Он говорил, что раз бедные угодны богу больше, чем богатые, мы должны продолжать поход, и Иерусалим падет перед нашими копьями и арбалетами без всяких рыцарей с их длинными мечами. Это была очень хорошая проповедь, сир! Жаль, что на ней было мало рыцарей: наш отец Петр не из благородных. Говорят, отец у него простой крестьянин.
С дотошностью неграмотного конюший приготовился дословно повторить услышанное, но Рожер прервал его. Восстановить смысл проповеди по этим фрагментам было несложно. Личность священника тоже была понятна — человек, вышедший из простонародья, поносит богатых и знатных и воспевает достоинства худородных и бедных. В Англии среди приходских священников таких было большинство, и, если они начинали настраивать пехотинцев против начальства, это могло иметь самые серьезные последствия. Он сурово ответил Фоме:
— Я нанял тебя за недельную плату присматривать за моим конем. Если хочешь, можешь уйти: я легко найду на твое место какого-нибудь сирийца. Но ты тоже давал клятву герцогу Нормандскому и должен повиноваться его приказам, иначе будешь считаться бунтовщиком. А если говорить о том, что пехота может победить и без рыцарей, то вспомни судьбу отрядов отца Годескалька и Вальтера Голяка. Ничего вы не сделаете без рыцарей в этой стране конных лучников!
— Виноват, сир, — ответил Фома, инстинктивно прикрывая лицо рукой. — Я только повторил то, что услышал на утренней проповеди. Конечно, я предпочел бы служить вам, пока вы не соберетесь домой. Я думаю остаться здесь до самой смерти.
Рожер убедился, что зерно действительно пошло на корм лошади, а не перекочевало на местный рынок, и отпустил слугу. По пути домой он обдумывал услышанное. Для полноты картины им не хватало только бунта пехотинцев!
Вернувшись домой, он поделился своими опасениями с Анной, но та не была склонна принимать их всерьез.
— Эти бедные глупые арбалетчики никогда не смогут сами поддерживать строй. Да они понятия не имеют, где находятся, и попросту не найдут Иерусалим без нашей помощи. Даже знатнейшим сеньорам трудно найти проводников до ближайшего города в этих землях, где говорят на незнакомом языке и где все купцы из неверных. Если пехотинцы попытаются уйти самовольно, придется поскакать за ними и убить нескольких зачинщиков. Но ничего этого не понадобится. Пусть себе не желают возвращаться домой. Чем больше, тем лучше: мы-то остаемся здесь. Тем легче будет набрать свой гарнизон.
— Пожалуй, ты права, дорогая, — ответил он. — Но будет постыдно, если они покажут нам благой пример, а мы не пожелаем ему последовать.
— О, бедняки всегда подают благие примеры, — вздрогнув, сказала Анна. — Они не испытывают наших соблазнов и слишком глупы, чтобы понимать, сколь приятен грех.
— Очень подходящие разговоры в Епифанов день! Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Я подумал, не предупредить ли герцога о том, что могут возникнуть трудности, но он, пожалуй, и так обо всем наслышан. Наверное, все закончится обычной болтовней. Схожу-ка я в город и послушаю, какие новости во дворце. Сегодня совет, на котором должно что-то решиться.
Но он опоздал. За Герцогскими воротами вокруг глашатая собралась быстро разраставшаяся толпа. Тот как раз заканчивал читать какое-то объявление. Очевидно, совет принял важное решение и теперь его доводят до всеобщего сведения. Рожер увидел молодого рыцаря, с которым иногда беседовал за столом у герцога, и попросил объяснить, что происходит.
— Важные новости! — ответил тот. — Граф Боэмунд получил независимое княжество.
— Ну что ж, все этого ждали, хотя и не так быстро, — вставил Рожер.
— Да, но это только начало! Конечно, граф Тулузский пришел в неописуемую ярость и произнес грозную речь. Он заявил, что ровно через неделю поведет своих прованцев на юг, к Иерусалиму, даже если никто не захочет примкнуть к нему. Тут все остальные тоже вышли из себя, и Господь знает, чем это кончится. Герцог пока молчит, и неизвестно, выступаем мы или нет.
Не дожидаясь других вестей, Рожер поспешил обратно в лагерь. Вот и настал открытый разрыв. Пора обсудить с Анной их дальнейшие планы. Как обычно, ошеломительные новости опережают пешехода, и, когда он вернулся, Анна уже все знала. Она успела принять решение и совершенно спокойно сказала ему, что следует предпринять.
