные графства.
Она внимательно вгляделась в мое лицо и кивнула.
– Понимаю. Да, вам необходимо уехать. А как разрешилось дело той девушки из семейства Уэнтворт?
– Ее признали невиновной и освободили, – сказал я и добавил со вздохом: – Мне удалось найти ответы на все вопросы, связанные с греческим огнем. Но было слишком поздно.
Леди Онор предупреждающе вскинула руку.
– Мэтью, об этом я не желаю слышать. – Да, конечно. Простите. Онор, я хотел сказать…
– Разве я более не леди? – перебила она со своей обворожительной улыбкой.
– Вы истинная леди и всегда ею останетесь. Но я хотел лишь сказать, что мы оба собираемся в Центральные графства, – выпалил я неожиданно для себя самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181