У него было отточено каждое словечко, оправдан каждый жест.
Когда Плучек ввел на роль Баяна Андрея Миронова, Андрей подходил к Менглету и спрашивал: «Георгий Павлович, можно я буду делать так же, как вы?» Ввод Миронова на эту роль вообще-то кажется мне не совсем оправданным. Спектакль решили «омолодить», но ведь Баян мог бы быть и пожилого возраста. Конечно, это мое мнение, а режиссер, видимо, считал совершенно иначе. Это его право. Но неужели нельзя было подойти к Георгию Павловичу и сказать ему о своем решении? Кажется, это элементарно? Но произошло все совсем по-другому. После отпуска перед открытием сезона мы сидим на сборе труппы в зрительном зале, и вдруг Плучек во всеуслышание объявляет — на роль Баяна назначается Андрей Миронов. Жорик сидит, слова Плучека — как нож в сердце. Как он выдержал, не знаю. Все замерли. Жорик же улыбнулся «блюдечком» и ни слова не сказал.
Он вообще человек, живущий тем, что ему подает сама жизнь. Он не добытчик. Мы его часто эксплуатируем в семье. Если его о чем-то попросишь, он непременно кинется исполнять просьбу. Так же и в театре. Он помогает другим, а для себя не сделает ничего.
Жорик никогда свои дела не устраивал. Никогда не просил себе роль. Никогда не просил за меня. Да я бы этого никогда и не разрешила — просить, чтобы мне дали роль. Мало того, он как режиссер ставил спектакль «Ложь для узкого круга» Афанасия Салынского, где я могла бы прекрасно сыграть главную героиню, Клавдию Бояринову, но он дал эту роль вовсе не мне, а Вере Васильевой.
Какие— то удачи у меня были -я имела успех и в «Доме, где разбиваются сердца», и в «Мамаше Кураж», а спектакль «Кольца Альманзора», где я играла принцессу, был праздником театра. Но наверное, в чем-то он был прав. Наверное, и для Плучека, и для директора то, что я жена Менглета, имеет значение.
Познакомились мы с ним очень давно, еще когда я была артисткой Театра имени Евг. Вахтангова. Потом стали играть вместе в Театре сатиры. Жорик говорит, что он обратил на меня внимание как на женщину в спектакле «Где эта улица, где этот дом…». Меня ввели туда совершенно неожиданно. Внезапно заболела Вера Васильева, которая играла главную роль. Я же этого спектакля совершенно не знала, я его даже не видела. Порепетировать мы не успели. Играли следующим образом — под столом сидела суфлер, а я за ней с голоса все повторяла. Она мне говорила: «Иди направо!» — я шла. Вот так и играла. У Жорика была главная роль, и он все время был на сцене, пытался мне помочь. Я же на него ни малейшего внимания не обращала. У меня были другие заботы. Совсем незадолго до этого умер мой муж Борис Горбатов, и я осталась с двумя маленькими детьми на руках. Жорик мне очень сочувствовал, но как-то по-бабьи, как подружка. Был внимателен — и только.
Прошло какое-то время, прежде чем он начал оказывать мне знаки внимания. Но поскольку он ко всем относился очень внимательно и доброжелательно, я не придавала этому ни малейшего значения и не обращала на него внимания как на мужчину. Он был моей подружкой. За мной ухаживал другой актер, у Георгия Павловича были свои увлечения. Кроме того, я очень любила Горбатова, и переключиться на кого-то мне было трудно. Никогда не забуду, как он перед смертью смотрел на меня, словно прося прощение за то, что умирает и оставляет меня. Встретить такого человека, как Горбатов, счастье.
Жорик же стал за мной ухаживать. Цветов, правда, не дарил. Это сейчас он мне может принести цветы, а тогда нет. Я даже как-то сказала ему об этом, а он ответил, что жалеет срезанные цветы.
Он стал провожать меня, приходить в гости. Я с детьми — двойняшками Леной и Мишей — жила вместе с мамой Бориса Горбатова. И вот ведь что произошло — она сразу его приняла, он ей очень понравился. Конечно, она понимала, что со временем в доме может появиться мужчина, и действительно, за мной ухаживал Борин друг, который обожал меня и детей. Я могла бы выйти за него замуж, но не вышла. А потом в доме стал появляться Менглет. Он очень приглянулся бабушке, во-первых, тем, что не пил ни капли. Однажды она даже спросила меня:
— Наверное, он плохой артист? Я удивилась:
— Почему?
— А он не пьет.
А он действительно не пьет ни капли. Я с ним иногда даже ругалась — сидят все за столом, выпивают, а он берет свою рюмку и демонстративно переворачивает.
Наша бабушка же считала, что все артисты пьяницы. Про меня она тоже кому-то в начале нашей семейной жизни с Борисом Горбатовым говорила по телефону: «Нина такая невидная, серенькая, но зато непьющая. С красивыми мы уже намучились».
