Все, говорит, - у нас в стране только ради тебя делается. Все, баба Маня, для тебя трудятся." Посмотрит эдак важно-важно и обратно шнырк за стол. Чудной.
Вера Андреевна подняла, наконец, голову и улыбнулась. Старушка сразу оживилась, остановилась подметать.
- И что это, скажи на милость, за распорядок такой он тебе устроил - по субботам работать. У всех граждан в нашей стране по два выходных.
- Так за то я, Марья Васильевна, на полутора ставках числюсь, полторы зарплаты получаю. А погулять и завтра успею.
- Завтра, голубушка моя, погоды такой не будет.
- Откуда ж ты знаешь?
- Э-э, милая, откуда. Ты доживи, как я, хотя б до семидесяти - так и сама будешь знать, откуда. В костях сегодня, как проснулась, ломит. Может, что и к вечеру уже дождь пойдет.
- Ну, так в обед погуляю, - сказала Вера Андреевна, снова склоняясь над карточками. - Мне так и так еще на почту идти.
На улице в это время послышался цокот копыт. Проезжал извозчик. Когда он поравнялся со зданием, из окон библиотеки видны были ноги лошади и колеса. В Зольске был только один извозчик - бородатый и неразговорчивый дядя Миша. Ввиду небольших расстояний города работы у него было немного - с поезда захватить кого-нибудь с вещами или вечерком подвезти подгулявшего служащего.
- На день рождения-то с этим пойдешь - с усатым? спросила вдруг Марья Васильевна.
- Что-что? - вскинула брови Вера Андреевна. - С каким усатым? С Харитоном? А ты откуда знаешь?
- Во-во - с Харитоном, - не без труда переломившись в пояснице, Марья Васильевна смочила в ведре и отжала тряпку. Не пара он тебе, вот что я скажу.
- Да ты о чем вообще, баба Маня? Какая еще пара - не пара? Это что - с того, что нас тогда на Валабуева увидала? Ну и ну... Так и чем же он тебе не потрафил? Усами? Ты ведь его и не знаешь.
- Почему ж не знаю? Знаю.
- Откуда ты его знаешь?
- Да уж знаю, - упрямилась старушка. - Беседовали.
- С Харитоном? Где ты с ним могла беседовать?
- Известно, где. Там, - кивнула она набок, - у него. Давно это, правда, было. Еще прошлой весною. Вызывал меня.
- Зачем это?
- Ну, известно, зачем туда вызывают, не на пироги...неохотно словно бы рассказывала старушка. - Работу предлагал.
- Какую еще работу? Убираться?
- Как же, убираться. Своих у них уборщиц, поди, хватает, Марья Васильевна посмотрела исподлобья.
- Ну, ну...
- Фискалить предлагал.
- Тебе?!
- А то кому же?
- Да ну, перестань, баба Маня.
- Вот те крест! Знаешь, какой ласковый поначалу был. Ты, говорит, обязана понимать, Марья Васильевна - трудное у нас нынче время. Враги, мол, кругом. А ты у нас в какие только двери не вхожа. И разговаривать при тебе никто не стесняется. Ты только, говорит, слушай повнимательней, о чем разговаривают, наматывай на ус. Я потом к тебе загляну - расскажешь.
- Ну и что же ты?
- Отказалась, конечно. Виданное ли дело - к людям прибираться ходить, да потом на них же фискалить.
- А он?
- Ну, уговаривал поначалу. То да се. А потом разошелся. Кричать на меня стал, сапожищами топать. Боялась я тогда, что заарестует. Не пара он тебе совсем.
- Ну, вот, не пара. Ты скажи лучше, многим ты про это уже разболтала?
- Да никому почти.
- Ладно уж, рассказывай - "почти". Он тебе бумагу давал подписывать, что никому об этом не скажешь?
- Может и давал, не помню уж. Да я ведь только своим.
- Ты, баба Маня, за свой язык, - покачала головой Вера Андреевна, - когда-нибудь погоришь.
