— Да пусть меня лучше выгонят, но скажу. Видала козлов. Но этот твой — всем козлам падла!
— Ваша правда, — охотно согласился Коломнин. Только что он нажил злобного, не привыкшего останавливаться перед препятствиями врага.
На его плечо легла чья-то рука. Над Коломниным стоял коротковолосый посетитель, все это время сосавший пиво из полупустой кружки.
— Думал, драться начнете, — мягко произнес он. — А вы успокойтесь. Генделя любите?
— Кого?!
— Вот и чудненько. Сейчас побалую.
Странный посетитель удалился внутрь павильона. Круглая голова его вытянулась вперед. Отставленные в стороне руки безмятежно болтались на прямых плечах, будто пустые ведра на коромысле.
Через стекло было видно, как опустился он за рояль, сгорбился и неспешно принялся играть какую-то сложную мелодию. Иногда сбивался и тогда принимался бормотать, недовольный собой. Сверялся с нотами, с трудом преодолевал какие-то особо сложные пассажи, и — играл и играл для себя.
И — странное дело: этот втиснутый за счет нескольких лишних столиков рояль, и тяжеленная, не предназначенная для жующей, попивающей пивко публики музыка создали атмосферу какой-то ностальгической доброты, так что скоро Коломнину стал казаться странен не этот несуразный музыкант, а бессвязный, нервный разговор, что произошел у них только что с Бурлюком.
Нереальным показался отсюда мир, где страстно бились за нефть, а больше — за деньги.
Тимур. Солнцеподобный Тимур, память которого обожествляли в Томильске, оказался вором. Да есть ли там вообще кто-то незапятнанный? Должно быть, нет. Как бандиты для уверенности метят нового сообщника кровью, так законы нефтяного сообщества прописаны таким образом, чтобы исключить самую надежду на честное ведение бизнеса. Все должны быть замазаны.
Коломнин поднялся, сплел ладони рук и через стекло помахал таперу, который, не переставая играть, глубоким поклоном головы изъявил, что благодарность заметил и принял.
В банк, куда Коломнин планировал заскочить после встречи с Бурлюком, ехать ему расхотелось, а до начала бракоразводного процесса оставалось еще два часа. Потому появилось желание просто пройтись по весенней Москве. И теперь он брел замоскворецкими переулочками. Обходя асфальтовые лужицы. С удивлением вглядываясь во встречных. Что-то незнакомое и чрезвычайно приятное появилось в них. И через какое-то время осознал: лица прихожих, обычно хмуро-озабоченные, были озарены мягким добрым светом, — нарождающаяся весна на короткое время возвратила замыленным суетой москвичам радость бытия.
Возле цековского, мелкого кирпичика дома на углу Якиманки стоял грузовик, в который суетившиеся вокруг люди грузили добротные кресла, из тех, за которыми писались ночами лет двадцать назад. Чуть в стороне, поджав губы, стоял старик в поношенной пыжиковой шапке. В общих сборах участия он не принимал, а неотрывно, со жгучей ненавистью разглядывал брошенный у соседнего подъезда сияющий никелем джип, — новая элита потихоньку выживала из центра Москвы прежних, обнищавших властителей жизни. Коломнин двинулся к Ленинскому проспекту, Обойдя французское посольство, как-то само собой вышел к зданию МВД. В котором провел столько лет. Само оно не изменилось, — все тот же застекленный куб. Единственно — огородилось металлической решеткой с воротами, перед которыми бдительно несли службу постовые.
Из центрального подъезда бодро вышло несколько сотрудников. И по чрезмерно деловому их виду Коломнин моментально угадал, — смылись с работы. Он все мог угадать о каждом из них. И только самому полковнику милиции Коломнину не было больше места среди этих людей. Подняв голову, вгляделся в пятый этаж, пытаясь найти прежнее свое окно. И растерялся, обнаружив, — забыл. Все забыл.
— Чем интересуетесь? — козырнул бдительный постовой.
— Да вот думаю, как туда лучше ночью забраться. Кондовая шутка, должно быть, оказалась не ко времени, — по стране прошла серия терактов. Во всяком случае постовой насупился и даже принялся вздергивать руку к козырьку, за чем неизбежно должно было последовать: «Ваши документы». Но тут сзади энергично погудели, и сержант отошел, отодвигая руками и Коломнина: из ворот МВД выезжал БМВ с мигалкой.
— Начальник главка? — безразлично поинтересовался Коломнин.
— Поднимай выше. Новый Первый замминистра, — блеснул информированностью сержант. Но тут же, сообразив, что невовремя проговорился, глянул на прохожего с удвоенным вниманием.
