Хотя из ее рассказа следовало, что сестры практически не общаются…
— Значит, ты все-таки спрашивал мое имя у Исидзаки? Когда?
— В день перед смертью. Точнее, тем самым вечером. После работы он пошел домой, а по пути со мной встретился. Отдал мне оригинал записи и кассету с твоей копией.
— Ну, и какого дьявола эта запись вообще появилась на свет?
Он выдержал паузу и снова заговорил — чуть более устало, чем прежде:
— Люди меняются… Что тут еще скажешь.
— Ты не мог бы выражаться яснее?
— Со временем в Ёсиюки проснулась жажда власти. В таком невинном парнишке — кто бы мог подумать! Но все-таки отец в тюрьме помер. Может, от всех этих мыслей у него мозги и съехали… — Кацунума вздохнул. — А жажда власти — та еще зараза. В ком поселится, того уже не остановишь. Вот и я остановить не сумел…
Я задумался. Этот Кацунума открывался мне с новой стороны. Мысли вдруг сами переключились на Киэ Саэки. Я понял, зачем эти ребятки приходили в «Розовые холмы». Цель могла быть только одна: проверить, знает ли Киэ Саэки о существовании этой чертовой записи. Что бы она ни ответила — им по большому счету уже все равно. Скажет «не знаю» — чем закончится такой допрос, представить несложно. Скажет «знаю» — найдут способ заткнуть ей рот навсегда. Вот почему Исидзаки решил спрятать ее в отеле. До тех пор, пока кое-кто не заплатит за все сполна…
Но об этом я решил его не расспрашивать.
— А чего удивляться, — сказал я. — На невинность парнишки явно было кому повлиять…
— Не отрицаю, — отозвался он. — Но обсуждать это с тобой не собираюсь.
— Понял, — кивнул я. — Вернемся к теме. Ну, и как же ты подобрал ключи к Кагами Дзюнко?
И тут он заткнулся основательно. В салоне повисла такая тишина, что даже рев машин за окном растворялся в ней точно в бездне. Я взглянул на него. В бликах рекламы его лицо то высвечивалось, то вновь уходило в тень. Казалось, он погрузился в какие-то очень далекие воспоминания. Его глаза смотрели на дорогу впереди, но видели что-то совсем другое. И говорить он, похоже, не собирался. Я решил сменить тактику: — Я слышал, ты в молодости переселился в Тибу? Почти столица… Что ж потом вернулся в свою глухомань? Тебя ведь, говорят, даже в доме Саэки кормили как своего…
Кацунума, словно очнувшись, коротко глянул в мою сторону.
— Ишь ты! — криво усмехнулся он. — И в этом белье покопался… Только тут разговор совсем странным будет.
— То есть?
— Если я тебе это расскажу, — кем бы ты ни был, уже завтра утром пожалеешь о том, что родился на свет. Иначе говоря, тебе останется просто сидеть в углу и дожидаться смерти. Без вариантов. Ты готов?
— Готов, готов… Не волнуйся.
Он еще немного подумал — и наконец раскрыл рот:
— Ну что ж. Считай, ты меня разозлил. Придется пачкать руки. Уж не знаю почему, но я старался без этого обойтись.
— Не грузись. Ты и так всю жизнь дерьмо жрал. Какая разница?
— И то верно, — усмехнулся он.
Похоже, он принял решение. Ну наконец-то, подумал я. Переходим к главному вопросу.
— Судя по твоим намекам в конторе, ты уже знаешь, что мы с генсеком Сато земляки.
— Знаю. Как и то, что вы друг друга неплохо пользуете.
— Да уж… Если это просочится в газеты, будет большой скандал. Только этой паскуде и без меня есть что скрывать из своего прошлого. Теперь-то он важной птицей заделался. А в молодости был самым обычным развратником и подлецом. Иначе бы и в Парламент никогда не пролез. Все его успехи на выборах — сплошные подтасовки…
Я посмотрел на него. Все-таки любопытно, как выглядит человек, когда называет члена Парламента паскудой. Но его лицо не изменилось ни на йоту.
— Ну а я с детства был отпетым хулиганом. Как говорится, рыбак рыбака… В общем, мы с Норио сразу снюхались. Когда познакомились, я ходил в седьмой класс, он — в девятый. Он-то и приметил меня первым. Да так и стал моим патроном. Родители на нас давно уже махнули рукой… А потом он подался в Тибу. Связался с бандой Саэки, ввинтился в семью. Ему тогда и восемнадцати не было.
— Кажется, банду Саэки еще называли «меченосцами», — заметил я.
Он скользнул по мне взглядом:
— Что-то я все меньше понимаю, кто ты на самом деле. Ну, ладно… Да, Норио тоже любил называть себя «меченосцем». Школу я закончил с грехом пополам. Тут-то он меня к себе в Тибу и вызвал. И начались времена, о которых я сегодня вспоминать не хочу…
Да, подумал я. Здесь мы с ним одного поля ягоды. Я тоже не люблю вспоминать молодость. Наверное, на свете очень много таких, как мы. Людей без единого воспоминания, в которое хотелось бы уйти с головой.
