Не хочешь избавляться от своих чисто человеческих слабостей и недостатков — не надо, никто не неволит. Но от профессиональных погрешностей актер избавляться обязан.
Память чувств
Думается мне, что у всякого человека две памяти. Одна похожа на записную книжку. Это память мозга. В ней все аккуратно записано: даты, цифры, телефоны, имена людей, целые строчки, а то и страницы чужих мыслей в стихах и прозе. Это очень хорошая и нужная книжка. Жаль только, что с годами чернила в ней выцветают.
Другая память похожа на альбом с картинками. Порядка в этом альбоме куда меньше, чем в записной книжке, но зато картинки раскрашены, некоторые страницы пахнут разными запахами, а некоторые даже звучат. Это память чувств.
Главная движущая сила для меня — любовь. В первую очередь, конечно, любовь к театру и отчаянная любовь к футболу, которой я страдаю с двенадцати лет.
Был в моей жизни такой случай. Во время войны, неподалеку от румынских Ясс, мы как-то напоролись на контрнаступление. Бешено рвались снаряды, до белизны высветив небо. Осколки чертили в воздухе смертоносные линии, и не было слышно ничего среди рева и грохота, который, казалось, будет длиться вечность. Немцы, провалив короткое, но мощное наступление, решили отыграться артогнем. Нам ничего не оставалось делать, как ждать рассвета, вжавшись в черные уступы, и в отчаянии закрывать головы руками. Но рассвет все не наступал, и в какое-то мгновение все стали прощаться с жизнью. Бывалый командир сказал нам: «Ну все, ребята, нам хана». И в этот момент я почему-то подумал не о семье, не о дочери, не о безумно любимом театре, а о футболе — Боже, неужели я никогда больше не попаду на матч? не увижу, как по зеленому полю бегут футболисты?
Футболом я увлекся в Воронеже, в детстве. Запомнилось фантастическое ощущение праздника. Все одеты с иголочки, дамы церемонно держат под руку
кавалеров, а кавалеры не менее церемонно приподнимают шляпы, вежливо раскланиваются направо и налево: «Здравствуйте! Здравствуйте!» Вовсю работают буфеты, играет духовой оркестр. Но самое большое впечатление на меня произвела игра нашей команды «Штурм». После ее поражения просто не мог спать ночами.
В школе играл в сборной. И надо же такому случиться, прямо перед выпускными экзаменами повредил колено. Профессор Мелешин удачно сделал мне операцию, и на выпускные экзамены я пришел на костылях. Конечно, я мог обойтись и без них, но это придавало мне загадочности. «Артист Менглет на костылях» — девчонки просто млели от восторга.
Футбол и театр пересекаются в жизни. Там коллектив, и здесь — коллектив. Многие называют футбольный матч спектаклем. За девяносто минут ты видишь такое количество тактических ухищрений, остроумных комбинаций, обманных движений. Наблюдаешь смену ритмов, импровизацию. Футбол — великое зрелище-спектакль. Если это настоящая игра, она способна в едином порыве объединить сотни людей, как и в театральном зале, а если это слабая игра, она оставит болельщика равнодушным, как и плохой спектакль. И на футбольном поле, и на сцене нельзя играть вполсилы — или все, или ничего. Одно отличие все-таки есть: членовредительство, травмы в футболе бывают физические, а у нас — духовные.
Моя любимая команда — ЦСКА. Для меня было потрясением, когда я с одной женщиной пришел на матч. Мы сидели на трибуне. Я весь в азарте, а она незаметно, чтобы не обидеть меня, повернулась спиной, ножки оголила, зажмурила глаза и загорает. Спиной к футбольному полю! Большего оскорбления для меня в жизни не было.
Невозможно объяснить, за что ты любишь женщину. Ну, скажешь, что у нее особая улыбка, выразительные глаза, особый жест, которым она поправляет волосы… Тебе ответят: «И что?» — и будут правы. Я не могу даже объяснить, за что я люблю театр, которому отдал всю жизнь. Честное слово, я до сих пор не устаю удивляться полному залу — людям, которые потратили деньги, время и теперь смотрят на нас, знают, что умираем мы на сцене понарошку, ненавидим не на самом деле, на лице у нас грим, и стоит занавесу опуститься, как мы смоем этот грим и пойдем по домам пить чай. Тем не менее они пришли смотреть на нас, они смеются, и плачут, и верят во все, что мы пытаемся им внушить. Во всем этом что-то есть от гипноза. Что-то от гипноза есть и в футболе. Ведь если вдуматься, что там происходит -многотысячная толпа на трибунах, орущая, рвущая на себе рубашки из-за того, что по полю бегают двадцать два мужика за одним мячом… Конечно, это гипноз.
Любовь… К городам — к Воронежу, в котором я вырос, к Москве, в которой живу столько десятилетий, к Парижу, в котором я был несколько раз и от которого потерял голову. Не говоря уж о любви к женщинам.
Я вообще человек влюбчивый. Был у меня на фронте такой случай. Мы играли где-то в госпитале, и я мгновенно влюбился в молодую женщину-врача. Дело было в Бельцах, госпиталь размещался в монастыре. Как только я закончил выступление, мы с ней вышли и стали безумно целоваться. В это время начался артобстрел и бомбежка. Стало светло, а мы с ней стояли под какой-то яблоней или грушей, целовались и ничего этого не замечали. Я же не такой уж храбрец, вовсе не считаю себя героем, но тогда вокруг летели осколки, а я ничего не замечал.
Я думаю, когда говорят: у меня была одна любовь — это неправда. Я любил нескольких женщин, об увлечениях не говорю. Любил, пока не встретил Нину Николаевну, которую продолжаю любить более сорока лет.
Познакомились мы в Театре имени Евг. Вахтангова, когда меня пригласил туда Рубен Николаевич Симонов. Я увидел очень хорошенькую артистку с огромными серыми глазами. Она мне очень понравилась в «Мадемуазель Нитуш» Ф. Эрве, но я даже не уверен, сказал ли я ей об этом. К тому же я был на этом спектакле не один, а с дамой, и мне даже в голову не пришло поухаживать за ней. Помню, что спросил: «Футбольный судья Архипов не ваш родственник?» Она ответила: «Да». Может быть, были еще обронены какие-то слова, я не помню. На этом наше знакомство закончилось. Запомнилось мне тогда, что есть в Вахтанговском театре хорошая и симпатичная артистка. Нина была тогда замужем за композитором Александром Голубенцевым, растила дочь.
Она в то время много снималась в кино. Как-то ее не отпустили на съемку, а у нее намечалась какая-то событийная роль. Правда, потом эту картину закрыли, но тем не менее Нина ушла из Театра имени Евг. Вахтангова и появилась у нас. В то время у нас шла «Баня». Фосфорическую женщину играла Тамара Сергеевна Беляева, с которой нас связывали очень теплые отношения. Вдруг Сергей Юткевич решил снять ее с роли и ввести Нину Архипову. Нина ничем не походила на Тамару — та была очень крупной женщиной, очень ощутимой, Нина же — тоненькая, изящная. Она действительно казалась женщиной из будущего, но в тот момент я был возмущен этой заменой, хотя мы и начали репетировать вместе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79