Значит, Дзюнко Кагами так и не выдала ему Сато.
Да и сам Сакадзаки только что назвал Киэ Саэки «сестрой». Значит, тайну рождения дочери она хранила свято. Ведь не отправься я сегодня на разговор с Кацунумой — Сакадзаки бы мне тоже не повстречался.
— И как же ты с ним поступишь?
— Банду распущу, это без вариантов. А с ним самим пока не решил. У тебя есть предложения?
— Делай что хочешь, только в живых оставь. Он покосился на пистолет в моей руке.
— Вот уж не думал, что ты так скажешь, когда с этой игрушкой тебя увидал… Где ты ее взял?
— Отобрал у мальков Кацунумы.
— А почему в живых оставляешь?
— Да так… Нашлись общие темы. Мы с ним тут покатались немножко. Теперь обоим будет что вспомнить.
— А дальше что делать собираешься?
— Пойду в полицию сдамся.
— Это что, у вас сделка такая? Ну-ка, расскажи старику…
Я вдруг вспомнил о Ёде. Ждал ли он своего любовничка дома? Или смылся, как только услышал мой голос в мобильнике? Впрочем, как угодно. Так или иначе, «талантливый экономист с большим будущим» уже вернулся в свое дерьмо… Я покачал головой — и рассказал Сакадзаки лишь о том, как прострелил Кацунуме ногу и что хотел с этим делать дальше. Сакадзаки слушал меня, закрыв глаза. Возможно, он понял, что я рассказал не все. Но, открыв глаза, едва заметно улыбнулся:
— Наверно, это дерзость по отношению к сыну моего босса. Но я предлагаю другую сделку. Масаюки не идет ни в какую полицию. И отдает мне вот эту игрушку. А я за это оставляю в живых Кацунуму. Несмотря на всю наглость моего предложения, предлагаю подумать серьезно. В любом случае ни за тебя, ни за твоих людей волноваться уже не придется…
— Уф-ф… Да, Сакадзаки. Кого-кого, а тебя уж точно только могила исправит! Вечно ты встреваешь в последний момент со своими сценариями…
Он негромко рассмеялся:
— Ну, ты у нас тоже ни капельки не изменился.
— Ну конечно! Я-то как раз изменился. С тех пор как мы с тобой расстались, я жил нормальным человеком. Вот уж не думал, что так долго протяну. Столько лет подряд. Оглянуться не успел — а жизнь уже прожита.
— И не говори… Вот и я уже старик. Все пролетело, как пуля. Как странный, безумный сон…
Я вдруг подумал, а не спросить ли его, чем же закончилась история со смертью отца. Хотя уж он-то мне вряд ли на это ответит…
Мы выехали на проспект Сакурадори.
— Ладно, — сказал я ему. — Остальное доделай сам.
И я вложил пистолет в его протянутую ладонь. Приняв от меня пушку, он тут же поставил ее на предохранитель и как ни в чем не бывало проговорил:
— Кстати, вот уж не думал, что и вторую просьбу госпожи Кагами выполню уже сегодня.
— Вторую просьбу?
— Она просила тебе кое-что передать. На случай если мы с тобой еще как-нибудь встретимся…
— Что же?
— Если что не так, уж извини старика за маразм. Но попробую передать слово в слово…
«Спасибо Вам за господина Исидзаки. Я прожила нелегкую жизнь, но никогда не жалела о том, что стала актрисой. Так вышло, что я оказалась заложницей чужих тайн, и это привело к смерти любимого человека. Но эта боль никогда не сравнится со счастьем от того, что мы встретились с ним в этом мире. И это случилось благодаря Вам. Храни вас Бог…»
— И больше ничего?
— Да, это все.
— А насчет «чужих тайн» ты не стал уточнять?
— Нет. С годами интерес к чужой жизни скудеет. Чего не говорят — того и не спрашиваешь…
— Но почему она не позвонила мне напрямую?
— Может, рассудила, что вживую встречаться нет смысла? А ограничиться телефоном — неуважение… Наверно, она еще напишет тебе письмо.
Я вспомнил вечерний звонок и чье-то молчание в трубке. Возможно, ее. А возможно, и нет. Но как бы там ни было — того, что мне передал Сакадзаки, достаточно. И даже письма не нужно.
И только тут пришло удивление. Значит, Дзюнко Кагами знала, что мы с Сакадзаки знакомы? Но узнать об этом она могла только одним способом: Исидзаки рассказал ей о моем прошлом. Стало быть, двадцать лет назад, после скандала в телестудии, он все-таки проверил мою подноготную. Проверил — и нанял меня на работу. Меня, сына главаря банды Сиода, желторотого нахала без высшего образования.
И за все двадцать лет не попрекнул меня этим ни разу. А под конец еще и отблагодарил. «Спасибо за все», — сказал он мне и ушел из этого мира…
Как долго я молчал — не знаю. Но наконец вздохнул:
— Где она сейчас, не говорила?
