Так я и посоветовал президенту… Он, похоже, со мной согласился. И в итоге отменил свой приказ. А я вернул ему пленку.
— С ума сойти… — сказал Какисима. — Что, эти любительские кадры и правда настолько сильные?
— Правда, — только и сказал я.
— На самом деле с этим профессором Ёдой я однажды встречался. Никогда бы не подумал, что он такой отчаянный смельчак…
— Встречался?
— Ну, не совсем. Слушал как-то его лекцию на конференции старших менеджеров. А потом обменялся визитками на вечернем банкете. Вряд ли он меня помнит. Но в моей памяти он остался как человек большого ума.
— Ну-ну… — сказал я. — Так или иначе, пока об этой записи лучше никому не рассказывать.
— Это еще почему?
— «Эти кадры — мой стыд». Так он сказал.
Какисима удивился. Я объяснил. Дескать, все было снято чересчур хладнокровно. Настолько, что сам Исидзаки этого устыдился. Но все же он решил изготовить ролик и показать эти кадры широкой публике. Такому парадоксу я и сам удивился. И своего удивления не скрыл. Ни вчера утром от президента, ни теперь от Какисимы.
— Да, действительно… — задумчиво кивнул Какисима. — Такая дилемма частенько встает перед совестливыми операторами.
— Вот почему об этом лучше не рассказывать никому, включая Санаду. Пусть это останется между нами. Даже гендиректору, пожалуй, не стоит этого знать. Считай, что я лично тебя прошу.
— Да, конечно, я понимаю. Тема закрытая, но… скрывать это даже от генерального?
— Исидзаки сказал, что эти кадры — его стыд. Зачем бесчестить память мертвого самурая? Сам говоришь: о каких-то вещах ты не мог бы никому рассказать… Вот и давай уважать покойника.
Какисима помолчал, затем как будто согласился:
— Ладно… Будь по-твоему. Генеральному я не скажу. А если ситуация потребует — заранее с тобой посоветуюсь.
Я вздохнул.
— А кстати, что с его кабинетом?
— Сам собираюсь взглянуть, когда Нисимура придет. Запасной ключ только у нее. Сперва думал поискать там какие-нибудь мотивы его самоубийства. Но теперь придется проверить, не осталось ли там этой чертовой пленки…
— Боюсь, никаких мотивов этого самоубийства ты там не найдешь.
— Наверное, ты прав. Но мало ли что.
И тут в кабинет вошла Нисимура. Бледная как полотно.
— Извините, что долго…
Я впервые задумался о ее возрасте. Похоже, ей не было и сорока. Ее голос, обычно такой механический, теперь дрожал.
— Простите, что так рано вас потревожил, — ответил ей Какисима.
— Ну что вы, — всхлипнула Нисимура. — Но зачем же он?.. Да еще так внезапно…
Какисима в двух словах рассказал ей, что произошло. Затем добавил:
— Я хотел бы осмотреть его кабинет. Вы мне откроете?
Нисимура кивнула. Мы зашли в кабинет президента вдвоем. На рабочем столе, как и на столике у дивана, было пусто. Ни камеры, ни пленки.
— Может, в столе?
Какисима молча выдвинул ящики стола. Все они были не заперты. Но кроме бумаг — ничего. Так же как и в шкафу у выхода. Понятно, что все эти документы Какисима еще основательно перелопатит. Но в данный момент проверять больше нечего.
— Получается, он забрал кассету домой?
— Похоже на то, — кивнул Какисима. — Этой ночью в их доме проводят заупокойную службу. Если получится, попробую поговорить с его сыном.
Внезапно за моей спиной раздалось:
— Хориэ? В такую рань? Спасибо за поддержку. Гендиректор. Прикинув, что «доброе утро» сейчас не очень уместно, я молча поклонился.
Тадокоро, похоже, этой ночью тоже не спал. Хотя по измотанности его было не сравнить с Какисимой. Человек он был крупный, но подвижный. Решительное, почти свирепое выражение лица никак не вязалось с мягкой манерой речи. Как шутили в компании — любой, кто оказывался в прицеле его хищных глаз, тут же осознавал свою эфемерность. По возрасту он был младше Исидзаки всего на год.
— Господин гендиректор? — удивился Какисима. — Я думал, вы появитесь только к началу собрания.
— Да это я так… Забежал на минуточку. Только тут я заметил в руке гендиректора букет белых нарциссов. Он зашел в кабинет и аккуратно положил цветы на стол. Подняв к лицу руки, сложил ладони и закрыл глаза. Через несколько секунд очнулся и рассеянно поглядел в нашу сторону.
— Вернулся домой — увидел цветы в саду. Подумал, что было бы к месту… А вы здесь зачем?
— Решили осмотреть кабинет, — ответил Какисима. — Не лучшее время, конечно. Но вдруг бы нашлись какие-то объяснения этому самоубийству?
