Клиент созрел. — Понял, — сноровисто подтянулся Богаченков. Шагнув, спохватился. Лицо его приобрело вид сконфуженный и трагичный одновременно. — Сергей Викторович, совсем вылетело. Вас разыскивал Роговой. Просил передать: Рейнера, оказывается, убили.
— Что?! — вскрикнул Коломнин.
— Возле поселка застрелили. Хотел сразу сообщить, но вас не было. А потом вот увлекся этим, — он огладил рукой схему и, виновато поклонившись, вышел. — Мне тоже сообщили, — Лариса промокнула набухшие глаза. — И еще вот это осталось Она извлекла из ящика и протянула Коломнину свернутую тетрадку, — ту самую, что отобрал у него Рейнер. — Такой ужас. И главное, я же его уговаривала: Женечка, перезжай к нам. И охрану бы дали. Нет, ничего не подействовало. Прямо как ребенок. Я уже отправила вертолет, чтоб перевезти тело, и потом насчет похорон распорядилась, — чтоб все достойно. Хотя Женя и пышность — нечто несопоставимое.
Лариса удрученно склонилась. Взгляд невольно упал на схему.
— Сережа! Я понимаю, конечно, что не вовремя. Но, может, и впрямь подумать о заводе? Это же получается замкнутый цикл. Представляешь, какая перспектива!
Она вздрогнула от звука хлопнувшей двери.
К вечеру изрядно набравшийся Коломнин в парилке сауны распевал грустную песню про замерзшего в степи ямщика. В стадвадцатиградусной жаре несчастного заморозка было особенно жаль. Он пел о ямщике, а видел Женьку Рейнера. Наивно-беззащитный человечек. Дитя природы, которому легче было пройти одному ночью пятьдесят километров по тайге, чем решиться на визит в местное ГАИ. А рядом лежала раскрытая тощая тетрадочка.
Слышно было, как зашли в предбанник. Значит, Богаченков вернулся из ИВС.
— Богаченков, сука бесчувственная! Катись вон отсюда, пока не вызвездил, — заорал Коломнин, понимая, что пьян, и приходя от этого в надрывный восторг. Потому что пьяным мог высказать то, на что никогда не решился бы трезвым.
Дверь парилки открылась.
— Меня тоже выгонишь? — закутанная в простыню, стояла Лариса.
— Дверь захлопни. Выхолодишь, — Коломнин смутился.
Она подсела на ступеньку ниже, потерянно глянула снизу вверх:
— Что это у тебя? Ах да. Тимур как-то говорил, что он стихи пописывает.
— Отписался, — скривился Коломнин. — Вот послушай. Это как раз про нас с тобой:
"В детстве убили ужа,
Палкой ударив жестоко.
Полз он куда-то шурша,
Черный и сверху, и сбоку.
Был он безвреден, но нам
Думалось: это гадюка.
Хоть и гадюка, она
Не нападает без звука.
Так истребили ужа,
И не родились ужата,
Не оттого ли душа
Чем-то доныне ужата".
[стихотворение А.Роженкова. — Алексей Роженков. Волчье лыко. Стихотворения. — «Русская провинция», Тверь, 1997].
И в самом деле, жил себе человек. Как хотелось, так и жил. Так нет, выдернули, будто брюкву из земли. Надкусили. Отбросили. Все так, походя! Ты понимаешь — это наши с тобой души ужались!
— Сереженька! Прости ты меня. Понимаю, что сморозила. Только не думай, что мне Женьку не по-настоящему жалко. Я ведь и сама испугалась, когда после Жени и вдруг — о заводе ляпнула. Просто, как страсть одолела. Днем, вечером, — все думаю, варианты прикидываю. Будто сохну изнутри. Боюсь я, Сережка. За нас с тобой. Все кажется, что тебя теряю. Странно как-то: занимаемся одним делом. Казалось бы, куда крепче. А получается, что чем дальше, тем — дальше.
— И сейчас? — растерянно уточнил Коломнин: руки ее требовательно оглаживали мокрое мужское тело. — А если Богаченков в самом деле зайдет?
— Вызвездим, — заявила Лариса, решительно перебравшись к нему на колени. — Могу я побыть наедине с собственным мужем?
Фархадов в компании теперь вовсе не появлялся, полностью передоверившись энергичной невестке. Тем больший переполох вызвал внезапный его приезд среди бела дня. О появлении хозяина Коломнин догадался по всплескам голосов в коридоре. Подметил и то, что в звуках этих было куда меньше верноподданических ноток, чем прежде, — служащие давно разобрались, у кого в руках бразды правления. Но в то же время приветствия звучали вполне искренние, — Фархадова любили.
Через некоторое время к Коломнину заглянула Калерия Михайловна, оживленная и встревоженная одновременно.
— Сергей Викторович, Салман Курбадович просит зайти. Но только, вы уж недолго. Валокордину я, конечно, приготовлю…
Коломнин понимающе кивнул.