— Сказала, что из Тибы на месяц уехала. Захотела посмотреть на родные места…
Едва оправившись от удивления, я тут же засомневался. Что-то не так. Не похоже, чтобы она уезжала надолго туда, где не могла бы видеться с Исидзаки. Или он сам отослал ее для безопасности? Я никогда не был на побережье Босо, но сразу представил ее фигурку на весенней поляне у самого моря. Сегодня ей уже за пятьдесят. А на поляне у моря стояла все та же Дзюнко Кагами, какой я впервые увидел ее в телестудии.
— Что значит «на месяц»? Начиная с сегодняшнего дня?
— Нет, сегодня она оттуда уже уедет.
— Куда?
— Сказала, к Японскому морю. Куда-нибудь, где потише… Я уж деталей не спрашивал.
К Японскому морю… В Канадзаву? Но я промолчал.
Следуя моим указаниям, водитель сделал еще несколько поворотов, и мы наконец остановились у моего подъезда.
Я выбрался из машины, Сакадзаки вышел за мной. Мы встали рядом, и я впервые понял, какого маленького он роста. Столько лет прошло, а я не заметил этого даже на заупокойной.
Он широко улыбнулся:
— Здорово! Тридцать лет — срок немалый. А Масаюки все равно ни капельки не изменился… Вот с таким Масакжи и здорово было опять повидаться. Я уже слишком стар. А этого воспоминания мне как раз до конца жизни и хватит…
Не прибавив больше ни слова, он сел в машину. Я проводил ее глазами, пока во мраке не растворились хвостовые огни, и лишь затем поднялся в квартиру.
Сев на кровать, я ощупал взглядом ожог на руке. Потом повернул руку и медленно раскрыл ладонь. Света в комнате не было, и на месте ладони я не увидел ничего, кроме иссиня-черной тьмы. И лишь когда всмотрелся изо всех сил, в этой тьме проступило, как призрак, что-то еще.
Красная нитка, похожая на тонкую полоску крови.
23
В понедельник утром весь этаж лихорадило уже за полчаса до звонка. Сотрудники бегали по залам и коридорам, то и дело сталкиваясь друг с другом и обсуждая одно и то же. А точнее — одну и ту же статью из утренней газеты. Под заголовком:
«"Одзима" заглатывает „Напитки Тайкэй“: слияние капиталов?»
По дороге на работу я купил сразу несколько газет, но этой статьи там не видел. Ее напечатали в экономическом листке, который в отличие от обычных газет не ждал официального подтверждения новостей, а освещал события с пылу с жару.
Охара уже была на месте. Завидев меня, тут же вскочила как подстреленная и подлетела к моему столу:
— Шеф! Идемте в переговорную!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Да и сам Сакадзаки только что назвал Киэ Саэки «сестрой». Значит, тайну рождения дочери она хранила свято. Ведь не отправься я сегодня на разговор с Кацунумой — Сакадзаки бы мне тоже не повстречался.
— И как же ты с ним поступишь?
— Банду распущу, это без вариантов. А с ним самим пока не решил. У тебя есть предложения?
— Делай что хочешь, только в живых оставь. Он покосился на пистолет в моей руке.
— Вот уж не думал, что ты так скажешь, когда с этой игрушкой тебя увидал… Где ты ее взял?
— Отобрал у мальков Кацунумы.
— А почему в живых оставляешь?
— Да так… Нашлись общие темы. Мы с ним тут покатались немножко. Теперь обоим будет что вспомнить.
— А дальше что делать собираешься?
— Пойду в полицию сдамся.
— Это что, у вас сделка такая? Ну-ка, расскажи старику…
Я вдруг вспомнил о Ёде. Ждал ли он своего любовничка дома? Или смылся, как только услышал мой голос в мобильнике? Впрочем, как угодно. Так или иначе, «талантливый экономист с большим будущим» уже вернулся в свое дерьмо… Я покачал головой — и рассказал Сакадзаки лишь о том, как прострелил Кацунуме ногу и что хотел с этим делать дальше. Сакадзаки слушал меня, закрыв глаза. Возможно, он понял, что я рассказал не все. Но, открыв глаза, едва заметно улыбнулся:
— Наверно, это дерзость по отношению к сыну моего босса. Но я предлагаю другую сделку. Масаюки не идет ни в какую полицию. И отдает мне вот эту игрушку. А я за это оставляю в живых Кацунуму. Несмотря на всю наглость моего предложения, предлагаю подумать серьезно. В любом случае ни за тебя, ни за твоих людей волноваться уже не придется…
— Уф-ф… Да, Сакадзаки. Кого-кого, а тебя уж точно только могила исправит! Вечно ты встреваешь в последний момент со своими сценариями…
Он негромко рассмеялся:
— Ну, ты у нас тоже ни капельки не изменился.
— Ну конечно! Я-то как раз изменился. С тех пор как мы с тобой расстались, я жил нормальным человеком. Вот уж не думал, что так долго протяну. Столько лет подряд. Оглянуться не успел — а жизнь уже прожита.
— И не говори… Вот и я уже старик. Все пролетело, как пуля. Как странный, безумный сон…
Я вдруг подумал, а не спросить ли его, чем же закончилась история со смертью отца. Хотя уж он-то мне вряд ли на это ответит…
Мы выехали на проспект Сакурадори.