Правда, бабушка мне все время выговаривала: «Он за тобой ухаживает, но, по-моему, жениться на тебе не собирается. Жену свою бросать не собирается». И действительно, прошли годы, пока он решился уйти из семьи. Он был таким дневным мужем — от меня всегда возвращался домой. Даже на гастролях в Париже в 1963 году, а мы встречались, наверное, с 1953 года, меня вызвали и сказали: «Как же вы можете жить в одном номере? Вы же не расписаны». КГБ за этим следил.
Но на гастролях-то мы жили вместе, а когда возвращались, он уезжал к себе, я — к себе. Все знали, что мы вместе, а он никак не мог решиться.
Бабушка меня все время терзала:
— Ты лишний раз не встанешь, ничего для него не сделаешь, он тебя бросит.
А я ее пугала:
— Это он вас бросит! Это вы в него влюблены.
Я же в него влюблялась постепенно. Это не была любовь с первого взгляда. Но он вошел в мою семью, его полюбили и мои дети, и бабушка. Когда она болела, он за ней ухаживал. Потом я ей говорила:
Это я из— за вас вышла за Жорика замуж. Он же вам очень нравится.
Но если говорить серьезно, то если бы она и мои дети его так не полюбили, а он — их, я бы его в дом не впустила. Произошло обоюдное приятие — Жорик пришелся им по душе, а они — ему. Это неординарная ситуация. У него до сих пор с моими детьми и с внуками отношения потрясающие. Они его обожают, а он — их. Он взвалил на себя всю эту ораву. Когда Леночке и Мише исполнилось шестнадцать лет, собрались друзья Бориса Федоровича Константин Симонов и другие писатели, и мать Горбатова, Елена Борисовна, первый тост произнесла за Жорика. Она сказала:
— Детей не обманешь. Их ни подарками, ни чем-то другим не купишь. А они его обожают, обцеловывают. Значит, он того стоит.
У нас ситуация неординарная. То, что он женился на женщине с тремя детьми, было необычно, многих поражало.
Георгий Павлович мог в меня влюбиться — в этом нет ничего особенного. Но произошла обоюдная любовь его, детей и бабушки. Это дано не каждому. Когда мои дети были маленькие, их попросили написать, кто их родители. Лена, как и положено, написала: мама — Архипова, папа — Горбатов, а Миша вывел совсем иное: мама — Архипова, папа — Минглет. Лена ему говорит: «Ты что, дурак?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Когда Плучек ввел на роль Баяна Андрея Миронова, Андрей подходил к Менглету и спрашивал: «Георгий Павлович, можно я буду делать так же, как вы?» Ввод Миронова на эту роль вообще-то кажется мне не совсем оправданным. Спектакль решили «омолодить», но ведь Баян мог бы быть и пожилого возраста. Конечно, это мое мнение, а режиссер, видимо, считал совершенно иначе. Это его право. Но неужели нельзя было подойти к Георгию Павловичу и сказать ему о своем решении? Кажется, это элементарно? Но произошло все совсем по-другому. После отпуска перед открытием сезона мы сидим на сборе труппы в зрительном зале, и вдруг Плучек во всеуслышание объявляет — на роль Баяна назначается Андрей Миронов. Жорик сидит, слова Плучека — как нож в сердце. Как он выдержал, не знаю. Все замерли. Жорик же улыбнулся «блюдечком» и ни слова не сказал.
Он вообще человек, живущий тем, что ему подает сама жизнь. Он не добытчик. Мы его часто эксплуатируем в семье. Если его о чем-то попросишь, он непременно кинется исполнять просьбу. Так же и в театре. Он помогает другим, а для себя не сделает ничего.
Жорик никогда свои дела не устраивал. Никогда не просил себе роль. Никогда не просил за меня. Да я бы этого никогда и не разрешила — просить, чтобы мне дали роль. Мало того, он как режиссер ставил спектакль «Ложь для узкого круга» Афанасия Салынского, где я могла бы прекрасно сыграть главную героиню, Клавдию Бояринову, но он дал эту роль вовсе не мне, а Вере Васильевой.
Какие— то удачи у меня были -я имела успех и в «Доме, где разбиваются сердца», и в «Мамаше Кураж», а спектакль «Кольца Альманзора», где я играла принцессу, был праздником театра. Но наверное, в чем-то он был прав. Наверное, и для Плучека, и для директора то, что я жена Менглета, имеет значение.
