— Продать? — Во рту у меня стало сухо, сердце гулко застучало.
— Я полагаю, что мы имеем на это полное моральное право.
Я посмотрел, где сейчас Рут. Все там же, на террасе. Она о чем-то беседовала с Джорджем. Он самодовольно улыбался в свои жесткие усы:
Самое лучшее, что получил Джордж, женившись на моей матери, — это возможность лебезить перед дочерью министра.
Я снова почувствовал усталость.
— Послушай, если мы продадим "Лисицу", ее купит какой-нибудь богатый идиот. И все пойдет насмарку: чартерные рейсы в Индийский океан и дети из "Молодежной компании", которых мы вытаскиваем из тюрем. Если Рут не хватает денег, почему бы тебе не войти в руководство какой-нибудь компании?
Едва закончив, я понял, что мне не следовало этого говорить.
— Тебе не в чем меня упрекнуть, — заявил Кристофер. — Ты ведешь себя импульсивно и незрело. Как всегда.
— Если ты решишься нарушить завещание, не забудь, что есть суд и пресса. Ты готов к этому?
— Суд и пресса и так слишком хорошо знакомы с "Лисицей".
Я спросил в упор:
— Чья это идея?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ты не сам придумал продать "Лисицу".
Глаза Кристофера забегали.
Черт возьми, думал я, что за наказание! Что за несчастье с этим завещанием!
Но Кристофер был Кристофером.
— Как доверенное лицо министра Великобритании, я обязан иметь незапятнанную репутацию. Как в личной жизни, так и в общественной. — Произнеся это, он чопорно взглянул на меня.
— Ты всегда выходишь из затруднительного положения за мой счет, — сказал я.
Он криво усмехнулся. Точно такое же выражение лица бывало у него в детстве, когда ему удавалось схватить последний бисквит.
Продолжать разговор было бессмысленно, и братья Тиррелл направились от клумбы флоксов и дельфиниумов к поджидавшему их семейству.
С тех пор как я стал рулевым, мне не раз удавалось побеждать в гонках. Если вы рулевой, вы знаете, что надо сдерживать эмоции и концентрировать всю силу воли на том, чтобы вырвать победу. Кроме того, я был журналистом, а журналисту необходимо умение владеть собой. Сколько раз мне приходилось брать интервью у самых отвратительных людей планеты, и выдержка ни разу не изменила мне. Сейчас этот опыт оказался очень кстати.
Рут встретила нас улыбкой с изрядной примесью уксуса. Мать оглянулась на Джорджа и нервно спросила:
— Все в порядке?
Они были женаты пятнадцать лет. За это время он целиком завладел ее телом и ее мыслями.
— Ну что, мой дорогой? — ласково заговорил Джордж. — Что-то ты совсем нас забыл.
Вообще-то он считал меня исчадием ада и с удовольствием сплясал бы на моей могиле.
— Очень много дел, — сказал я.
— Ясно. Читал информацию в "Телеграф". Неприятный случай. Мертвый русский, да? Ужасно. А главное — все произошло почти на глазах Невилла Глейзбрука. — Джордж произнес это имя с нескрываемым подобострастием — старый ничтожный сноб!
Я кивнул ему и повернулся к матери. Она вся напряглась. Уж она-то знала, как Джордж ненавидит меня.
— Останешься пообедать? — спросила она.
— Я должен встретиться с одним человеком.
Напряжение исчезло с ее лица. Она сказала:
— В этом месяце Джордж едет играть в гольф. Я буду тут одна скучать. Приезжай меня навестить.
— Постараюсь, — ответил я.
Приличия были соблюдены. Она с облегчением вздохнула. Джордж тоже. Да и я сам, признаться, тоже. Проговорив еще несколько минут о погоде и о летних отпусках, мы распрощались. Я поцеловал тех, кого следовало целовать, и направился к машине. Меня нагнал Кристофер. Я его спросил:
— Какие у тебя планы?
— Я должен подготовить необходимые документы.
— А все-таки, признайся, это идея Рут?
Кристофер вспыхнул.
— Не будь ребенком!
— Пара статей в газетах. Ты с Глейзбруком под прицелом журналистов. Неужели из-за какого-то дерьма нужно продавать "Лисицу"?
— Ты доставил много хлопот некоторым очень влиятельным лицам. Учти это.
Я смотрел в маленькое самодовольное лицо Кристофера. На нем было написано: я знаю много такого, чего не знаешь ты, но не скажу. Моему терпению наступил предел. Спокойно! — уговаривал я себя.
Резко повернувшись, я зашагал прочь по рассыпающемуся у меня под ногами гравию, оставляя позади Лидьятс со всеми его важными обитателями и их столь тщательно оберегаемой частной жизнью.
Через четверть часа я подъезжал к бару "Русалка" на набережной Пултни. Этот бар был знаменит всегда грязным полом, грубыми деревянными столами и отличным пивом, которое привозили из Сафолая. Завсегдатаями "Русалки" были мелкие торговцы Пултни, те, у кого не хватало средств, чтобы стать членами клуба, расположенного на другом конце набережной, — там собиралась местная аристократия.
В "Русалке" я нашел Чарли Эгаттера. Он сидел в самом дальнем углу, по-видимому уже давно стараясь отыскать истину на дне пивной кружки. Чарли был классным конструктором яхт. В 1984 году он подбил меня участвовать в Олимпийских играх.
Я взял пинту пива и сел рядом с ним. Мы поговорили о яхтах, и я немного пришел в себя.
— Итак, ты больше не репортер, — сказал Чарли, — и слава Богу! Возвращайся к гонкам.
— Нет времени, — ответил я.
— Есть отличная пятидесятифутовая яхта. Пусть тебе поможет Невилл Глейзбрук.
— Он не будет этого делать. — Я как-то познакомил Чарли с Невиллом.
— Почему? — спросил Чарли. Его вера в человечество возрастала в прямой пропорции с выпитым пивом. — Ты наверняка победишь. Яхта первоклассная.
— Я даже не буду его просить, — ответил я.
Он пожал плечами:
— Ну и зря. Он бы наверняка помог.
Я рассмеялся. Одна из миссий Чарли в этом мире, наверное, заключается в том, чтобы поднимать людям настроение.
Потом я покатил обратно в Бейсин.
Было около половины двенадцатого, когда я подъехал к воротам автостоянки. В дальнем ее конце, рядом с брошенной, проржавевшей машиной, кто-то поставил мотоцикл.
Я закрыл ворота и направился к набережной. На ней не было ни души. Черная водная гладь простиралась передо мной. Темные силуэты кораблей, словно ночные призраки, маячили впереди. Среди них виднелись мачты "Лисицы". Ночь была из тех, когда кажется, что ты один на всей планете.
— "Лисица" уже давно стала не только моим увлечением, моей страстью, моим кораблем, она стала моей семьей, моим домом, моим единственным другом...
Заткнись, Тиррелл! — приказал я одному глупому мечтателю. Это в тебе говорит пиво!..
Я приблизился к кораблю. Выплыл из темноты его остроугольный нос из тикового дерева. Мой экипаж, прежде чем покинуть "Лисицу", до блеска надраил палубу, и теперь она серебристо мерцала в лунном свете.
Я на мгновение остановился, любовно оглядывая свой парусник. И тут мне бросились в глаза какие-то темные пятна. Они тянулись по палубе к люку отсека. Когда я уходил, все было абсолютно чисто, Кто мог побывать на "Лисице" в мое отсутствие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81