У двери им пришлось посторониться, пропуская большую группу немцев. Ознобихин проводил их глазами.
— А что поделать? Конвейер. Если б ты знал, как здесь работали клиента еще пять лет назад. И сравни, что делается теперь. Пропала подлинность. Истинная страсть, нежность. Какая-то, знаешь, механичность появилась. Все лучшее проклятая немчура опоганила, — вздохнул он так, как вздыхаем мы при воспоминании об утраченных чистоте и невинности. — Но если ты думаешь, что экзотическая программа Николая Ознобихина закончена, то ты не ценишь своего друга. Сейчас такое покажу, — закачаешься!
При мысли, что придется пережить что-то подобное, Коломнин и в самом деле едва не закачался. Но, единожды решившись пройти по экзотическому кругу, приготовился терпеть дальше.
Скоро Ознобихин, проворно ориентирующийся среди улочек ночной Поттайи, шмыгнул в переулок и по винтовой лестнице принялся карабкаться наверх, навстречу аляпистому панно с нарисованной обнаженной тайкой.
Заведение оказалось «крутым» вариантом стриптиз-шоу.
В небольшом затемненном помещении вокруг помоста за столиками угадывались редкие группки посетителей, а в центре ярко освещенного, гулкого, словно барабан, круга, изогнувшись назад и присев на собственные пятки, что-то демонстрировала обнаженная стриптизерша.
Они протиснулись за свободный столик, с которого особенно хорошо была видна суть представления. Коломнин, приготовившийся присесть, разглядел эту суть и, непроизвольно перетряхнувшись, перебрался на стул, стоящий к помосту спиной. Постаравшись впрочем, чтоб это не выглядело демонстративным.
Девушка курила влагалищем. Судя по разбросанным вокруг бутылкам и яйцам, шла демонстрация нетрадиционных возможностей женских гениталий.
— Погоди! Она еще жопой сигару выкурит! — азартно поообещал Ознобихин, подняв вверх два пальца и оглядываясь вокруг в поисках официанта.
И тут из темноты зала поднялась еще одна рука и приветливо помахала.
Ознобихин всмотрелся. — Не может быть! Где бы встретиться! Я всегда говорил: земной шар тесен, как коммуналка, — пробормотал он, поднимаясь. Из-за дальнего столика навстречу шагнула какая-то женщина.
До Коломнина донеслись звуки поцелуев, глуховатый женский голос, перебиваемый Ознобихинскими вскриками, беззаботный, оскольчатый смех. После короткого обмена репликами оба направились к их столику.
Привлеченный этим ее необычным смехом, Коломнин вглядывался в выступающую из темноты женщину лет тридцати, возвышающуюся на полголовы над приземистым Ознобихиным. Взмокшие соломенные волосы под воздействием бесчисленных вентиляторов, казалось, клубились вокруг слегка вытянутого, покрытого тонкой пленкой загара лица. Правая, окольцованная браслетом рука придерживала норовящий взлететь ситцевый сарафанчик. Черты лица ее не были идеально вычерченными. Но сама неправильность эта, наряду с порывистостью жестов, и составляли ее несомненное очарование. Во всяком случае для Коломнина. То ли этот смех так подействовал, то ли театральное, какое-то мистическое возникновение из темноты, — но он не мог заставить себя отвести от нее взгляд.
— Еще один, — констатировал Ознобихин, отодвигая для гостьи стул с видом на подиум. — Прошу знакомиться. Моя старая и добрая…
— Что значит старая? Слова-то выбирай. Лариса, — она протянула ладошку, весело созерцая очевидную растерянность нового знакомого.
— Коломнин…То есть Сергей Викторович. В смысле — Сережа.
— Страшный человек, — счел нужным дополнить информацию Ознобихин. — Ты не гляди, что он тут перед тобой заикается. В банке от него другие заиками становятся.
— Да будет тебе врать-то, — теряясь под ее любопытным взглядом, буркнул Коломнин. И, как бы не желая мешать нечаянной встрече, развернулся к помосту, где к тому времени появилась вторая стриптизерша. Теперь, улегшись на ковер впритирку, обе как бы играли в своеобразный волейбол: передавали друг другу влагалищами куриные яйца. Одна выдавливала их из себя, вторая — тут же всасывала.
Рядом сумбурно переговаривались, перебивая в нетерпении один другого и бесконечно упоминая общих, неизвестных Коломнину знакомых. Из коротких реплик он уловил, что Лариса отдыхает здесь в составе группы откуда-то из Сибири, где, очевидно, и проживает.
