Делал он это ненавязчиво, у него были теплые пальцы, а в ее еще неокрепшем сознании, эти движения напоминали прикосновения материнских рук. И она заснула. Когда проснулась, первой мыслью было броситься на балкон и сигануть с девятого этажа вниз.
Она увидела у щеки кулончик, он был желтоватого цвета и прозрачный, словно березовый сок. Она прижала его к губам и снова погрузилась в видения.
Теперь она себя увидела в каком-то старом, до предела захламленном доме и до предела одиноком. Космическая тоска обуяла ее сознание и, хотя она как будто бы знала, что находится во сне, однако освободиться от него она никак не могла.
Альфонс, глядя на нее и на лежащий на подушке кулончик, думал о Рощинском. Мысли были отрывочные, холостые, ни к чему не обязывающие, но каким-то образом тонко соприкасающиеся с тем, что говорил о Рощинском Ройтс. «Неужели он и впрямь золотой теленок?» — думал Пуглов, тут же переключившись на другое. Ему показалось, что губы у Татьяны слишком сухие — он встал и пошел на кухню за минералкой…
Глава двенадцатая
Рощинский ни на минуту не забывал о четверге, до которого оставалось чуть больше двух суток. После обеда, когда спала дневная духота, он отправился на вокзал, чтобы купить газету. Он миновал железнодорожные пути, и навстречу ему, приятно освежая лицо и грудь, неслись прохладные смерчики.
Спустившись к самой реке, он уселся на большой горячий валун и стать наблюдать за мальками. Рыбки суетились возле самого галечного берега, тыркались рыльцами в золотистые песчинки и, удовлетворив любопытство, торпедами уплывали в глубь реки. На смену одним приплывали другие…
Он вытащил из кармана монету и, подбросив ее, загадал: если выпадет решка — не надо ничего предпринимать, если орел — пойти на самые решительные меры. Умереть, но не дать вымогателям спуску. Крутанувшись на сыром песке, монета скатилась в воду и Рощинский, словно через увеличительное стекло, увидел свою судьбу. «Орел так орел», — сказал себе Толстяк и поднялся с валуна. Казалось, что с плеч свалился какой-то надсадный груз.
Он уже прошел половину пути в сторону дома, когда его осенило изменить маршрут. Он направился в сторону торгового центра, в котором находилась библиотека.
В читальном зале заказал военную энциклопедию, которую ему принесли буквально через пять минут. Открыл том на букве «р» — «ручная граната».
Человеку, хоть и окончившему политехнический институт сорок лет назад, не трудно было разобраться, что есть такое стопорное кольцо предохранительной чеки, спусковой рычаг запала… Проще не бывает: прижми рычаг, выдерни кольцо и, не отпуская его, лови момент истины. Для Рощинского таким моментом должен стать контакт того, кто придет за деньгами в камеру хранения. «Чего я тушуюсь, ведь он меня не пожалеет, » — успокоил свою совесть Владимир Ефимович.
Придя домой, он достал из-под крыльца гранату. В ней было не более трехсот граммов, но руку она оттягивала ощутимо. Чтобы не рисковать, он перенес все необходимое на кровать: саму гранату, коробку из-под печенья, двухсотграммовый стеклянный стакан, фольгу и небольшой рулончик синей изоляционной ленты. Сначала он гранату примерил под диаметр стакана. Лучшего эталона не придумаешь: ф-1 укладывалась в него так, что спусковой рычаг без натяга, но достаточно плотно фиксировался стенками стакана. Он мог отжаться только в одном случае — когда граната будет извлечена из стакана. Однако Рощинский понимал, что любой человек, вынувший пакет и обнаруживший в стакане «лимонку» тут же выбросит ее в окно или без паники вынесет во двор и вызовет милицию. Или, в худшем случае, перетянет рычаг шнурком и отнесет на городскую свалку. Поэтому Рощинский решил гранату замаскировать. Он обмотал ее куском фольги и осторожно засунул в стакан. Теперь тот, кто получит такой подарок, обязательно соблазнится достать ее и развернуть фольгу…
Стакан с гранатой он положил в коробку, а крышку заклеил изолентой. Запаковав коробку в непрозрачный целлофановый пакет, он завернул его в газету. И крест-накрест заклеил изоляционной лентой.
Как-то незаметно он провозился до самого вечера и, взглянув на часы, расстроился: забыл покормить Форда. Сам он поел по-холодному: открыл банку шпрот, нарезал крупно синего репчатого лука, и с черным ржаным хлебом все аппетитно съел. Запил темным пивом, после чего почувствовал себя молодым и сильным. Им владело полное ощущение выполненного долга. Однако в какой-то момент он представил, к каким последствиям может привести взрыв, и содрогнулся. Но тут же эту мысль отогнал, как несвоевременную. Он успокоил себя тем, что человек, получивший пакет, не будет его потрошить в людном месте. «Нет, конечно, он обязательно уединится, хотя бы для того, чтобы пересчитать деньги, — подумал Рощинский, — и тут — пых и — готово!»
Посылку он спрятал в кладовке, положил в давно нетопленый зев коптильни. Затем он отрыл свой клад и, отряхнув от земли, отнес в дом.
Драгоценности разложил на столе и стал их сортировать в соответствии с их достоинством. Он взял в руки браслет с крупными сапфирами и долго рассматривал его на просвет. И словно в его лучах ему привиделся Гриша Либерсон, которого застрелили в собственном туалете. Золотая цепь 96-й пробы, старинная работа из червонного золота. Тот, у кого он ее купил в далеком 1969 году, пропал без вести. Поехал в Крым и оттуда не вернулся. А вот и платиновый портсигар с почти незаметной бриллиантовой кнопкой, который он «взял по случаю» в антиквариате. Рощинский отчетливо ощутил, как от него исходят щекочущие руки и лицо флюиды. Вот из-за этого портсигара к нему и заявились люди Суслопарова. И как молния, сверкнула в сознании простая мысль: не было случая, чтобы свидание с кладом закончилось для него благодатью. Каждый раз оно терзало его дух и тело необъяснимым энергетическим шквалом. И стало ему все противно и опасливо враждебно.
Он грубо смел со стола в кучу добро и небрежно замотал в лоскут замши. Засунул в целлофановый пакет и, наклонившись, швырнул его под кровать.
Владимир Ефимович ничего больше не боялся. И эту фундаментальную мысль он окончательно осознал, когда, ложась спать, не взял с собой в кровать своего верного друга — «франкот».
Он улегся на подушку легкой головой и тут же провалился в живописные сны, в которых преобладали зеленые, синие и желтые тона. Это были деревья, бесконечные песчаные пляжи и изумрудные акватории, с белыми парусами…
…Проснулся рано. Долго лежал, сверяя вчерашние ощущения с настоящими. Думал — не сделал ли какой-нибудь непродуманный шаг? Но нет, душа его покоилась в штиле умиротворения. Он чувствовал себя как никогда свободным и это чувство буквально распирало его грудную клетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52