Он покачал головой:
– Вы не правы. Кое в чем мы добились определенных успехов. Взять хотя бы ваш визит к Иноуэ. Некоторые моменты оказались очень эффективными для ваших воспоминаний.
– Ты имеешь в виду Мари Кано?
Он кивнул:
– Именно ее. Девушка добилась даже лучших результатов, чем мы ожидали. Думаю, она заслужила высокой оценки.
– После того как я покинул казино, она направилась за мной. Это было твое указание?
– Нет, ее личная инициатива. Тем не менее ее незапланированный поступок принес в итоге положительный эффект. Хотя во всей этой ситуации она лицо постороннее.
– Где ты откопал бейсболку стрелкового клуба? Откуда узнал, что я разбираюсь в этой теме?
– Думаю, вы уже догадались. Сведения о вашем пребывании на американском Среднем Западе и приобретенном там хобби мы почерпнули у Иноуэ. Нам стало известно содержание вашего письма к нему. Признаюсь, я был глубоко тронут совпадением в наших судьбах. Я ведь и сам член этого клуба. Как и вы, стажировался за границей, и там у меня появилось то же самое хобби. Эта бейсболка – моя память о той эпохе. Вам это кажется сентиментальным?
– Сентиментальным… Ты читал Генри Миллера?
Он вскинул на меня удивленный взгляд:
– Это тот, что писал об отношениях между полами?
Похоже, юный курьер все же умолчал о событиях прошлой ночи.
– Не бери в голову, – ответил я. – Ты поручил девушке передать визитную карточку, в ней было послание. Только что ты сказал, что вашей целью было пробудить во мне воспоминания. Примерно то же самое говорилось и в твоем послании. В этой связи на ум приходит один человек. Он каким-то образом связан с вами?
– Ваш шурин? – спросил Харада – Да, у нас с ним определенные отношения. Вы, конечно же, знаете о его небезупречном прошлом. Одно время он был связан и с нами.
– Тогда я задам тебе вопрос: для чего вы провели всю эту огромную и тщательную подготовку? Что это за экстремальные условия, о которых ты говорил? Почему ты вообще сидишь здесь со мной?
– Естественно, из-за Ван Гога. Он и есть те самые экстремальные условия. Восьмые «Подсолнухи» существуют.
13
Внезапно меня начал душить смех. Ситуация вдруг показалась мне страшно забавной. Привидение из прошлого века. Призрак «Подсолнухов». Спустя мгновение я хохотал в голос.
Повернувшись ко мне, Харада терпеливо ждал, когда я успокоюсь.
– Я сказал что-то смешное?
– Тебя удивляет, что я смеюсь над бредовой идеей?
– Мы вовсе не считаем эту идею бредовой.
В ответ я взглянул ему в глаза. Улыбка в них погасла, уступив место холодному блеску. Пожалуй, даже слишком холодному.
– Раз ты такой образованный, то не мог не слышать о Яне Хульскере.
Я всего лишь повторил имя, однажды услышанное от Эйко, но он со знающим видом кивнул:
– Исследователь, пронумеровавший все работы Ван Гога. Тем не менее полнота составленного им каталога вызывает сомнения, в нем есть пропуски. Во всяком случае, ему далеко до каталога Кёхеляс полной нумерацией произведений Моцарта.
Только сейчас я заметил, что все это время он называл его Ван Гогом, а не Гогом. Совсем как Эйко.
– Ты долго изучал Ван Гога?
– В университете я специализировался на истории искусств. Тема дипломной работы была скучной – постимпрессионисты. Вообще-то у меня есть корочки музейного работника. Правда, хвастаться тут особенно нечем – получить их еще проще, чем диплом педагога. Одно время я мечтал работать в музее, но не смог устроиться. Слишком узкий рынок.
– Наслышан, – произнес я.
Несмотря на появление в последние годы множества художественных музеев, в том числе региональных, поговаривали, что пробиться туда можно по-прежнему только через связи в среде политиков или местной администрации. Эйко тоже изрядно помыкалась, прежде чем нашла работу. Помню, какой подавленной она выглядела, но ни в какую не хотела обсуждать эту тему. Такой уж у нее был характер.
– Даже если, – я внимательно наблюдал за выражением его лица, – я подчеркиваю, если восьмые «Подсолнухи» действительно существуют, тебе не приходило в голову, что они могут оказаться подделкой? История знает случай, когда фальшивки, написанные бывшим танцовщиком кабаре, признал подлинными лучший искусствовед того времени.
– Скандал Вакера, – пробормотал он. – Отто Вакер в двадцатые годы действительно подделал более тридцати работ Ван Гога. Несколько крупных деятелей, среди них де ла Фай, разыграли целый фарс то ли с целью сохранить собственный авторитет, то ли вследствие профессиональной несостоятельности. И все же это лишь красочный эпизод, вносящий дополнительный колорит в историю искусств.
– А еще поговаривают, что знаменитая картина в одном французском музее также является подделкой.
– Поговаривают. Я видел ее в Париже, но затрудняюсь сказать что-либо определенное. Тема гения и подделки стара как мир. И все же, господин Акияма, вам наверняка известно, что основная масса подделок Ван Гога приходится на его двухлетний парижский период.
– Да, я слышал нечто подобное. Поскольку в те годы он жил вместе с братом Тео, писем практически не осталось и упоминаний о произведениях крайне мало. Наверное, в этом и кроется основная причина.
Харада кивнул с видом учителя, вызвавшего к доске ученика:
– Вы абсолютно правы. Сам собой напрашивается вывод: неужели кто-то отважится на такой эксцентричный ход – подделать известнейшую серию «Подсолнухов» арльского периода?
– Именно благодаря тесной связи Ван Гога с братом, которому он отправлял почти все свои работы, они не растерялись по миру. И «Подсолнухи» не исключение.
Он снова кивнул:
– Да, произведениям Ван Гога выпала счастливая судьба – куда более счастливая, чем другим гениальным полотнам, – чего не скажешь об их авторе. И все же мы знаем немало примеров, когда он дарил портреты своим моделям.
Я снова почувствовал, как меня начинает душить смех. Да что со мной такое?! Может, всему виной ощущение нереальности, исходящее от Харады? Или меня околдовал призрак «Подсолнухов»?
– Я забыл задать главный вопрос.
– Какой же?
– Сам-то ты видел эти восьмые «Подсолнухи»?
Он медленно покачал головой и внимательно посмотрел на меня:
– Господин Акияма, вам ведь знакомо имя Натали Ришле, вдовы Фредерика Ришле?
– Да, я слышал о ней, – ответил я. – Кажется, ей принадлежит знаменитая коллекция фовистов.
Было и еще кое-что, о чем рассказала мне Эйко осенью восемьдесят восьмого года, за год до смерти.
В тот год их музей готовился к выставке, которая открывалась через два года. Подготовка – выбор центральных произведений, переговоры с музеями и частными коллекционерами об условиях предоставления картин, страховка, схема доставки туда и обратно – как правило, начинается за два-три года и полностью ложится на плечи музейных работников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86