— Тогда ты и познакомился с Дзюнко Кагами? Он покосился на меня. Видимо, пытался прикинуть,
сколько я знаю, а сколько нет. И наконец произнес:
— Да. Красивая была девчонка. Жила отдельно от отца, и напрямую мы почти не общались. Но иногда я смотрел на нее издалека. Настоящая красавица, просто принцесса…
Справа от нас заревел чей-то мотор. Крутое авто с низкой осадкой обгоняло нас на бешеной скорости. Спортивная модель, двухместный салон, в полулежачих креслах — юная парочка. Я попытался представить, что за жизнь ведут люди, которые в ночь на субботу развлекаются подобным образом, но у меня ни черта не получилось. Кацунума проводил задумчивым взглядом их задние фонари.
— И чем же закончилась твоя служба в доме Саэки? Ты вошел в костяк?
— Нет… На службе дело и закончилось. А вот Норио приняли в семью и сынком назначили.
— Ого! Да от таких назначений не отмыться по жизни. Как же он завязал?
— А он и не завязывал. Его самого завязали.
— Это как?
— Развели по крови. И письмо о том разослали по всей стране.
Я уставился на него. Более жесткого наказания, чем разрыв кровной связи, для якудзы не существует. «Завязанный» подобным образом выпадает из воровского «рая» навсегда. Податься изгою некуда: в мире нормальных людей с бандитским прошлым не выжить. Если тебя отлучили от клана — доверие братвы еще можно восстановить. Но если ты разошелся с ними по крови — шансов уже никаких.
— Что же он натворил?
— Всем сказали, что залез по локоть в общак. Но за такие шалости по крови не разводят. Палец-другой отчикают — и гуляй себе дальше…
— Ты не ответил на вопрос.
— Ну, в общем… То, что он натворил, и стало косвенной причиной самоубийства Исидзаки, — медленно и бесстрастно произнес Кацунума. — Что ты знаешь о Киэ Саэки?
Скрывать смысла не было.
— Только то, что она — младшая сестра Дзюнко Кагами, — ответил я.
Он чуть заметно покачал головой:
— Это не так. Впрочем, она и сама об этом не знает…
— Не так?
— Дзюнко Кагами — не сестра Киэ Саэки. А ее мать. Отца зовут Норио Сато.
22
Пустота. Белая безмолвная пустота взорвалась и зависла в моей голове.
Я долго смотрел не отрываясь на бесконечную ленту асфальта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Значит, ты все-таки спрашивал мое имя у Исидзаки? Когда?
— В день перед смертью. Точнее, тем самым вечером. После работы он пошел домой, а по пути со мной встретился. Отдал мне оригинал записи и кассету с твоей копией.
— Ну, и какого дьявола эта запись вообще появилась на свет?
Он выдержал паузу и снова заговорил — чуть более устало, чем прежде:
— Люди меняются… Что тут еще скажешь.
— Ты не мог бы выражаться яснее?
— Со временем в Ёсиюки проснулась жажда власти. В таком невинном парнишке — кто бы мог подумать! Но все-таки отец в тюрьме помер. Может, от всех этих мыслей у него мозги и съехали… — Кацунума вздохнул. — А жажда власти — та еще зараза. В ком поселится, того уже не остановишь. Вот и я остановить не сумел…
Я задумался. Этот Кацунума открывался мне с новой стороны. Мысли вдруг сами переключились на Киэ Саэки. Я понял, зачем эти ребятки приходили в «Розовые холмы». Цель могла быть только одна: проверить, знает ли Киэ Саэки о существовании этой чертовой записи. Что бы она ни ответила — им по большому счету уже все равно. Скажет «не знаю» — чем закончится такой допрос, представить несложно. Скажет «знаю» — найдут способ заткнуть ей рот навсегда. Вот почему Исидзаки решил спрятать ее в отеле. До тех пор, пока кое-кто не заплатит за все сполна…
Но об этом я решил его не расспрашивать.
— А чего удивляться, — сказал я. — На невинность парнишки явно было кому повлиять…
— Не отрицаю, — отозвался он. — Но обсуждать это с тобой не собираюсь.
— Понял, — кивнул я. — Вернемся к теме. Ну, и как же ты подобрал ключи к Кагами Дзюнко?
И тут он заткнулся основательно. В салоне повисла такая тишина, что даже рев машин за окном растворялся в ней точно в бездне. Я взглянул на него. В бликах рекламы его лицо то высвечивалось, то вновь уходило в тень. Казалось, он погрузился в какие-то очень далекие воспоминания. Его глаза смотрели на дорогу впереди, но видели что-то совсем другое. И говорить он, похоже, не собирался. Я решил сменить тактику: — Я слышал, ты в молодости переселился в Тибу? Почти столица… Что ж потом вернулся в свою глухомань? Тебя ведь, говорят, даже в доме Саэки кормили как своего…
Кацунума, словно очнувшись, коротко глянул в мою сторону.
