- Раз такое дело… Мы тоже не без сердца!
Я достал несколько кредиток и швырнул их на середину стола. Ко мне сейчас же присоединился Солома.
Отсчитывая деньги, старый медвежатник проговорил с усмешечкой:
— Жалко мне этих политических. Власть их гнет, в порошок перемалывает, а они… Ничего они не могут, ни к чему неспособны. Только слова говорить горазды; это, конечно, неплохо. Но иногда ведь нужны и дела!
— Вот, вот, - подхватил Гундосый, - ты правильно сказал. Нужны дела.
И он наотрез отказался внести свою долю.
— Этот замполит, я вижу, неплохо устроился, - заявил он гнусаво, - сидит себе на всем готовом, как мышь в кладовой… Нет, братцы, так не годится! Да с какой стати я должен его содержать? В честь чего? Мне гроши даются ведь не задаром, я за них ежемесячно свободой рискую, шею свою - вот эту! - под хомут подставляю… Пущай и он тоже пошустрит, постарается!
— Но если он неспособен? - возразила вдова. - Он человек жалкий, совестливый, не от мира сего…
— Красть он, значит, неспособен, - сказал, сужая глаза, Гундосый, - а деньги от воров способен брать - так, что ли? Это ему совесть позволяет, так? Нет уж, пущай выбирает что-нибудь одно.
25
Поезда двадцатого столетия
Итак, я стал майданником - приобщился к пестрому племени железнодорожных бродяг!
Племя это обширно и многообразно. Здесь так же, как и в любой преступной среде, существует немало различных категорий. Среди майданников есть, например, такие, кто орудует преимущественно на вокзалах - в толчее, в часы посадки. Основной добычей являются тут чемоданы (углы) и корзины (скрипухи). Жаргонные эти определения весьма точны: чемодан ведь и в самом деле состоит из острых углов, а корзина - скрипит…
Похищают эти вещи по-разному. Один из самых остроумных и надежных способов - так называемый «дуплет».
Для этой цели употребляется фальшивый чемодан; специальный полый каркас, обтянутый сверху дерматином или кожей. Стоит только какому-нибудь пассажиру опустить багаж на пол и отвернуться хотя бы на миг - и тотчас же возле него появляется вор. Ловко накрывает чужой чемодан своим - фальшивым. И спокойно, не торопясь, уносит добычу. Уносит се, в сущности, на глазах у потрясенного ротозея!
Вообще вокзальные эти кражи - характерная особенность российского дорожного быта! Существует старая притча об одессите, вернувшемся в свой город из многолетних странствий. Сойдя с поезда и поставив на землю чемоданы, он говорит в растерянности: «Как все изменилось вокруг! Не узнаю Одессы». Затем озирается и замечает, что вещи его исчезли… И тогда восклицает - почти с умилением: «Вот теперь, моя родина, я тебя узнаю!»
Я сказал о «дорожном быте» не зря; Россия по сути своей страна кочевая. Кочевая, как встарь, как и в древности. Великая и мятущаяся, она вся в пути! Она живет на вокзалах, ютится под гулкими бездомными сводами. Дремлет там и бесчинствует. Молится и сквернословит. Взыскует истину, и грешит, и ворует.
Я отчетливо ощутил российский этот дух во время своих скитаний. И тогда же зазвучали, забрезжили в душе моей образы, которые потом воплотились в таких стихах:
Я б судьбу свою не досказал,
если б я не вспомнил про вокзал!
Светофоры, крик перронов -
это века беспокойного приметы.
Время беспокойное связало
наши судьбы с суетой вокзала.
Ом, как сердце, бодрствует всегда.
Бьется он тревожно и бессменно.
По просторам, по железным пенам,
разгоняет - гонит поезда.
И струятся, словно кровь державы,
красные товарные составы.
По суставам рельс, по ребрам шпал,
катится грохочущий металл…
И летят, колесами куют,
сквозь сырой туман да горький ветер
поезда двадцатого столетья;
кочевой, обветренный уют!
* * *
Работа поездного вора, в основном, ночная. Взяв билет и погрузившись в поезд, майданник дожидается того мгновения, когда пассажиры уснут. Затем он обчищает их и скрывается, исчезает из купе на каком-нибудь полночном полустанке.
Брать билет, впрочем, необязательно. Каждый майданник имеет при себе специальные железнодорожные отмычки; они называются «выдрами» и дают возможность проникать снаружи в любой пассажирский вагон.
Большинство поездных воров поэтому предпочитает ездить не в самом вагоне, а под ним (в «собачьем ящике») или же наверху, на крыше.
Там хорошо - наверху! Вольготно и весело. Упруго посвистывает ветер, мигают и кружатся по сторонам стремительные огни.
Огни клубятся и смешиваются с ночными светилами, и, глядя на них, порою кажется, будто летишь в пустоте, посредине звездного неба.