Коломнину нестерпимо захотелось еще раз увидеть ее оживленный профиль. Особенно — завораживающие своей странностью голубые глаза. Вроде бы лучащиеся радостью и в то же время как бы отгороженные от мира. Будто бы какая-то часть ее организма веселилась, а другая, где-то в глубине, за этим весельем иронически подсматривала. Надеясь, что о нем забыли, он потихонечку, воровато скосился. И — поймал встречный, откровенно подначивающий взгляд. Поймал и — отчего-то смутился. Хотел было вновь отвернуться. Но увидел, что Ознобихин как раз отвлекся, захваченный происходящим на помосте. С легкой досадой заметила это и гостья.
— Скажите, а почему вы пересели спиной? — вдруг спросила она.
— Да так… лицом к вентилятору, — кое-как нашелся Коломнин.
Ее смех подчеркнул нелепость ответа.
— Знаете, мне тоже не нравится. Заманили на экзотику, а как-то…
— Унизительно это.
— Да, пожалуй, — она будто удивилась неожиданно точному определению. — И уйти неудобно.
— Так давайте вместе, — брякнул он. И, теряясь от собственной дерзости, поспешно добавил. — Я без задней мысли.
— Вот это-то и жаль, — у нее было какое-то угнетающее свойство подчеркивать его неловкость. — Имейте в виду: ничто так не обижает женщину, как ухаживание без задней мысли.
И сама же рассмеялась. А Коломнин нахмурился. Он не обиделся, нет. С того момента, как эта женщина возникла из темноты, он разом признал ее власть над собой. Просто с каждой новой, вырубаемой из себя фразой ощущал он собственную безнадежную мешковатость.
— Скажем прямо, не Цицерон с языка слетел, — подтвердил Ознобихин, который, оказывается, хоть и краем уха, но прислушивался к несвязному их диалогу. — Но хочу заметить, Лара, что Сергей Викторович относится к той редчайшей категории, кто, неясно выражая, все-таки ясно мыслит. Уникальный мастер комбинации. Так что — не спеши с выводами.
— Хорошо, не буду. Тем более есть время. Сергей Викторович только что предложил похитить меня отсюда.
— Я?! — Коломнин смешался.
— И я его предложение приняла.
— То есть мы уходим? — Ознобихин с сожалением оторвал взгляд от помоста.
— Мы(!) уходим, — поднявшаяся Лариса придержала его за плечи. — А ты, Коленька, оставайся. Не лишай себя райского наслаждения.
— Но — после стольких лет…Не можем же вот так — разбежаться. И потом — твоя группа? — он кивнул в сторону темного угла.
— Черт с ними. Надоели. А с тобой еще увидимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— А что поделать? Конвейер. Если б ты знал, как здесь работали клиента еще пять лет назад. И сравни, что делается теперь. Пропала подлинность. Истинная страсть, нежность. Какая-то, знаешь, механичность появилась. Все лучшее проклятая немчура опоганила, — вздохнул он так, как вздыхаем мы при воспоминании об утраченных чистоте и невинности. — Но если ты думаешь, что экзотическая программа Николая Ознобихина закончена, то ты не ценишь своего друга. Сейчас такое покажу, — закачаешься!
При мысли, что придется пережить что-то подобное, Коломнин и в самом деле едва не закачался. Но, единожды решившись пройти по экзотическому кругу, приготовился терпеть дальше.
Скоро Ознобихин, проворно ориентирующийся среди улочек ночной Поттайи, шмыгнул в переулок и по винтовой лестнице принялся карабкаться наверх, навстречу аляпистому панно с нарисованной обнаженной тайкой.
Заведение оказалось «крутым» вариантом стриптиз-шоу.
В небольшом затемненном помещении вокруг помоста за столиками угадывались редкие группки посетителей, а в центре ярко освещенного, гулкого, словно барабан, круга, изогнувшись назад и присев на собственные пятки, что-то демонстрировала обнаженная стриптизерша.
Они протиснулись за свободный столик, с которого особенно хорошо была видна суть представления. Коломнин, приготовившийся присесть, разглядел эту суть и, непроизвольно перетряхнувшись, перебрался на стул, стоящий к помосту спиной. Постаравшись впрочем, чтоб это не выглядело демонстративным.
Девушка курила влагалищем. Судя по разбросанным вокруг бутылкам и яйцам, шла демонстрация нетрадиционных возможностей женских гениталий.
— Погоди! Она еще жопой сигару выкурит! — азартно поообещал Ознобихин, подняв вверх два пальца и оглядываясь вокруг в поисках официанта.
И тут из темноты зала поднялась еще одна рука и приветливо помахала.
Ознобихин всмотрелся. — Не может быть! Где бы встретиться! Я всегда говорил: земной шар тесен, как коммуналка, — пробормотал он, поднимаясь. Из-за дальнего столика навстречу шагнула какая-то женщина.
До Коломнина донеслись звуки поцелуев, глуховатый женский голос, перебиваемый Ознобихинскими вскриками, беззаботный, оскольчатый смех. После короткого обмена репликами оба направились к их столику.
