— Где он эти задания получает? Каким образом?
— Ещё там, в школе, при подготовке партизанских кадров, было намечено, что он должен так поступить.
— А-а, вот оно что. Ну что ж, пусть делает как знает. Хотя нам такой человек тоже бы пригодился. А здесь, в лесу, я за всем сам присматривать буду. Сквозь такие стены, как в теперешней моей хате, все слышно. Ладно, зови сюда Черногузова. Будем говорить вместе.
— Я хочу тебе вот ещё что показать, — Баранов достал из сумки листок бумаги, подал командиру.
Тот поглядел, потом вернул назад.
— Что я тут увижу, в темноте? Читай сам.
— Хлопцы сегодня принесли. Сказали, на сосне, у выхода из леса была наклеена.
— Читай, читай.
— Конечно, тут все больше ругани, да самой грязной. По есть одна деталь.
— Ну, читай.
— «Лесные бандиты, в ответ на вашу репрессию — вы захватили и увели с собой бургомистра волости, деревенского старосту и охранника — мы арестовали восемнадцать человек бывших активистов жидовско-большевистского строя в качестве заложников. Если наши сотрудники не будут освобождены в ближайшее время, заложники понесут суровое наказание. Им угрожает расстрел. Помните, кровавые бандиты, что за одного нашего погибнет десять ваших». Ну и дальше идут разные проклятия да запугивания.
— Не волнуйся, читай. Меня этим не расстроишь, — сказал Нарчук.
— Я не потому, что боюсь расстроить тебя, — засмеялся Баранов. — Просто язык но поворачивается повторять все это. Но в конце тут есть интересный призыв.
— Давай.
— «Так вот, лесные бандиты, если вы хотите воевать, делайте это не из-за угла, не из кустов, а отправляйтесь на фронт и там воюйте!»
— Чего захотелось живодёрам! — усмехнулся Нарчук. — Но кто-то их допёк, видишь? Ну что ж, Степан Павлович, бумажкой этой стоит только попользоваться в известном месте. Однако тут и вправду есть интересная подробность. Значит, уже кто-то действует в этой местности. Не одни мы. Наши-то хлопцы никого не трогали?
— Никого.
— Точно знаешь?
— Да.
Нарчук помолчал, хотел повернуться на бок на своём жёстком ложе, но не смог, только сморщился от боли. Комиссар попытался помочь командиру, но тот отказался.
— Не надо, — сказал. — Когда твой доктор-то будет?
— Пошли за доктором. Оказывается, есть здесь недалеко, в деревне.
— Думал, без доктора обойдусь, а теперь вижу — пот, — Нарчук снова шевельнулся.
— Будет тебе вскорости доктор. Митрофан Онуфриевич, — уверил комиссар. — Напрасно, видать, мы с этим затягивали?
— Так… Ладно, давай о делах. Где это заложников взяли?
— Тут не написано.
— А кто подписал обращение?
— Тоже не обозначено.
— Я к тому, что стоило бы нам подумать. Где эти заложники, что с ними? Ведь не шуточки — восемнадцать человек. Надо разузнать, Степан Павлович, выяснить все, как следует быть. А тогда уже будем решать наверняка. Может, как раз это и станет нашей операцией? Словом, позаботься. Ну, и Черногузова пришли ко мне. Пускай сегодня же и отправляется в Крутогорье.
Нарчук и вправду рассчитывал, что Павел Черногузов может уйти в Крутогорский район немедля. Но отправился тот только па следующий день, потому что понадобилась кое-какая подготовка.
Через два дня после этого ушёл из отряда Перковский.
А ещё через сутки двинулся на разведку с четырьмя партизанами Степан Баранов. Он договорился с Нарчуком, что группа попытается выполнить три задания, о которых говорилось и раньше: выяснить, в каком населённом пункте состоялись недавние аресты и где находятся заложники из числа бывших советских активистов; определить, где надо искать оружие; наконец, твёрдо выбрать объект для будущей операции. Было условлено также, что выполнение последнего задания будет зависеть от того, что удастся разузнать о заложниках, о которых партизаны прочитали в немецкой листовке.
Понятно, что о заданиях в отряде знал только командир.
Баранов с четырьмя разведчиками оставил расположение отряда в среду, а в пятницу один из группы, Иван Герасичкин, привёл в лагерь пожилого мужчину с докторским саквояжем. Саквояж, конечно, нёс Иван Герасичкин. Доктор шёл налегке. Но по тому, как Герасичкин нёс его вещи, можно было сразу догадаться, что это не простой, а нужный человек.
— Товарищ командир, — отрапортовал, как и полагается, при входе в шалаш Иван Герасичкин, — по приказу комиссара отряда доктор Скабичевский доставлен для оказания помощи.
Конечно, такого порядка, чтобы на весь лес докладывали командиру, в отряде пока что не придерживались, ибо условия не всегда отвечали уставным требованиям, но Иван Герасичкин, видно, нарочно сделал это в присутствии доктора — мол, знай, куда попал!
Доктор, костлявый, среднего роста, был уже в летах. Седая бородка его была будто подбита снизу, и казалось, что он задирает голову.
— Вот, комиссар ваш приказал, — усмехнулся он, словно бы в отместку, как только Иван Герасичкин вышел из шалаша. — Явился и приказал, мол, собирайся, больному помочь надо. А кто больной, куда идти — так и не сказал. Говорит, вас будет сопровождать наш партизан. Слава богу, что наконец все выяснилось. Значит, это вы больной? Конечно, ни фамилии вашей, ни имени мне знать не положено? Ну что ж. А ну-ка, товарищ командир, позвольте в таком случае осмотреть вас! — И когда понял, что больной не способен даже двинуться, принялся успокаивать: — Лежите, лежите! — И словно сам с собой, начал рассуждать вслух: — По всему видно, что мы имеем дело не с огнестрельной и не с колющей раной. Так?
— Так, — ответил Нарчук.
— Ну вот, наконец и голос ваш я услышал, — пошутил доктор, пытаясь удобней подступиться к Нарчуку. — Скажите-ка, что с вами случилось? Митрофан Онуфриевич поведал ему, как внезапно, без всякой причины, скрутило его в болоте.
— А ну-ка, — крикнул после этого доктор из шалаша, — помогите вынести командира! Эй, кто там?
На его голос первым кинулся Иван Герасичкин, позвав Наума Слепкова, и они вдвоём осторожно, чтобы не причинить Нарчуку боли, вытащили его из шалаша на носилках, на которых он постоянно и лежал на случай тревоги.
С нахмуренным лицом, сосредоточенно и долго прощупывал доктор Скабичевский больного, потом попросил перевернуть его на живот и снова принялся прощупывать.
— Тут болит? — спрашивал он, идя пальцами вдоль позвоночника.
— Нет.
— А тут?
— Болит, — стонал распластанный на носилках Нарчук, постепенно успокаиваясь под нажимом докторских пальцев.
Наконец Скабичевский одёрнул на спине командира задранную к самой шее рубаху, накрыл плащом.
— Деформирующий спондилёз, — сказал он. — У вас раньше случались такие приступы?
— Нет. А как моя болезнь называется на понятном языке?
— Когда-то, слыхивал я, называли волчьей болезнью, — ответил доктор, — но не волнуйтесь. Болезнь не смертельна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95