Познакомились мы с ним очень давно, еще когда я была артисткой Театра имени Евг. Вахтангова. Потом стали играть вместе в Театре сатиры. Жорик говорит, что он обратил на меня внимание как на женщину в спектакле «Где эта улица, где этот дом…». Меня ввели туда совершенно неожиданно. Внезапно заболела Вера Васильева, которая играла главную роль. Я же этого спектакля совершенно не знала, я его даже не видела. Порепетировать мы не успели. Играли следующим образом — под столом сидела суфлер, а я за ней с голоса все повторяла. Она мне говорила: «Иди направо!» — я шла. Вот так и играла. У Жорика была главная роль, и он все время был на сцене, пытался мне помочь. Я же на него ни малейшего внимания не обращала. У меня были другие заботы. Совсем незадолго до этого умер мой муж Борис Горбатов, и я осталась с двумя маленькими детьми на руках. Жорик мне очень сочувствовал, но как-то по-бабьи, как подружка. Был внимателен — и только.
Прошло какое-то время, прежде чем он начал оказывать мне знаки внимания. Но поскольку он ко всем относился очень внимательно и доброжелательно, я не придавала этому ни малейшего значения и не обращала на него внимания как на мужчину. Он был моей подружкой. За мной ухаживал другой актер, у Георгия Павловича были свои увлечения. Кроме того, я очень любила Горбатова, и переключиться на кого-то мне было трудно. Никогда не забуду, как он перед смертью смотрел на меня, словно прося прощение за то, что умирает и оставляет меня. Встретить такого человека, как Горбатов, счастье.
Жорик же стал за мной ухаживать. Цветов, правда, не дарил. Это сейчас он мне может принести цветы, а тогда нет. Я даже как-то сказала ему об этом, а он ответил, что жалеет срезанные цветы.
Он стал провожать меня, приходить в гости. Я с детьми — двойняшками Леной и Мишей — жила вместе с мамой Бориса Горбатова. И вот ведь что произошло — она сразу его приняла, он ей очень понравился. Конечно, она понимала, что со временем в доме может появиться мужчина, и действительно, за мной ухаживал Борин друг, который обожал меня и детей. Я могла бы выйти за него замуж, но не вышла. А потом в доме стал появляться Менглет. Он очень приглянулся бабушке, во-первых, тем, что не пил ни капли. Однажды она даже спросила меня:
— Наверное, он плохой артист? Я удивилась:
— Почему?
— А он не пьет.
А он действительно не пьет ни капли. Я с ним иногда даже ругалась — сидят все за столом, выпивают, а он берет свою рюмку и демонстративно переворачивает.
Наша бабушка же считала, что все артисты пьяницы. Про меня она тоже кому-то в начале нашей семейной жизни с Борисом Горбатовым говорила по телефону: «Нина такая невидная, серенькая, но зато непьющая. С красивыми мы уже намучились».
Правда, бабушка мне все время выговаривала: «Он за тобой ухаживает, но, по-моему, жениться на тебе не собирается. Жену свою бросать не собирается». И действительно, прошли годы, пока он решился уйти из семьи. Он был таким дневным мужем — от меня всегда возвращался домой. Даже на гастролях в Париже в 1963 году, а мы встречались, наверное, с 1953 года, меня вызвали и сказали: «Как же вы можете жить в одном номере? Вы же не расписаны». КГБ за этим следил.
Но на гастролях-то мы жили вместе, а когда возвращались, он уезжал к себе, я — к себе. Все знали, что мы вместе, а он никак не мог решиться.
Бабушка меня все время терзала:
— Ты лишний раз не встанешь, ничего для него не сделаешь, он тебя бросит.
А я ее пугала:
— Это он вас бросит! Это вы в него влюблены.
Я же в него влюблялась постепенно. Это не была любовь с первого взгляда. Но он вошел в мою семью, его полюбили и мои дети, и бабушка. Когда она болела, он за ней ухаживал. Потом я ей говорила:
Это я из— за вас вышла за Жорика замуж. Он же вам очень нравится.
Но если говорить серьезно, то если бы она и мои дети его так не полюбили, а он — их, я бы его в дом не впустила. Произошло обоюдное приятие — Жорик пришелся им по душе, а они — ему. Это неординарная ситуация. У него до сих пор с моими детьми и с внуками отношения потрясающие. Они его обожают, а он — их. Он взвалил на себя всю эту ораву. Когда Леночке и Мише исполнилось шестнадцать лет, собрались друзья Бориса Федоровича Константин Симонов и другие писатели, и мать Горбатова, Елена Борисовна, первый тост произнесла за Жорика. Она сказала:
— Детей не обманешь. Их ни подарками, ни чем-то другим не купишь. А они его обожают, обцеловывают. Значит, он того стоит.
У нас ситуация неординарная. То, что он женился на женщине с тремя детьми, было необычно, многих поражало.
Георгий Павлович мог в меня влюбиться — в этом нет ничего особенного. Но произошла обоюдная любовь его, детей и бабушки. Это дано не каждому. Когда мои дети были маленькие, их попросили написать, кто их родители. Лена, как и положено, написала: мама — Архипова, папа — Горбатов, а Миша вывел совсем иное: мама — Архипова, папа — Минглет. Лена ему говорит: «Ты что, дурак?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79