— Ладно, — сказал я ему. — Остальное доделай сам.
И я вложил пистолет в его протянутую ладонь. Приняв от меня пушку, он тут же поставил ее на предохранитель и как ни в чем не бывало проговорил:
— Кстати, вот уж не думал, что и вторую просьбу госпожи Кагами выполню уже сегодня.
— Вторую просьбу?
— Она просила тебе кое-что передать. На случай если мы с тобой еще как-нибудь встретимся…
— Что же?
— Если что не так, уж извини старика за маразм. Но попробую передать слово в слово…
«Спасибо Вам за господина Исидзаки. Я прожила нелегкую жизнь, но никогда не жалела о том, что стала актрисой. Так вышло, что я оказалась заложницей чужих тайн, и это привело к смерти любимого человека. Но эта боль никогда не сравнится со счастьем от того, что мы встретились с ним в этом мире. И это случилось благодаря Вам. Храни вас Бог…»
— И больше ничего?
— Да, это все.
— А насчет «чужих тайн» ты не стал уточнять?
— Нет. С годами интерес к чужой жизни скудеет. Чего не говорят — того и не спрашиваешь…
— Но почему она не позвонила мне напрямую?
— Может, рассудила, что вживую встречаться нет смысла? А ограничиться телефоном — неуважение… Наверно, она еще напишет тебе письмо.
Я вспомнил вечерний звонок и чье-то молчание в трубке. Возможно, ее. А возможно, и нет. Но как бы там ни было — того, что мне передал Сакадзаки, достаточно. И даже письма не нужно.
И только тут пришло удивление. Значит, Дзюнко Кагами знала, что мы с Сакадзаки знакомы? Но узнать об этом она могла только одним способом: Исидзаки рассказал ей о моем прошлом. Стало быть, двадцать лет назад, после скандала в телестудии, он все-таки проверил мою подноготную. Проверил — и нанял меня на работу. Меня, сына главаря банды Сиода, желторотого нахала без высшего образования.
И за все двадцать лет не попрекнул меня этим ни разу. А под конец еще и отблагодарил. «Спасибо за все», — сказал он мне и ушел из этого мира…
Как долго я молчал — не знаю. Но наконец вздохнул:
— Где она сейчас, не говорила?
— Сказала, что из Тибы на месяц уехала. Захотела посмотреть на родные места…
Едва оправившись от удивления, я тут же засомневался. Что-то не так. Не похоже, чтобы она уезжала надолго туда, где не могла бы видеться с Исидзаки. Или он сам отослал ее для безопасности? Я никогда не был на побережье Босо, но сразу представил ее фигурку на весенней поляне у самого моря. Сегодня ей уже за пятьдесят. А на поляне у моря стояла все та же Дзюнко Кагами, какой я впервые увидел ее в телестудии.
— Что значит «на месяц»? Начиная с сегодняшнего дня?
— Нет, сегодня она оттуда уже уедет.
— Куда?
— Сказала, к Японскому морю. Куда-нибудь, где потише… Я уж деталей не спрашивал.
К Японскому морю… В Канадзаву? Но я промолчал.
Следуя моим указаниям, водитель сделал еще несколько поворотов, и мы наконец остановились у моего подъезда.
Я выбрался из машины, Сакадзаки вышел за мной. Мы встали рядом, и я впервые понял, какого маленького он роста. Столько лет прошло, а я не заметил этого даже на заупокойной.
Он широко улыбнулся:
— Здорово! Тридцать лет — срок немалый. А Масаюки все равно ни капельки не изменился… Вот с таким Масакжи и здорово было опять повидаться. Я уже слишком стар. А этого воспоминания мне как раз до конца жизни и хватит…
Не прибавив больше ни слова, он сел в машину. Я проводил ее глазами, пока во мраке не растворились хвостовые огни, и лишь затем поднялся в квартиру.
Сев на кровать, я ощупал взглядом ожог на руке. Потом повернул руку и медленно раскрыл ладонь. Света в комнате не было, и на месте ладони я не увидел ничего, кроме иссиня-черной тьмы. И лишь когда всмотрелся изо всех сил, в этой тьме проступило, как призрак, что-то еще.
Красная нитка, похожая на тонкую полоску крови.
23
В понедельник утром весь этаж лихорадило уже за полчаса до звонка. Сотрудники бегали по залам и коридорам, то и дело сталкиваясь друг с другом и обсуждая одно и то же. А точнее — одну и ту же статью из утренней газеты. Под заголовком:
«"Одзима" заглатывает „Напитки Тайкэй“: слияние капиталов?»
По дороге на работу я купил сразу несколько газет, но этой статьи там не видел. Ее напечатали в экономическом листке, который в отличие от обычных газет не ждал официального подтверждения новостей, а освещал события с пылу с жару.
Охара уже была на месте. Завидев меня, тут же вскочила как подстреленная и подлетела к моему столу:
— Шеф! Идемте в переговорную!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78