Тадокоро с сомнением покачал головой.
— Я думаю, для подобных проверок лучше сперва заручиться согласием родственников. Хоть это и офис, здесь много личных вещей.
— Вы правы, — признал Какисима. — Пожалуй, мы поторопились.
— Ну, ладно. В таких ситуациях у всех в голове немного зашкаливает. А кстати, Какисима, дружище! Я набросал оповещение для всех сотрудников. Пошлю тебе по электронной почте, проверишь лишний раз.
— Непременно.
— Кроме того, официальное сообщение для прессы лучше провести пораньше. Как считаешь? Мне уже несколько журналистов звонили. Я сказал — ждите, пока всем не объявим.
— По-моему, переносить ничего не следует. Торги на бирже в самом разгаре. До одиннадцати, пока не закончится утренняя сессия, мы должны сделать все, чтобы информация не просочилась.
— Да, ты прав… Будем сдерживать до одиннадцати. Какисима кивнул.
— Отдел информации готовит текст сообщения. Как только я его проверю, сразу передам вам. Кроме журнальных экспертов будет много писак из широкой прессы. Вам подготовить список предварительных ответов?
— Да нет, — покачал головой Тадокоро. — Как ни крути, а все предусмотреть не получится. Раз мы объявляем о смерти президента — нас спросят о причине этой смерти. Придется упомянуть предсмертные письма. А значит, разговора о финансовом состоянии фирмы не избежать.. Это, конечно, повлияет на вечерние котировки. Но тут уже ничего не поделаешь. Понятно, что для полноты картины нужно ждать показателей конца мая. Но я собираюсь искренне, не умаляя и своей вины, рассказать о том, как президент относился к собственной компании.
— Господин гендиректор, что бы вы ни сказали, я полагаюсь на ваше решение.
— Спасибо за помощь, — кивнул Тадокоро и вышел.
Какисима согнулся в поклоне.
— Ну и денек у тебя сегодня, — посочувствовал я ему.
— Как ни странно, я давно к такому готовился…
— Ну, я пойду. Если что — буду у себя.
— Погоди.
— Что-то еще?
— Если ты болен — может, пойдешь домой?
— Смотри сам не помри на рабочем посту. Еще одна смерть в совете директоров — и всей фирме придется делать массовое харакири…
Какисима промолчал, и лишь тень улыбки пробежала по его губам.
Я вышел из кабинета. В комнате, чей хозяин был уже на том свете, висела могильная тишина.
Вернувшись на свое место, я выдвинул ящик стола. У меня перехватило дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— С ума сойти… — сказал Какисима. — Что, эти любительские кадры и правда настолько сильные?
— Правда, — только и сказал я.
— На самом деле с этим профессором Ёдой я однажды встречался. Никогда бы не подумал, что он такой отчаянный смельчак…
— Встречался?
— Ну, не совсем. Слушал как-то его лекцию на конференции старших менеджеров. А потом обменялся визитками на вечернем банкете. Вряд ли он меня помнит. Но в моей памяти он остался как человек большого ума.
— Ну-ну… — сказал я. — Так или иначе, пока об этой записи лучше никому не рассказывать.
— Это еще почему?
— «Эти кадры — мой стыд». Так он сказал.
Какисима удивился. Я объяснил. Дескать, все было снято чересчур хладнокровно. Настолько, что сам Исидзаки этого устыдился. Но все же он решил изготовить ролик и показать эти кадры широкой публике. Такому парадоксу я и сам удивился. И своего удивления не скрыл. Ни вчера утром от президента, ни теперь от Какисимы.
— Да, действительно… — задумчиво кивнул Какисима. — Такая дилемма частенько встает перед совестливыми операторами.
— Вот почему об этом лучше не рассказывать никому, включая Санаду. Пусть это останется между нами. Даже гендиректору, пожалуй, не стоит этого знать. Считай, что я лично тебя прошу.
— Да, конечно, я понимаю. Тема закрытая, но… скрывать это даже от генерального?
— Исидзаки сказал, что эти кадры — его стыд. Зачем бесчестить память мертвого самурая? Сам говоришь: о каких-то вещах ты не мог бы никому рассказать… Вот и давай уважать покойника.
Какисима помолчал, затем как будто согласился:
— Ладно… Будь по-твоему. Генеральному я не скажу. А если ситуация потребует — заранее с тобой посоветуюсь.
Я вздохнул.
— А кстати, что с его кабинетом?
— Сам собираюсь взглянуть, когда Нисимура придет. Запасной ключ только у нее. Сперва думал поискать там какие-нибудь мотивы его самоубийства. Но теперь придется проверить, не осталось ли там этой чертовой пленки…
— Боюсь, никаких мотивов этого самоубийства ты там не найдешь.
— Наверное, ты прав. Но мало ли что.
И тут в кабинет вошла Нисимура. Бледная как полотно.
