История присвоения Почесухиным памятника, поставленного полвека назад купцу — однофамильцу героя, история обхаживания этого памятника, наполняющая новыми заботами и надеждами пустую жизнь современного мещанина, была разыграна с подлинным блеском. Я помню, как важно он восседал на работе в своем кресле, как тяжелым, медлительным взглядом оценивал то одного посетителя, то другого. Помню его многозначительные паузы, снисходительно-покровительственный тон…
А как виртуозно он сыграл крошечную роль Шафера в «Клопе» и Вельзевула, который ходил по «аду» в стоптанных валенках в «Мистерии-буфф». Он очень любил менять грим, чтобы и внешность, и походка были новые.
Удивительно разноплановый актер. Размашистый, крупный жест, сильные яркие краски, заостренная мимика — все это Папанов. Его Юсов в «Доходном месте» А.Н. Островского, с грубым квадратным лицом, тупым взглядом, выпяченными губами, резким скрипучим голосом, — сгусток чиновничьей морали, звериного взгляда на жизнь, где богатство и преуспеяние зиждется на грабеже ближнего, — был выразителен и зловещ.
Больше всего в искусстве он любил, по его собственному выражению, «гастрономию». Чтобы был перец, соль, горчица — всего понемногу. Все это — острые его краски, вернее, «приправы» к тому или иному образу. Он постоянно находился в мучительных, совестливых размышлениях о своем месте в театре, в жизни.
Под конец жизни ему довелось сыграть Гаева в «Вишневом саде» А.П. Чехова. Это могло стать началом нового пути.
Великий Гоголь требовал от актеров, чтобы, играя свои роли, они чувствовали «гвоздь в голове» или, по позднейшей терминологии, от первой до последней реплики чувствовали сверхзадачу образа. Толя всегда чувствовал этот «гвоздь».
Мы играли с ним вместе во многих спектаклях. Он был замечательным партнером. Диалог на сцене -это особое умение слушать и слышать, отвечать, быть с партнером в одной и той же душевной тональности, ловить реплику, бросать ее, молчать. По-моему, это даже труднее, чем петь дуэт в опере: ведь там написаны все ноты, и дирижер дирижирует, а тут выдумывай все сам.
Подлинным событием, не только в искусстве, но и в нашей жизни, стали роли Папанова в «Живых и мертвых» и в «Белорусском вокзале». Он в этих фильмах рассказал о войне, которую знал. Его генерал Серпилин прежде всего был символом совести. Константин Симонов признавался, что в двух последних романах он писал Серпилина под ярчайшим впечатлением от игры Папанова в фильме «Живые и мертвые».
Популярность его не знала границ. Особенно после этих фильмов и… сериала «Ну, погоди!». Как-то мы прилетели в Норильск на гастроли. Шесть часов утра. Невыспавшиеся люди давно ждали вылета в аэропорту. Выходим мы труппа театра. Вдруг один из пассажиров поднял глаза, увидел среди нас Папанова и громко воскликнул: «Волк! Волк!» Плучек вздохнул: «Какой-то кошмар! Кем я руковожу? Это какой-то зоопарк. В каждом актере только животных и видят».
Но несмотря на огромное количество киноролей (был в его жизни период, когда за четыре года он сыграл в четырнадцати фильмах!), Папанов, конечно, актер прежде всего театральный.
А в театре есть мистическое начало, не подвластное разуму. У нас в стране долго не признавали явлений, истоки которых за пределами знания. Я думаю, когда уходит актер такого дарования и так много сделавший в искусстве, то, помимо воспоминаний и исследований, остается таинственное излучение его личности.
Излучение личностей…
Сколько их было в нашем театре. Назову хотя бы еще нескольких… Имена выкликаются произвольно, а не по законам хронологии.
Надежда Нурм — неподражаемая комедийная актриса, открывшая свои, свежие приемы исполнения роли современной героини. В Театре сатиры обычно ставили пьесы «на комиков», для женщин же писали немногие, но Нурм умудрялась даже в незначительной роли придумать себе какую-нибудь чепуховину, и зрителям уже было интересно.
Я запомнил ее в спектакле «Чужой ребенок». Актеры других театров бегали смотреть на нее в этой роли по нескольку раз. Она играла беременную, Поль ей кричал: «Не позволю! Развратница! Сейчас же уходи!» А она тихонечко говорила: «Не уйду!» — и в этом тихом голосе была такая сила! Она не была красавицей, как Любовь Орлова. Скорее она даже была некрасивой, но у нее было огромное обаяние и темперамент. Это про нее можно сказать: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Она из той породы. В дальнейшем Нурм стала одной из лучших актрис Ленинградского театра комедии, которым руководил Николай Павлович Акимов.
Надежда Ивановна Слонова. «Актерское дитя», дочь известного актера Ивана Артемьевича Слонова. Она, как и многие актеры, прошла школу периферийных театров. Мне пришлось с ней встретиться в первом же моем спектакле в Театре сатиры — в «Пенелопе», где она играла главную героиню, чередуя лирические, драматические и комедийные краски. Играли мы с ней и в «Господине Дюруа», где она была мадам Вальтер. Присутствие ее на репетиции вызывало чувство надежности, на сцене она чрезвычайно располагала к себе. У нее были необыкновенно выразительные глаза. С первого момента на сцене она приковывала к себе внимание зрительного зала.
Мне не хочется анализировать отдельные ее роли. Скажу лишь, что она была актрисой изумительной достоверности, очень интересной, яркой, но — человеком с нелегким характером: могла быть и колкой, и нетерпимой, и резкой.
Татьяна Ивановна Пельтцер также была актерской дочерью. Я знал ее отца — Ивана Романовича Пельтцера, одно время он работал у Дикого. Татьяна Ивановна была человеком очень ярким, добрым, острым. Постоянно кого-то опекала, заботилась о больном брате, которому была очень предана. Могла и обругать, употребить крепкое словцо и делала это со вкусом, смачно, но беззлобно.
Почти тридцать лет мы жили под одной театральной крышей. И все эти годы я восхищался ее талантом и жизненной силой.
Ей были подвластны любые роли — стоит вспомнить ее напористую, жадную до денег и трагически поздно прозревшую мамашу Кураж и пластичную, изящную тетю Тони в «Проснись и пой!». В какой бы роли она ни выходила на сцену, в ней ощущалась не только сила таланта большой актрисы, но и обаяние незаурядной личности. В ней был девичий азарт при встрече с каждой ролью. Работала она с таким трудолюбием и увлечением, словно она дебютантка, для которой именно эта роль решает дальнейшую судьбу.
Энергия бурлила в ней. Из ее уст могли последовать самые невероятные предложения. Как-то, после премьеры «Проснись и пой!», она вдруг решила, что банальный банкет вовсе не подходит для такого события и бросила клич: «А давайте поедем в Ленинград!» — и все с радостью откликнулись на это, словно именно такого предложения и ждали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79