Старушка посмотрела на нее кротко-кротко.
- Погорать-то мне поздновато уж будет, Верочка. И без того я, почитай, давно как свечка перед Богом стою. Дунет - и нет меня. Нешто мне на старости лет еще из-за бумажки беспокоиться.
- Ладно, ладно, не прибедняйся.
Марья Васильевна вздохнула, подняла ведро и пошла прибираться в хранилище. Вера Андреевна вернулась было к картотеке. Но тут же та снова появилась в открытой двери.
- А еще старушки сказывали, - добавила она серьезно, - что у усатого этого мать блаженненькая. Так будто он ее дома, как собачонку, держит. В комнате запирает и сутками есть не дает.
- Ты слушай их больше, - сказала Вера Андреевна, не отрываясь. - Старушки твои и не то расскажут.
Через несколько минут вернувшись из хранилища, Марья Васильевна вид имела задумчивый. Отжатую тряпку она перекинула поверх ведра, ведро и швабру поставила у входной двери. Пройдясь по комнате, она остановилась у шкафов, пару раз вздохнула, соскоблила пятнышко со стекла.
- Слышь, Верочка, - позвала она как-то не очень уверенно. - Дала бы ты и мне что ли какую-нибудь книжицу почитать.
- Тебе какую? - спросила Вера Андреевна. - Про любовь?
- Ну, полно тебе, про любовь... - старушка отерла лоб рукавом, подумала. - А вот дала бы ты мне книжку - такую, чтоб не шибко толстая, большими буквами и чтобы растолковано было понятливо: есть ли, значит, Бог на свете или, может, вправду Его нету.
Вера Андреевна откинулась на спинку стула и некоторое время молчала, внимательно разглядывая Марью Васильевну, и, видимо, опасаясь рассмеяться.
- Так тебе какую, - спросила она, наконец, - чтобы растолковано было, что есть Бог, или - что вправду нету?
- А у тебя и такие, и сякие есть?
- Всякие есть.
Старушка подумала.
- А какие поумнее люди писали?
- Ну, так не скажешь, Марья Васильевна. Все не дураки.
- Значит, и грамотеи того промеж себя решить не могут, сообразила старушка. - Тогда чего и гадать.
Она посмотрела серьезно - сначала на Веру Андреевну, потом на портрет, висевший над ней.
- Иосиф Виссарионович говорит - нету Бога? - кивнула она на портрет.
- Нету.
- И Ленин то же говорил?
- И Ленин.
- И Маркс?
- И Маркс.
- Ну, ладно, - сказала Марья Васильевна. - Пойду я наверх мести.
- Так ничего не возьмешь что ли?
- После как-нибудь.
Старушка взяла ведро, швабру и шагнула к двери. Отворив ее, она остановилась на секунду.
- Я все же думаю, не может так быть, - сказала она, чтобы уж совсем ничего не было. Что-нибудь должно быть... Дверь я, может, открытой оставлю? Пускай воздух идет.
- Оставь.
Вера Андреевна слушала, как шаги ее отшаркали на лестнице, исчезли. Потом рассмеялась.
В оставшиеся до обеда пятнадцать минут она как раз управилась с открытками.
К середине мая у всякой библиотеки остается немного должников. Весною люди мало читают. Расцветающая природа дарит новые надежды, ночи делаются короткие, и людям кажется, что жизнь их интереснее книг.
Вера Андреевна собрала открытки в плетеную соломенную сумку, вышла на улицу и заперла библиотеку на замок.
Она отправилась первым делом на почту, которая помещалась в бревенчатом, кособоком доме через три квартала от библиотеки, оставила там открытки, поболтала пару минут со знакомой почтальоншей. Затем направилась домой.
Когда она открыла дверь в квартиру, из коридора ей навстречу показался Иван Семенович, одетый в служебный железнодорожный китель, и как-то беспокойно на нее поглядел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139