— Извините, что долго…
Я впервые задумался о ее возрасте. Похоже, ей не было и сорока. Ее голос, обычно такой механический, теперь дрожал.
— Простите, что так рано вас потревожил, — ответил ей Какисима.
— Ну что вы, — всхлипнула Нисимура. — Но зачем же он?.. Да еще так внезапно…
Какисима в двух словах рассказал ей, что произошло. Затем добавил:
— Я хотел бы осмотреть его кабинет. Вы мне откроете?
Нисимура кивнула. Мы зашли в кабинет президента вдвоем. На рабочем столе, как и на столике у дивана, было пусто. Ни камеры, ни пленки.
— Может, в столе?
Какисима молча выдвинул ящики стола. Все они были не заперты. Но кроме бумаг — ничего. Так же как и в шкафу у выхода. Понятно, что все эти документы Какисима еще основательно перелопатит. Но в данный момент проверять больше нечего.
— Получается, он забрал кассету домой?
— Похоже на то, — кивнул Какисима. — Этой ночью в их доме проводят заупокойную службу. Если получится, попробую поговорить с его сыном.
Внезапно за моей спиной раздалось:
— Хориэ? В такую рань? Спасибо за поддержку. Гендиректор. Прикинув, что «доброе утро» сейчас не очень уместно, я молча поклонился.
Тадокоро, похоже, этой ночью тоже не спал. Хотя по измотанности его было не сравнить с Какисимой. Человек он был крупный, но подвижный. Решительное, почти свирепое выражение лица никак не вязалось с мягкой манерой речи. Как шутили в компании — любой, кто оказывался в прицеле его хищных глаз, тут же осознавал свою эфемерность. По возрасту он был младше Исидзаки всего на год.
— Господин гендиректор? — удивился Какисима. — Я думал, вы появитесь только к началу собрания.
— Да это я так… Забежал на минуточку. Только тут я заметил в руке гендиректора букет белых нарциссов. Он зашел в кабинет и аккуратно положил цветы на стол. Подняв к лицу руки, сложил ладони и закрыл глаза. Через несколько секунд очнулся и рассеянно поглядел в нашу сторону.
— Вернулся домой — увидел цветы в саду. Подумал, что было бы к месту… А вы здесь зачем?
— Решили осмотреть кабинет, — ответил Какисима. — Не лучшее время, конечно. Но вдруг бы нашлись какие-то объяснения этому самоубийству?
Тадокоро с сомнением покачал головой.
— Я думаю, для подобных проверок лучше сперва заручиться согласием родственников. Хоть это и офис, здесь много личных вещей.
— Вы правы, — признал Какисима. — Пожалуй, мы поторопились.
— Ну, ладно. В таких ситуациях у всех в голове немного зашкаливает. А кстати, Какисима, дружище! Я набросал оповещение для всех сотрудников. Пошлю тебе по электронной почте, проверишь лишний раз.
— Непременно.
— Кроме того, официальное сообщение для прессы лучше провести пораньше. Как считаешь? Мне уже несколько журналистов звонили. Я сказал — ждите, пока всем не объявим.
— По-моему, переносить ничего не следует. Торги на бирже в самом разгаре. До одиннадцати, пока не закончится утренняя сессия, мы должны сделать все, чтобы информация не просочилась.
— Да, ты прав… Будем сдерживать до одиннадцати. Какисима кивнул.
— Отдел информации готовит текст сообщения. Как только я его проверю, сразу передам вам. Кроме журнальных экспертов будет много писак из широкой прессы. Вам подготовить список предварительных ответов?
— Да нет, — покачал головой Тадокоро. — Как ни крути, а все предусмотреть не получится. Раз мы объявляем о смерти президента — нас спросят о причине этой смерти. Придется упомянуть предсмертные письма. А значит, разговора о финансовом состоянии фирмы не избежать.. Это, конечно, повлияет на вечерние котировки. Но тут уже ничего не поделаешь. Понятно, что для полноты картины нужно ждать показателей конца мая. Но я собираюсь искренне, не умаляя и своей вины, рассказать о том, как президент относился к собственной компании.
— Господин гендиректор, что бы вы ни сказали, я полагаюсь на ваше решение.
— Спасибо за помощь, — кивнул Тадокоро и вышел.
Какисима согнулся в поклоне.
— Ну и денек у тебя сегодня, — посочувствовал я ему.
— Как ни странно, я давно к такому готовился…
— Ну, я пойду. Если что — буду у себя.
— Погоди.
— Что-то еще?
— Если ты болен — может, пойдешь домой?
— Смотри сам не помри на рабочем посту. Еще одна смерть в совете директоров — и всей фирме придется делать массовое харакири…
Какисима промолчал, и лишь тень улыбки пробежала по его губам.
Я вышел из кабинета. В комнате, чей хозяин был уже на том свете, висела могильная тишина.
Вернувшись на свое место, я выдвинул ящик стола. У меня перехватило дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78