Привлеченный этим ее необычным смехом, Коломнин вглядывался в выступающую из темноты женщину лет тридцати, возвышающуюся на полголовы над приземистым Ознобихиным. Взмокшие соломенные волосы под воздействием бесчисленных вентиляторов, казалось, клубились вокруг слегка вытянутого, покрытого тонкой пленкой загара лица. Правая, окольцованная браслетом рука придерживала норовящий взлететь ситцевый сарафанчик. Черты лица ее не были идеально вычерченными. Но сама неправильность эта, наряду с порывистостью жестов, и составляли ее несомненное очарование. Во всяком случае для Коломнина. То ли этот смех так подействовал, то ли театральное, какое-то мистическое возникновение из темноты, — но он не мог заставить себя отвести от нее взгляд.
— Еще один, — констатировал Ознобихин, отодвигая для гостьи стул с видом на подиум. — Прошу знакомиться. Моя старая и добрая…
— Что значит старая? Слова-то выбирай. Лариса, — она протянула ладошку, весело созерцая очевидную растерянность нового знакомого.
— Коломнин…То есть Сергей Викторович. В смысле — Сережа.
— Страшный человек, — счел нужным дополнить информацию Ознобихин. — Ты не гляди, что он тут перед тобой заикается. В банке от него другие заиками становятся.
— Да будет тебе врать-то, — теряясь под ее любопытным взглядом, буркнул Коломнин. И, как бы не желая мешать нечаянной встрече, развернулся к помосту, где к тому времени появилась вторая стриптизерша. Теперь, улегшись на ковер впритирку, обе как бы играли в своеобразный волейбол: передавали друг другу влагалищами куриные яйца. Одна выдавливала их из себя, вторая — тут же всасывала.
Рядом сумбурно переговаривались, перебивая в нетерпении один другого и бесконечно упоминая общих, неизвестных Коломнину знакомых. Из коротких реплик он уловил, что Лариса отдыхает здесь в составе группы откуда-то из Сибири, где, очевидно, и проживает.
Коломнину нестерпимо захотелось еще раз увидеть ее оживленный профиль. Особенно — завораживающие своей странностью голубые глаза. Вроде бы лучащиеся радостью и в то же время как бы отгороженные от мира. Будто бы какая-то часть ее организма веселилась, а другая, где-то в глубине, за этим весельем иронически подсматривала. Надеясь, что о нем забыли, он потихонечку, воровато скосился. И — поймал встречный, откровенно подначивающий взгляд. Поймал и — отчего-то смутился. Хотел было вновь отвернуться. Но увидел, что Ознобихин как раз отвлекся, захваченный происходящим на помосте. С легкой досадой заметила это и гостья.
— Скажите, а почему вы пересели спиной? — вдруг спросила она.
— Да так… лицом к вентилятору, — кое-как нашелся Коломнин.
Ее смех подчеркнул нелепость ответа.
— Знаете, мне тоже не нравится. Заманили на экзотику, а как-то…
— Унизительно это.
— Да, пожалуй, — она будто удивилась неожиданно точному определению. — И уйти неудобно.
— Так давайте вместе, — брякнул он. И, теряясь от собственной дерзости, поспешно добавил. — Я без задней мысли.
— Вот это-то и жаль, — у нее было какое-то угнетающее свойство подчеркивать его неловкость. — Имейте в виду: ничто так не обижает женщину, как ухаживание без задней мысли.
И сама же рассмеялась. А Коломнин нахмурился. Он не обиделся, нет. С того момента, как эта женщина возникла из темноты, он разом признал ее власть над собой. Просто с каждой новой, вырубаемой из себя фразой ощущал он собственную безнадежную мешковатость.
— Скажем прямо, не Цицерон с языка слетел, — подтвердил Ознобихин, который, оказывается, хоть и краем уха, но прислушивался к несвязному их диалогу. — Но хочу заметить, Лара, что Сергей Викторович относится к той редчайшей категории, кто, неясно выражая, все-таки ясно мыслит. Уникальный мастер комбинации. Так что — не спеши с выводами.
— Хорошо, не буду. Тем более есть время. Сергей Викторович только что предложил похитить меня отсюда.
— Я?! — Коломнин смешался.
— И я его предложение приняла.
— То есть мы уходим? — Ознобихин с сожалением оторвал взгляд от помоста.
— Мы(!) уходим, — поднявшаяся Лариса придержала его за плечи. — А ты, Коленька, оставайся. Не лишай себя райского наслаждения.
— Но — после стольких лет…Не можем же вот так — разбежаться. И потом — твоя группа? — он кивнул в сторону темного угла.
— Черт с ними. Надоели. А с тобой еще увидимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109