Войдя в тусклый, едва освещенный настольной лампой кабинет, Коломнин принялся озираться: Фархадова на привычном месте не оказалось. Лишь всмотревшись, обнаружил его очертания в кресле подле зашторенного окна.
— Присаживайся, Сергей, — глухо произнес Фархадов, очевидно, занятый своими раздумьями. — Ну-с, как без меня тут справляетесь?
— Трудно без вас, конечно, — отвечая дежурной фразой, Коломнин заметил, как мелко подрагивает в узком дневном луче рука, и понял причину, по которой тот предпочел укрыться в темном углу, — за короткое время патриарх резко одряхлел.
— Что? Сдал? — Фархадов проследил за направлением взгляда. — Устал я.
И, будто в подтверждение этих слов, захлебнулся в приступе кашля, который попытался погасить, прижав к губам платок.
— Сухой, зараза, — отер он усы. — Врачи говорят, что если мокрота отходит, вроде как лучше. И надо же: нет этой мокроты. Всю жизнь по сугробам, по рекам да по болотам. А внутри одна сухость осталась. Смешно.
— Не очень.
— Ладно, это все промежду прочим. Докладывай, как тут Лариса.
— Сверх всяких ожиданий! Готовый просто гендиректор. Конечно, до вашего уровня ей далеко. Да и всем нам.
— Не мельтеши.
— Что?
— Не болтай, говорю, впустую. Какой еще там уровень? — в Фархадове будто пробудилась прежняя грозная сила. — И впрямь за дурака, что ли, держишь? Мой уровень там остался.
Он повел головой в сторону стены, где, невидимая в темноте, висела фотография чумазого, захлебывающего восторгом азербайджанца, отплясывающего возле бьющего нефтяного фонтана.
— Нет хуже, чем пережить самого себя, — признался старик. — Впрочем, есть. Когда при этом надо делать вид, что ты прежний… А ты упертый, как заметил. Работать умеешь. И, что важнее, других заставить можешь. А Лара хоть и возомнила о себе, но — женщина. Мягковата пока. Подопрешь ее?
— Какая из меня подпорка? Я человек банковский, подневольный. Шестерка, — напомнил мстительный Коломнин.
— Вот и довольно шестерить. Большое дело предлагаю. Станешь вице-президентом «Нафты». Иной уровень. Опять же и с Ларисой — решать вам пора. В чем прав, в том прав, — против природы не пойдешь. Хотя, конечно, какой из тебя Тимур? Его масштаб — не тебе чета. Но уж какой есть.
— Спасибо за благословение, Салман Курбадович, — съехидничал задетый Коломнин.
— А что остается? Болтают, чего не попадя. Фамилию полощут. Так что отстраивайтесь потихоньку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Что?! — вскрикнул Коломнин.
— Возле поселка застрелили. Хотел сразу сообщить, но вас не было. А потом вот увлекся этим, — он огладил рукой схему и, виновато поклонившись, вышел. — Мне тоже сообщили, — Лариса промокнула набухшие глаза. — И еще вот это осталось Она извлекла из ящика и протянула Коломнину свернутую тетрадку, — ту самую, что отобрал у него Рейнер. — Такой ужас. И главное, я же его уговаривала: Женечка, перезжай к нам. И охрану бы дали. Нет, ничего не подействовало. Прямо как ребенок. Я уже отправила вертолет, чтоб перевезти тело, и потом насчет похорон распорядилась, — чтоб все достойно. Хотя Женя и пышность — нечто несопоставимое.
Лариса удрученно склонилась. Взгляд невольно упал на схему.
— Сережа! Я понимаю, конечно, что не вовремя. Но, может, и впрямь подумать о заводе? Это же получается замкнутый цикл. Представляешь, какая перспектива!
Она вздрогнула от звука хлопнувшей двери.
К вечеру изрядно набравшийся Коломнин в парилке сауны распевал грустную песню про замерзшего в степи ямщика. В стадвадцатиградусной жаре несчастного заморозка было особенно жаль. Он пел о ямщике, а видел Женьку Рейнера. Наивно-беззащитный человечек. Дитя природы, которому легче было пройти одному ночью пятьдесят километров по тайге, чем решиться на визит в местное ГАИ. А рядом лежала раскрытая тощая тетрадочка.
Слышно было, как зашли в предбанник. Значит, Богаченков вернулся из ИВС.
— Богаченков, сука бесчувственная! Катись вон отсюда, пока не вызвездил, — заорал Коломнин, понимая, что пьян, и приходя от этого в надрывный восторг. Потому что пьяным мог высказать то, на что никогда не решился бы трезвым.
Дверь парилки открылась.
— Меня тоже выгонишь? — закутанная в простыню, стояла Лариса.
— Дверь захлопни. Выхолодишь, — Коломнин смутился.
Она подсела на ступеньку ниже, потерянно глянула снизу вверх:
— Что это у тебя? Ах да. Тимур как-то говорил, что он стихи пописывает.
— Отписался, — скривился Коломнин. — Вот послушай. Это как раз про нас с тобой:
"В детстве убили ужа,
Палкой ударив жестоко.