— Ишь ты! — криво усмехнулся он. — И в этом белье покопался… Только тут разговор совсем странным будет.
— То есть?
— Если я тебе это расскажу, — кем бы ты ни был, уже завтра утром пожалеешь о том, что родился на свет. Иначе говоря, тебе останется просто сидеть в углу и дожидаться смерти. Без вариантов. Ты готов?
— Готов, готов… Не волнуйся.
Он еще немного подумал — и наконец раскрыл рот:
— Ну что ж. Считай, ты меня разозлил. Придется пачкать руки. Уж не знаю почему, но я старался без этого обойтись.
— Не грузись. Ты и так всю жизнь дерьмо жрал. Какая разница?
— И то верно, — усмехнулся он.
Похоже, он принял решение. Ну наконец-то, подумал я. Переходим к главному вопросу.
— Судя по твоим намекам в конторе, ты уже знаешь, что мы с генсеком Сато земляки.
— Знаю. Как и то, что вы друг друга неплохо пользуете.
— Да уж… Если это просочится в газеты, будет большой скандал. Только этой паскуде и без меня есть что скрывать из своего прошлого. Теперь-то он важной птицей заделался. А в молодости был самым обычным развратником и подлецом. Иначе бы и в Парламент никогда не пролез. Все его успехи на выборах — сплошные подтасовки…
Я посмотрел на него. Все-таки любопытно, как выглядит человек, когда называет члена Парламента паскудой. Но его лицо не изменилось ни на йоту.
— Ну а я с детства был отпетым хулиганом. Как говорится, рыбак рыбака… В общем, мы с Норио сразу снюхались. Когда познакомились, я ходил в седьмой класс, он — в девятый. Он-то и приметил меня первым. Да так и стал моим патроном. Родители на нас давно уже махнули рукой… А потом он подался в Тибу. Связался с бандой Саэки, ввинтился в семью. Ему тогда и восемнадцати не было.
— Кажется, банду Саэки еще называли «меченосцами», — заметил я.
Он скользнул по мне взглядом:
— Что-то я все меньше понимаю, кто ты на самом деле. Ну, ладно… Да, Норио тоже любил называть себя «меченосцем». Школу я закончил с грехом пополам. Тут-то он меня к себе в Тибу и вызвал. И начались времена, о которых я сегодня вспоминать не хочу…
Да, подумал я. Здесь мы с ним одного поля ягоды. Я тоже не люблю вспоминать молодость. Наверное, на свете очень много таких, как мы. Людей без единого воспоминания, в которое хотелось бы уйти с головой.
— Тогда ты и познакомился с Дзюнко Кагами? Он покосился на меня. Видимо, пытался прикинуть,
сколько я знаю, а сколько нет. И наконец произнес:
— Да. Красивая была девчонка. Жила отдельно от отца, и напрямую мы почти не общались. Но иногда я смотрел на нее издалека. Настоящая красавица, просто принцесса…
Справа от нас заревел чей-то мотор. Крутое авто с низкой осадкой обгоняло нас на бешеной скорости. Спортивная модель, двухместный салон, в полулежачих креслах — юная парочка. Я попытался представить, что за жизнь ведут люди, которые в ночь на субботу развлекаются подобным образом, но у меня ни черта не получилось. Кацунума проводил задумчивым взглядом их задние фонари.
— И чем же закончилась твоя служба в доме Саэки? Ты вошел в костяк?
— Нет… На службе дело и закончилось. А вот Норио приняли в семью и сынком назначили.
— Ого! Да от таких назначений не отмыться по жизни. Как же он завязал?
— А он и не завязывал. Его самого завязали.
— Это как?
— Развели по крови. И письмо о том разослали по всей стране.
Я уставился на него. Более жесткого наказания, чем разрыв кровной связи, для якудзы не существует. «Завязанный» подобным образом выпадает из воровского «рая» навсегда. Податься изгою некуда: в мире нормальных людей с бандитским прошлым не выжить. Если тебя отлучили от клана — доверие братвы еще можно восстановить. Но если ты разошелся с ними по крови — шансов уже никаких.
— Что же он натворил?
— Всем сказали, что залез по локоть в общак. Но за такие шалости по крови не разводят. Палец-другой отчикают — и гуляй себе дальше…
— Ты не ответил на вопрос.
— Ну, в общем… То, что он натворил, и стало косвенной причиной самоубийства Исидзаки, — медленно и бесстрастно произнес Кацунума. — Что ты знаешь о Киэ Саэки?
Скрывать смысла не было.
— Только то, что она — младшая сестра Дзюнко Кагами, — ответил я.
Он чуть заметно покачал головой:
— Это не так. Впрочем, она и сама об этом не знает…
— Не так?
— Дзюнко Кагами — не сестра Киэ Саэки. А ее мать. Отца зовут Норио Сато.
22
Пустота. Белая безмолвная пустота взорвалась и зависла в моей голове.
Я долго смотрел не отрываясь на бесконечную ленту асфальта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78