— Сходи утром к князю Антиохийскому и узнай, может ли он что-нибудь тебе предложить. Если это будет приемлемо, мы немедленно переедем в город. Может начаться резня, и чем скорее мы присоединимся к его сторонникам, тем лучше.
Тугодуму Рожеру показалось, что она слишком торопит события, и он не преминул напомнить ей:
— Боюсь, дорогая, что я еще вассал герцога. Он ведь пока не заявил о своем возвращении. Я не могу оставить лагерь, когда вожди ссорятся и с минуты на минуту начнется драка. Теперь ему, как никогда, требуются преданные люди. Вполне возможно, что он заключит с князем сделку и продаст ему нашу поддержку либо за земли, либо за крупную сумму. Это было бы только разумно, хотя и не слишком похоже на герцога Роберта. Но к князю я схожу и выспрошу, что у него на уме.
— О небо! — не выдержала Анна. — Тебе еще не надоело твердить про клятву, которую ты дал в Руане больше двух лет назад? Разве ты не видишь, что за это время все изменилось? Наше будущее зависит от того, успеем ли мы сделать правильный выбор, пока ты еще кому-то нужен! Что может сделать твой герцог, если мы его бросим? Думаю, не стоит лишний раз напоминать, что у нас нет земель, которые он может разорить, хотя тебе никогда не следует забывать об этом. А земли твоей семьи находятся не в его владениях. Ты свободный человек, сам себе хозяин, и настало время присоединиться к победителям.
— Оставь меня в покое! — взорвался Рожер. — Что, в Провансе не принято соблюдать клятвы? Я буду верен присяге, пока герцог не уедет! Да, я, как и все нормальные люди, на стороне Боэмунда. Но я не оставлю моего сеньора в самом конце службы, после того как хранил ему верность три года!
— О да, ты был преданным вассалом! — визгливо крикнула Анна. Рожер поразился: такого за ней раньше не водилось. — А чем он тебе отплатил за службу? Дрянной едой, достойной судомойки? Просто ты трусишь бросить открытый вызов своему сеньору, как подобает честному и достойному человеку. Ты боишься, что герцог прикажет тебя высечь словно непокорного холопа!
Эти неосторожные слова привели Рожера в неописуемую ярость. Он схватил подвернувшийся под руку ремень, которым подвязывали шпоры, как следует отхлестал жену, а потом в неистовой злобе выскочил на улицу и ушел, не дожидаясь ужина.
Было уже темно. Пройдя несколько шагов, он с досадой вспомнил, что оставил дома кошелек. Он был голоден, приступ гнева обессилил его, но не возвращаться же домой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
С дотошностью неграмотного конюший приготовился дословно повторить услышанное, но Рожер прервал его. Восстановить смысл проповеди по этим фрагментам было несложно. Личность священника тоже была понятна — человек, вышедший из простонародья, поносит богатых и знатных и воспевает достоинства худородных и бедных. В Англии среди приходских священников таких было большинство, и, если они начинали настраивать пехотинцев против начальства, это могло иметь самые серьезные последствия. Он сурово ответил Фоме:
— Я нанял тебя за недельную плату присматривать за моим конем. Если хочешь, можешь уйти: я легко найду на твое место какого-нибудь сирийца. Но ты тоже давал клятву герцогу Нормандскому и должен повиноваться его приказам, иначе будешь считаться бунтовщиком. А если говорить о том, что пехота может победить и без рыцарей, то вспомни судьбу отрядов отца Годескалька и Вальтера Голяка. Ничего вы не сделаете без рыцарей в этой стране конных лучников!
— Виноват, сир, — ответил Фома, инстинктивно прикрывая лицо рукой. — Я только повторил то, что услышал на утренней проповеди. Конечно, я предпочел бы служить вам, пока вы не соберетесь домой. Я думаю остаться здесь до самой смерти.
Рожер убедился, что зерно действительно пошло на корм лошади, а не перекочевало на местный рынок, и отпустил слугу. По пути домой он обдумывал услышанное. Для полноты картины им не хватало только бунта пехотинцев!
Вернувшись домой, он поделился своими опасениями с Анной, но та не была склонна принимать их всерьез.
— Эти бедные глупые арбалетчики никогда не смогут сами поддерживать строй. Да они понятия не имеют, где находятся, и попросту не найдут Иерусалим без нашей помощи. Даже знатнейшим сеньорам трудно найти проводников до ближайшего города в этих землях, где говорят на незнакомом языке и где все купцы из неверных. Если пехотинцы попытаются уйти самовольно, придется поскакать за ними и убить нескольких зачинщиков. Но ничего этого не понадобится. Пусть себе не желают возвращаться домой. Чем больше, тем лучше: мы-то остаемся здесь. Тем легче будет набрать свой гарнизон.