Полз он куда-то шурша,
Черный и сверху, и сбоку.
Был он безвреден, но нам
Думалось: это гадюка.
Хоть и гадюка, она
Не нападает без звука.
Так истребили ужа,
И не родились ужата,
Не оттого ли душа
Чем-то доныне ужата".
[стихотворение А.Роженкова. — Алексей Роженков. Волчье лыко. Стихотворения. — «Русская провинция», Тверь, 1997].
И в самом деле, жил себе человек. Как хотелось, так и жил. Так нет, выдернули, будто брюкву из земли. Надкусили. Отбросили. Все так, походя! Ты понимаешь — это наши с тобой души ужались!
— Сереженька! Прости ты меня. Понимаю, что сморозила. Только не думай, что мне Женьку не по-настоящему жалко. Я ведь и сама испугалась, когда после Жени и вдруг — о заводе ляпнула. Просто, как страсть одолела. Днем, вечером, — все думаю, варианты прикидываю. Будто сохну изнутри. Боюсь я, Сережка. За нас с тобой. Все кажется, что тебя теряю. Странно как-то: занимаемся одним делом. Казалось бы, куда крепче. А получается, что чем дальше, тем — дальше.
— И сейчас? — растерянно уточнил Коломнин: руки ее требовательно оглаживали мокрое мужское тело. — А если Богаченков в самом деле зайдет?
— Вызвездим, — заявила Лариса, решительно перебравшись к нему на колени. — Могу я побыть наедине с собственным мужем?
Фархадов в компании теперь вовсе не появлялся, полностью передоверившись энергичной невестке. Тем больший переполох вызвал внезапный его приезд среди бела дня. О появлении хозяина Коломнин догадался по всплескам голосов в коридоре. Подметил и то, что в звуках этих было куда меньше верноподданических ноток, чем прежде, — служащие давно разобрались, у кого в руках бразды правления. Но в то же время приветствия звучали вполне искренние, — Фархадова любили.
Через некоторое время к Коломнину заглянула Калерия Михайловна, оживленная и встревоженная одновременно.
— Сергей Викторович, Салман Курбадович просит зайти. Но только, вы уж недолго. Валокордину я, конечно, приготовлю…
Коломнин понимающе кивнул.
Войдя в тусклый, едва освещенный настольной лампой кабинет, Коломнин принялся озираться: Фархадова на привычном месте не оказалось. Лишь всмотревшись, обнаружил его очертания в кресле подле зашторенного окна.
— Присаживайся, Сергей, — глухо произнес Фархадов, очевидно, занятый своими раздумьями. — Ну-с, как без меня тут справляетесь?
— Трудно без вас, конечно, — отвечая дежурной фразой, Коломнин заметил, как мелко подрагивает в узком дневном луче рука, и понял причину, по которой тот предпочел укрыться в темном углу, — за короткое время патриарх резко одряхлел.
— Что? Сдал? — Фархадов проследил за направлением взгляда. — Устал я.
И, будто в подтверждение этих слов, захлебнулся в приступе кашля, который попытался погасить, прижав к губам платок.
— Сухой, зараза, — отер он усы. — Врачи говорят, что если мокрота отходит, вроде как лучше. И надо же: нет этой мокроты. Всю жизнь по сугробам, по рекам да по болотам. А внутри одна сухость осталась. Смешно.
— Не очень.
— Ладно, это все промежду прочим. Докладывай, как тут Лариса.
— Сверх всяких ожиданий! Готовый просто гендиректор. Конечно, до вашего уровня ей далеко. Да и всем нам.
— Не мельтеши.
— Что?
— Не болтай, говорю, впустую. Какой еще там уровень? — в Фархадове будто пробудилась прежняя грозная сила. — И впрямь за дурака, что ли, держишь? Мой уровень там остался.
Он повел головой в сторону стены, где, невидимая в темноте, висела фотография чумазого, захлебывающего восторгом азербайджанца, отплясывающего возле бьющего нефтяного фонтана.
— Нет хуже, чем пережить самого себя, — признался старик. — Впрочем, есть. Когда при этом надо делать вид, что ты прежний… А ты упертый, как заметил. Работать умеешь. И, что важнее, других заставить можешь. А Лара хоть и возомнила о себе, но — женщина. Мягковата пока. Подопрешь ее?
— Какая из меня подпорка? Я человек банковский, подневольный. Шестерка, — напомнил мстительный Коломнин.
— Вот и довольно шестерить. Большое дело предлагаю. Станешь вице-президентом «Нафты». Иной уровень. Опять же и с Ларисой — решать вам пора. В чем прав, в том прав, — против природы не пойдешь. Хотя, конечно, какой из тебя Тимур? Его масштаб — не тебе чета. Но уж какой есть.
— Спасибо за благословение, Салман Курбадович, — съехидничал задетый Коломнин.
— А что остается? Болтают, чего не попадя. Фамилию полощут. Так что отстраивайтесь потихоньку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109