Вагонные крыши, однако, пригодны не только для созерцания. Существует еще одна особая разновидность майданников, работа которых связана именно с крышами! Я имею в виду тех, кто занимается не пассажирскими, а товарными поездами.
Поезда эти окрашены в кирпично-красный цвет (помните: «струятся, словно кровь державы, красные товарные составы») и на воровском жаргоне именуются «краснухами».
Краснушники имеют дело с миллионными ценностями. Но добывать их не так-то легко! Вскрывать пломбированные, надежно охраняемые грузовые вагоны приходится, как правило, на полном ходу.
Зацепившись за вагонную крышу стальными крючками - «кошками», поездные эти виртуозы (они всегда работают в паре, как альпинисты, страхуя друг друга) осторожно спускаются по канату к дверям, открывают их и, проникнув внутрь, сбрасывают похищенный груз под откос.
А затем и сами спрыгивают туда же - в ночь, в хлесткий ветер, в туманную, воющую мглу.
И вот этот момент - момент прыжка - самый рискованный в их работе, самый ответственный и страшный.
Краснушники зарабатывают хорошо, но живут, как правило, недолго…
Впрочем, с определенным риском связаны все поездные профессии. В принципе, любому майданнику приходится время от времени прыгать с поезда, спасаясь от преследования… Один из моих приятелей, не рассчитав прыжка, ударился однажды о телеграфный столб. Я до сих пор помню его лицо - раздробленную, скошенную челюсть и вытекшие глаза.
Вспоминается мне и другой случай.
Мы сидели на крыше вагона с Гундосым и еще с одним парнем по кличке Копыто.
Был вечер - прозрачный и ветреный. Наш поезд (экспресс «Москва-Ростов») приближался к Воронежу. Вокруг по обе стороны полотна кружились синие, спеленутые сумраком степи. Ранние жидкие звезды брезжили над нею. И вдалеке, на горизонте, текла и гасла мутная тоненькая полоска зари.
— Хорошо все-таки, - сказал Копыто. - Люблю, братцы, вот так - на крыше… Просторно! И дышится легко!
Он поднялся, озираясь и щурясь. Потом поворотился к ветру спиной. И, стоя так, начал закуривать не спеша.
Я лежал на спине, подложив под голову руки. Внезапно надо мною, затмевая млечные огни, промелькнула решетчатая тень виадука. И тотчас раздался короткий, сдавленный крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Я достал несколько кредиток и швырнул их на середину стола. Ко мне сейчас же присоединился Солома.
Отсчитывая деньги, старый медвежатник проговорил с усмешечкой:
— Жалко мне этих политических. Власть их гнет, в порошок перемалывает, а они… Ничего они не могут, ни к чему неспособны. Только слова говорить горазды; это, конечно, неплохо. Но иногда ведь нужны и дела!
— Вот, вот, - подхватил Гундосый, - ты правильно сказал. Нужны дела.
И он наотрез отказался внести свою долю.
— Этот замполит, я вижу, неплохо устроился, - заявил он гнусаво, - сидит себе на всем готовом, как мышь в кладовой… Нет, братцы, так не годится! Да с какой стати я должен его содержать? В честь чего? Мне гроши даются ведь не задаром, я за них ежемесячно свободой рискую, шею свою - вот эту! - под хомут подставляю… Пущай и он тоже пошустрит, постарается!
— Но если он неспособен? - возразила вдова. - Он человек жалкий, совестливый, не от мира сего…
— Красть он, значит, неспособен, - сказал, сужая глаза, Гундосый, - а деньги от воров способен брать - так, что ли? Это ему совесть позволяет, так? Нет уж, пущай выбирает что-нибудь одно.
25
Поезда двадцатого столетия
Итак, я стал майданником - приобщился к пестрому племени железнодорожных бродяг!
Племя это обширно и многообразно. Здесь так же, как и в любой преступной среде, существует немало различных категорий. Среди майданников есть, например, такие, кто орудует преимущественно на вокзалах - в толчее, в часы посадки. Основной добычей являются тут чемоданы (углы) и корзины (скрипухи). Жаргонные эти определения весьма точны: чемодан ведь и в самом деле состоит из острых углов, а корзина - скрипит…
Похищают эти вещи по-разному. Один из самых остроумных и надежных способов - так называемый «дуплет».
Для этой цели употребляется фальшивый чемодан; специальный полый каркас, обтянутый сверху дерматином или кожей. Стоит только какому-нибудь пассажиру опустить багаж на пол и отвернуться хотя бы на миг - и тотчас же возле него появляется вор. Ловко накрывает чужой чемодан своим - фальшивым. И спокойно, не торопясь, уносит добычу. Уносит се, в сущности, на глазах у потрясенного ротозея!