— Пожалуй, ты права, дорогая, — ответил он. — Но будет постыдно, если они покажут нам благой пример, а мы не пожелаем ему последовать.
— О, бедняки всегда подают благие примеры, — вздрогнув, сказала Анна. — Они не испытывают наших соблазнов и слишком глупы, чтобы понимать, сколь приятен грех.
— Очень подходящие разговоры в Епифанов день! Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Я подумал, не предупредить ли герцога о том, что могут возникнуть трудности, но он, пожалуй, и так обо всем наслышан. Наверное, все закончится обычной болтовней. Схожу-ка я в город и послушаю, какие новости во дворце. Сегодня совет, на котором должно что-то решиться.
Но он опоздал. За Герцогскими воротами вокруг глашатая собралась быстро разраставшаяся толпа. Тот как раз заканчивал читать какое-то объявление. Очевидно, совет принял важное решение и теперь его доводят до всеобщего сведения. Рожер увидел молодого рыцаря, с которым иногда беседовал за столом у герцога, и попросил объяснить, что происходит.
— Важные новости! — ответил тот. — Граф Боэмунд получил независимое княжество.
— Ну что ж, все этого ждали, хотя и не так быстро, — вставил Рожер.
— Да, но это только начало! Конечно, граф Тулузский пришел в неописуемую ярость и произнес грозную речь. Он заявил, что ровно через неделю поведет своих прованцев на юг, к Иерусалиму, даже если никто не захочет примкнуть к нему. Тут все остальные тоже вышли из себя, и Господь знает, чем это кончится. Герцог пока молчит, и неизвестно, выступаем мы или нет.
Не дожидаясь других вестей, Рожер поспешил обратно в лагерь. Вот и настал открытый разрыв. Пора обсудить с Анной их дальнейшие планы. Как обычно, ошеломительные новости опережают пешехода, и, когда он вернулся, Анна уже все знала. Она успела принять решение и совершенно спокойно сказала ему, что следует предпринять.
— Сходи утром к князю Антиохийскому и узнай, может ли он что-нибудь тебе предложить. Если это будет приемлемо, мы немедленно переедем в город. Может начаться резня, и чем скорее мы присоединимся к его сторонникам, тем лучше.
Тугодуму Рожеру показалось, что она слишком торопит события, и он не преминул напомнить ей:
— Боюсь, дорогая, что я еще вассал герцога. Он ведь пока не заявил о своем возвращении. Я не могу оставить лагерь, когда вожди ссорятся и с минуты на минуту начнется драка. Теперь ему, как никогда, требуются преданные люди. Вполне возможно, что он заключит с князем сделку и продаст ему нашу поддержку либо за земли, либо за крупную сумму. Это было бы только разумно, хотя и не слишком похоже на герцога Роберта. Но к князю я схожу и выспрошу, что у него на уме.
— О небо! — не выдержала Анна. — Тебе еще не надоело твердить про клятву, которую ты дал в Руане больше двух лет назад? Разве ты не видишь, что за это время все изменилось? Наше будущее зависит от того, успеем ли мы сделать правильный выбор, пока ты еще кому-то нужен! Что может сделать твой герцог, если мы его бросим? Думаю, не стоит лишний раз напоминать, что у нас нет земель, которые он может разорить, хотя тебе никогда не следует забывать об этом. А земли твоей семьи находятся не в его владениях. Ты свободный человек, сам себе хозяин, и настало время присоединиться к победителям.
— Оставь меня в покое! — взорвался Рожер. — Что, в Провансе не принято соблюдать клятвы? Я буду верен присяге, пока герцог не уедет! Да, я, как и все нормальные люди, на стороне Боэмунда. Но я не оставлю моего сеньора в самом конце службы, после того как хранил ему верность три года!
— О да, ты был преданным вассалом! — визгливо крикнула Анна. Рожер поразился: такого за ней раньше не водилось. — А чем он тебе отплатил за службу? Дрянной едой, достойной судомойки? Просто ты трусишь бросить открытый вызов своему сеньору, как подобает честному и достойному человеку. Ты боишься, что герцог прикажет тебя высечь словно непокорного холопа!
Эти неосторожные слова привели Рожера в неописуемую ярость. Он схватил подвернувшийся под руку ремень, которым подвязывали шпоры, как следует отхлестал жену, а потом в неистовой злобе выскочил на улицу и ушел, не дожидаясь ужина.
Было уже темно. Пройдя несколько шагов, он с досадой вспомнил, что оставил дома кошелек. Он был голоден, приступ гнева обессилил его, но не возвращаться же домой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99