— Сережа! Сергей Викторович! — послышался рокочущий бас, — грузнеющий генерал-лейтенант милиции выбрался из тормознувшего БМВ и спешил к нему, радушно улыбаясь. Сопровождаемый выскочившим следом адъютантом.
— Андрей?! Андрей Иванович. Ты? — Коломнин радостно обхватил протянутую издалека руку заместителя министра. С Андреем Ивановичем Тальвинским они сблизились в середине девяностых, когда тот был начальником одного из областных УВД, а Коломнин курировал область по линии управления по борьбе с экономическими преступлениями. Работу свою Тальвинский любил и знал досконально. К тому же прошедший через низовые звенья был лишен чванливости выдвиженцев от власти. Но трудным в девяносто шестом оказалось положение начальника УВД. Администрация президента в предверии предстоящих выборов вела тяжелые позиционные бои за влияние в регионах с набравшей вес компартией. Тесть же Тальвинского — в прошлом секретарь обкома — числился среди непримиримых противников Ельцина. И хоть сам начальник УВД от всех этих политических игр решительно держался в стороне, вопрос о его отставке казался предрешенным. Больше того, через приятеля в кадрах Коломнину стало известно, что приказ о снятии готов и, завизированный, дожидается подписи министра. Немедленно, рискуя «засветиться», прямо из своего кабинета позвонил он в УВД и сообщил Тальвинскому о полученной информации. Тот успел задействовать имевшиеся каналы влияния. И вопрос об отставке сначала отсрочился, а потом, после выборов, и вовсе сделался неактуальным.
После этого отношения Коломнина с Тальвинским переросли в дружеские. Так что, бывая в Москве, Андрей Иванович несколько раз останавливался у него на квартире. Правда, с конца того же года, когда Коломнин уволился из органов, они как-то потеряли друг друга.
И вот теперь Тальвинский, погрузневший, но с прежней открытой, не генеральской улыбкой обхватил и принялся мять старого приятеля.
— Сколько лет! Куда ж ты запропал, Серега? Про то, что уволился, знаю.
— В банке. Возглавлял экономическую безопасность в «Светоче». А теперь вот в «Авангарде».
— Банки! Эк тебя занесло! — неприязненно сморщился Тальвинский. — Деньжат хоть заработал?
— Да так. Кое-что.
— Ну и беги из этой помойки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Ваша правда, — охотно согласился Коломнин. Только что он нажил злобного, не привыкшего останавливаться перед препятствиями врага.
На его плечо легла чья-то рука. Над Коломниным стоял коротковолосый посетитель, все это время сосавший пиво из полупустой кружки.
— Думал, драться начнете, — мягко произнес он. — А вы успокойтесь. Генделя любите?
— Кого?!
— Вот и чудненько. Сейчас побалую.
Странный посетитель удалился внутрь павильона. Круглая голова его вытянулась вперед. Отставленные в стороне руки безмятежно болтались на прямых плечах, будто пустые ведра на коромысле.
Через стекло было видно, как опустился он за рояль, сгорбился и неспешно принялся играть какую-то сложную мелодию. Иногда сбивался и тогда принимался бормотать, недовольный собой. Сверялся с нотами, с трудом преодолевал какие-то особо сложные пассажи, и — играл и играл для себя.
И — странное дело: этот втиснутый за счет нескольких лишних столиков рояль, и тяжеленная, не предназначенная для жующей, попивающей пивко публики музыка создали атмосферу какой-то ностальгической доброты, так что скоро Коломнину стал казаться странен не этот несуразный музыкант, а бессвязный, нервный разговор, что произошел у них только что с Бурлюком.
Нереальным показался отсюда мир, где страстно бились за нефть, а больше — за деньги.
Тимур. Солнцеподобный Тимур, память которого обожествляли в Томильске, оказался вором. Да есть ли там вообще кто-то незапятнанный? Должно быть, нет. Как бандиты для уверенности метят нового сообщника кровью, так законы нефтяного сообщества прописаны таким образом, чтобы исключить самую надежду на честное ведение бизнеса. Все должны быть замазаны.
Коломнин поднялся, сплел ладони рук и через стекло помахал таперу, который, не переставая играть, глубоким поклоном головы изъявил, что благодарность заметил и принял.
В банк, куда Коломнин планировал заскочить после встречи с Бурлюком, ехать ему расхотелось, а до начала бракоразводного процесса оставалось еще два часа. Потому появилось желание просто пройтись по весенней Москве. И теперь он брел замоскворецкими переулочками. Обходя асфальтовые лужицы. С удивлением вглядываясь во встречных. Что-то незнакомое и чрезвычайно приятное появилось в них. И через какое-то время осознал: лица прихожих, обычно хмуро-озабоченные, были озарены мягким добрым светом, — нарождающаяся весна на короткое время возвратила замыленным суетой москвичам радость бытия.
