После того, как не пришел он к ней вчера, она весь день ждала его в библиотеке. Сердце ее вздрагивало всякий раз, как слышала она шаги на лестнице. Но всякий раз это был не он, и рабочий день показался ей необычайно долог. К концу его почему-то решила она, что уж вот теперь, по дороге с работы, зайдет он к ней непременно. Последние полчаса не могла она и читать - сидела, глядя в окно, ждала его. Но он не пришел.
В сотый раз припоминая в деталях последний разговор их той ночью, вернувшись домой, ругала она себя за то, что вынудила его к этой мучительной исповеди. Зачем, зачем так поторопилась она с этими расспросами? Зачем полезла в душу к нему? Разве имела она на это право? Разве были они достаточно близки для этого? Даже с родным человеком следовало бы говорить об этом деликатнее. Должно быть, он станет теперь стыдиться ее, может быть, даже бояться, из-за того что наговорил ей столько.
Аркадий Исаевич звал ее к себе пить чай вместе с Шуриком, но она отказалась. Сидя у себя за столом с опущенной на руки головой, она вскоре убедила себя, что больше он не придет к ней, станет избегать. Она готова уже была опять заплакать, когда раздался вдруг звонок в дверь. Одинарный звонок - к ней.
Увидев его на пороге, она едва смогла поздороваться с ним от волнения. Но лицо его испугало ее. Пройдя к ней в комнату, он молча сел на стул и даже не смотрел на нее. И она уже не могла припомнить, что думала сказать ему при встрече. Да оказалось вдруг, что как будто и неуместно.
- Хотите чаю? - спросила она его, чтобы хоть что-то спросить.
- Не нужно, спасибо.
- У вас уставший вид, - сказала она, присев за стол напротив него.
- Да, наверное, - кивнул он. - Какие-то сумасшедшие дни, он наморщил лоб, припоминая что-то. - Что-то я должен был вам сказать. А, ну конечно - нужно же вас поздравить - вас выбрали депутатом. То есть, выдвинули пока что - ну, это, впрочем, одно и то же.
Она покачала головой.
- Это недоразумение, Паша. Я вовсе не хочу никуда выбираться.
Он не удивился ничуть, кивнул.
- Да, я так и думал. Хотя, пожалуй, непросто будет это объяснить, - он опять задумался. - Что-то я хотел еще у вас спросить. Вот, когда шел... Ах, да! Что теперь с этим мальчиком?
- С Шуриком? Он здесь. Его взял к себе Аркадий Исаевич.
- Что значит взял?
- Ну, они будут жить вместе.
- Вот как. Ну, что же. Наверное, это хорошо. Сколько ему сейчас? Одиннадцать лет... Знаете, я вспомнил сегодня - когда мне было одиннадцать лет...
"Что-то уж очень скачут у него мысли," - подумала Вера Андреевна.
-...Это значит, незадолго до того, как я встретился с Павлом Кузьмичом - ну, я вам рассказывал - у меня был очень странный период в жизни. Вернее сказать - в голове. Однажды я вдруг начал воображать себе, будто рядом со мной есть кто-то невидимый - все время, каждую минуту, где бы я ни был. При том, что для этого не было никакого повода - просто такая фантазия, игра, но я жил с ней довольно долго - может быть, несколько месяцев или год. Я много разговаривал с ним, и в общем мы даже дружили.
- Кто же это был?
- Да никто в общем. Я не знаю.
- Но как же вы обращались к нему?
- Обращался? По-моему, никак не обращался. Хотя... Если для себя; то есть, если бы была нужда как-нибудь определить его, я бы, наверное, назвал его - Бог. Просто я бы не придумал другого слова тогда. Но, конечно, это был другой Бог, чем тот, которому мама учила меня молиться. Он был попроще, гораздо ближе ко мне, и знал о нем только я один. Вернее было бы назвать его - ангел-хранитель, да? Я рассказывал ему о своих переживаниях, просил о разном, иногда хитрил - с ним можно было хитрить. Но он был довольно капризен, и его приходилось ублажать иногда самыми странными способами. Например, он говорил мне, чтобы я четверть часа просидел на стуле, не шевелясь. Или пятьдесят раз прошелся бы вокруг комнаты - тогда он сделает то, о чем я просил его. И я сидел, или ходил. Если же он обманывал, я ссорился с ним, говорил, что больше вообще в него не верю. Так мы жили вместе довольно долго; потом это прошло. Странно, да?
Паша вдруг поднялся со стула и встал у окна.
- Вы знаете, Вера, что самое странное, - произнес он, глядя за стекло, во двор. - Я вообще-то не хотел говорить об этом, но вам скажу. Представьте, прошлой ночью я снова разговаривал с ним - через двадцать с лишнем лет. Да. Я почти не спал сегодня, а когда задремал ненадолго, мне снилось детство, какие-то куски из разных лет, обрывки детских чувств, все мешалось. Я разговаривал во сне, а, проснувшись, понял, что разговариваю с ним. И как бы я вышел из сна вместе с этим разговором, и продолжал говорить с ним еще. Я снова просил его помочь мне, а он как будто тоже подрос за эти годы - вовсе уже не капризничал, не ставил никаких дурацких условий, хотя, кажется, кое-что требовал от меня. Такие дела.
- У вас неприятности, Паша? Что-то случилось?
- Неприятности? Можно, наверное, и так сказать, - он обернулся от окна. - Я ведь ушел от Нади.
Вера Андреевна растерялась.
- Почему?
- Есть много причин. Сразу не объяснить.
- А Игорь? Как же ваш сын?
- Игорь, - сказал он, покачал головой. - Да, Игорь, Игорь. Понимаете, Игорю надо ходить в школу, а со мной... Я не знаю. С Надей ему, наверное, будет лучше.
- И вам не жаль?
- Мне жаль. Разумеется, мне жаль, как же иначе. Но ему нужно учиться. И, наверное, больше нужна мать. Так ведь? Впрочем, - он досадливо махнул рукой. - Кто его знает в действительности, что именно нужно. Я имею в виду... Он уже довольно взрослый. А я в последнее время вообще не очень верю, будто человека можно как-то воспитать. Понимаете, можно изменять привычки, какие-то внешние проявления, можно раздувать или гасить какие-то свойства, черты характера, можно влиять благотворно или наоборот, но по сути, внутри... Мне кажется, в чем-то главном человек все равно останется тем, что он есть, тем, каким он родился. И с этим ничего не поделать. По крайней мере - другому человеку. Да и вообще, если посмотреть шире... Я сегодня вспомнил хорошую фразу - не помню, кто именно сказал: делай, что должен, и будь, что будет. Я вот почему-то сегодня понял, что это именно так и нужно. Ничего не нужно загадывать, ничего рассчитывать - что выйдет из этого, что будет, если так. Все будет все равно так, как должно быть, и нужно просто не кривить душой, и только.
Он прошел по комнате вкруг стола, потер рукою лоб. Казалось, он все не мог сосредоточится на чем-то важном.
- Еще я сегодня ясно почувствовал одну вещь, - продолжил он. - Это то, что все мы - со всеми нашими мыслями, чувствами, поступками - только составляющие какого-то большого общего плана - судьбы, истории или чего там еще. Каким-то образом так устроено, что мы как будто совершенно свободны - создавать или разрушать, быть честными или подличать, любить или предавать; никто не ведет нас за руку, но когда уже что-то совершилось, вдруг оказывается, что иначе и быть не могло, вдруг становится ясно, что все именно так и должно было быть, было предначертано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139