Вообще вокзальные эти кражи - характерная особенность российского дорожного быта! Существует старая притча об одессите, вернувшемся в свой город из многолетних странствий. Сойдя с поезда и поставив на землю чемоданы, он говорит в растерянности: «Как все изменилось вокруг! Не узнаю Одессы». Затем озирается и замечает, что вещи его исчезли… И тогда восклицает - почти с умилением: «Вот теперь, моя родина, я тебя узнаю!»
Я сказал о «дорожном быте» не зря; Россия по сути своей страна кочевая. Кочевая, как встарь, как и в древности. Великая и мятущаяся, она вся в пути! Она живет на вокзалах, ютится под гулкими бездомными сводами. Дремлет там и бесчинствует. Молится и сквернословит. Взыскует истину, и грешит, и ворует.
Я отчетливо ощутил российский этот дух во время своих скитаний. И тогда же зазвучали, забрезжили в душе моей образы, которые потом воплотились в таких стихах:
Я б судьбу свою не досказал,
если б я не вспомнил про вокзал!
Светофоры, крик перронов -
это века беспокойного приметы.
Время беспокойное связало
наши судьбы с суетой вокзала.
Ом, как сердце, бодрствует всегда.
Бьется он тревожно и бессменно.
По просторам, по железным пенам,
разгоняет - гонит поезда.
И струятся, словно кровь державы,
красные товарные составы.
По суставам рельс, по ребрам шпал,
катится грохочущий металл…
И летят, колесами куют,
сквозь сырой туман да горький ветер
поезда двадцатого столетья;
кочевой, обветренный уют!
* * *
Работа поездного вора, в основном, ночная. Взяв билет и погрузившись в поезд, майданник дожидается того мгновения, когда пассажиры уснут. Затем он обчищает их и скрывается, исчезает из купе на каком-нибудь полночном полустанке.
Брать билет, впрочем, необязательно. Каждый майданник имеет при себе специальные железнодорожные отмычки; они называются «выдрами» и дают возможность проникать снаружи в любой пассажирский вагон.
Большинство поездных воров поэтому предпочитает ездить не в самом вагоне, а под ним (в «собачьем ящике») или же наверху, на крыше.
Там хорошо - наверху! Вольготно и весело. Упруго посвистывает ветер, мигают и кружатся по сторонам стремительные огни.
Огни клубятся и смешиваются с ночными светилами, и, глядя на них, порою кажется, будто летишь в пустоте, посредине звездного неба.
Вагонные крыши, однако, пригодны не только для созерцания. Существует еще одна особая разновидность майданников, работа которых связана именно с крышами! Я имею в виду тех, кто занимается не пассажирскими, а товарными поездами.
Поезда эти окрашены в кирпично-красный цвет (помните: «струятся, словно кровь державы, красные товарные составы») и на воровском жаргоне именуются «краснухами».
Краснушники имеют дело с миллионными ценностями. Но добывать их не так-то легко! Вскрывать пломбированные, надежно охраняемые грузовые вагоны приходится, как правило, на полном ходу.
Зацепившись за вагонную крышу стальными крючками - «кошками», поездные эти виртуозы (они всегда работают в паре, как альпинисты, страхуя друг друга) осторожно спускаются по канату к дверям, открывают их и, проникнув внутрь, сбрасывают похищенный груз под откос.
А затем и сами спрыгивают туда же - в ночь, в хлесткий ветер, в туманную, воющую мглу.
И вот этот момент - момент прыжка - самый рискованный в их работе, самый ответственный и страшный.
Краснушники зарабатывают хорошо, но живут, как правило, недолго…
Впрочем, с определенным риском связаны все поездные профессии. В принципе, любому майданнику приходится время от времени прыгать с поезда, спасаясь от преследования… Один из моих приятелей, не рассчитав прыжка, ударился однажды о телеграфный столб. Я до сих пор помню его лицо - раздробленную, скошенную челюсть и вытекшие глаза.
Вспоминается мне и другой случай.
Мы сидели на крыше вагона с Гундосым и еще с одним парнем по кличке Копыто.
Был вечер - прозрачный и ветреный. Наш поезд (экспресс «Москва-Ростов») приближался к Воронежу. Вокруг по обе стороны полотна кружились синие, спеленутые сумраком степи. Ранние жидкие звезды брезжили над нею. И вдалеке, на горизонте, текла и гасла мутная тоненькая полоска зари.
— Хорошо все-таки, - сказал Копыто. - Люблю, братцы, вот так - на крыше… Просторно! И дышится легко!
Он поднялся, озираясь и щурясь. Потом поворотился к ветру спиной. И, стоя так, начал закуривать не спеша.
Я лежал на спине, подложив под голову руки. Внезапно надо мною, затмевая млечные огни, промелькнула решетчатая тень виадука. И тотчас раздался короткий, сдавленный крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105