Возле цековского, мелкого кирпичика дома на углу Якиманки стоял грузовик, в который суетившиеся вокруг люди грузили добротные кресла, из тех, за которыми писались ночами лет двадцать назад. Чуть в стороне, поджав губы, стоял старик в поношенной пыжиковой шапке. В общих сборах участия он не принимал, а неотрывно, со жгучей ненавистью разглядывал брошенный у соседнего подъезда сияющий никелем джип, — новая элита потихоньку выживала из центра Москвы прежних, обнищавших властителей жизни. Коломнин двинулся к Ленинскому проспекту, Обойдя французское посольство, как-то само собой вышел к зданию МВД. В котором провел столько лет. Само оно не изменилось, — все тот же застекленный куб. Единственно — огородилось металлической решеткой с воротами, перед которыми бдительно несли службу постовые.
Из центрального подъезда бодро вышло несколько сотрудников. И по чрезмерно деловому их виду Коломнин моментально угадал, — смылись с работы. Он все мог угадать о каждом из них. И только самому полковнику милиции Коломнину не было больше места среди этих людей. Подняв голову, вгляделся в пятый этаж, пытаясь найти прежнее свое окно. И растерялся, обнаружив, — забыл. Все забыл.
— Чем интересуетесь? — козырнул бдительный постовой.
— Да вот думаю, как туда лучше ночью забраться. Кондовая шутка, должно быть, оказалась не ко времени, — по стране прошла серия терактов. Во всяком случае постовой насупился и даже принялся вздергивать руку к козырьку, за чем неизбежно должно было последовать: «Ваши документы». Но тут сзади энергично погудели, и сержант отошел, отодвигая руками и Коломнина: из ворот МВД выезжал БМВ с мигалкой.
— Начальник главка? — безразлично поинтересовался Коломнин.
— Поднимай выше. Новый Первый замминистра, — блеснул информированностью сержант. Но тут же, сообразив, что невовремя проговорился, глянул на прохожего с удвоенным вниманием.
— Сережа! Сергей Викторович! — послышался рокочущий бас, — грузнеющий генерал-лейтенант милиции выбрался из тормознувшего БМВ и спешил к нему, радушно улыбаясь. Сопровождаемый выскочившим следом адъютантом.
— Андрей?! Андрей Иванович. Ты? — Коломнин радостно обхватил протянутую издалека руку заместителя министра. С Андреем Ивановичем Тальвинским они сблизились в середине девяностых, когда тот был начальником одного из областных УВД, а Коломнин курировал область по линии управления по борьбе с экономическими преступлениями. Работу свою Тальвинский любил и знал досконально. К тому же прошедший через низовые звенья был лишен чванливости выдвиженцев от власти. Но трудным в девяносто шестом оказалось положение начальника УВД. Администрация президента в предверии предстоящих выборов вела тяжелые позиционные бои за влияние в регионах с набравшей вес компартией. Тесть же Тальвинского — в прошлом секретарь обкома — числился среди непримиримых противников Ельцина. И хоть сам начальник УВД от всех этих политических игр решительно держался в стороне, вопрос о его отставке казался предрешенным. Больше того, через приятеля в кадрах Коломнину стало известно, что приказ о снятии готов и, завизированный, дожидается подписи министра. Немедленно, рискуя «засветиться», прямо из своего кабинета позвонил он в УВД и сообщил Тальвинскому о полученной информации. Тот успел задействовать имевшиеся каналы влияния. И вопрос об отставке сначала отсрочился, а потом, после выборов, и вовсе сделался неактуальным.
После этого отношения Коломнина с Тальвинским переросли в дружеские. Так что, бывая в Москве, Андрей Иванович несколько раз останавливался у него на квартире. Правда, с конца того же года, когда Коломнин уволился из органов, они как-то потеряли друг друга.
И вот теперь Тальвинский, погрузневший, но с прежней открытой, не генеральской улыбкой обхватил и принялся мять старого приятеля.
— Сколько лет! Куда ж ты запропал, Серега? Про то, что уволился, знаю.
— В банке. Возглавлял экономическую безопасность в «Светоче». А теперь вот в «Авангарде».
— Банки! Эк тебя занесло! — неприязненно сморщился Тальвинский. — Деньжат хоть заработал?
— Да так. Кое-что.
— Ну и беги из этой помойки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109