Она видела себя там тысячу раз, но сегодня отражение показалось другим. Она внимательно всмотрелась с отрешенностью человека, изучающего кого-то совершенно незнакомого, словно видела себя в первый раз.
Цвет карандаша, которым она подвела глаза, вовсе ей не шел. Вместо того чтобы зрительно увеличить и смягчить глаза, черный цвет делал их непроницаемыми, и они выглядели как на детском рисунке. Поцелуи Ника не стерли бледную, умело наложенную помаду. Он терпеть не мог яркий цвет на губах и говорил, что яркая помада старит ее, она выглядит суровой. Его руки попортили ее прическу: вместо того чтобы ниспадать тяжелыми волнами на плечи, волосы разлохматились и торчали в разные стороны, как щупальца медузы, только очень черные. Она гордились своими волосами: они были иссиня-черного цвета, редко встречающегося в природе. Она унаследовала этот цвет от своего отца-итальянца, как сказал бы ее дед. Дэн непререкаемо верил в наследственность. В споре между природой и воспитанием он твердо стоял на стороне природы.
Мег отвернулась от зеркала и шагнула в гостиную. Было еще рано. Хрустальный шарик не разбился, треснуло что-то иное, а ее попытки склеить разрушенное не увенчались успехом. Ник не обвинял ее.
– Я не могу остаться надолго, дорогая. Завтра день рождения Кары, и я обещал покатать ее и нескольких ее подруг на лодке. Они соберутся на рассвете – ты же знаешь нетерпеливых подростков.
– Знаю, но не твоих.
Его брови взмыли вверх.
– Мег, любимая…
– Извини. – Она освободилась от обнимавших ее рук. – Прости за все, Ник. Не знаю, почему у меня сегодня такое мерзкое настроение.
– Это бросается в глаза, не так ли? – Он откинулся на спинку дивана. – Наверное, это из-за того телефонного звонка, когда тебе сообщили о болезни деда.
– У него обычная простуда. Ничего особенного.
– Надеюсь, что так. Но тебе надо примириться с фактом, дорогая, старик не может жить вечно. Нет, нет, не отворачивайся, посмотри-ка на меня. – Он подкрепил свои слова жестом ласковым и в то же время твердым – взял ее за подбородок и повернул в свою сторону. – Я рад, что ты мне рассказала, вернее, напомнила о своем отце. Ты страдала не столько из-за потери отца, сколько из-за… необычных обстоятельств, при которых произошла трагедия. Кроме того, ведь ты была в таком нежном возрасте. Неудивительно, что ты переключила свое внимание на дедушку и стала зависеть от него. Хоть я и не психиатр…
– Слава Богу, – пробормотала Мег.
– Мег, дорогая, ты не можешь не считаться с такой важной профессией из-за своих отрицательных переживаний. Ты ведь даже не пробовала обратиться к специалисту. Вот мой психиатр очень мне помог, и я понимаю теперь твой комплекс. Это вовсе не так сложно.
– Неужели?
– Любимая, я просто пытаюсь тебе помочь, – терпеливо продолжал Ник. – Страх смерти своей и близких тебе людей – это основное человеческое чувство. Умом ты понимаешь, что твой дедушка невечен. А сердцем ты не хочешь или не можешь принять это. Тебе это вдвойне тяжело, потому что ты потеряла родителей в раннем возрасте и при болезненных обстоятельствах; Дэн стал для тебя не только дедушкой, но и папой и мамой. Вполне понятно, что тебя охватывает паника при мысли о возможности его потерять или при простом упоминании о его невечности. В тебе сразу же оживают воспоминания о той первой утрате.
– Я не паникую. Я уже давно не переживаю тех страшных ощущений… – Она замолчала. Мег не рассказывала Нику о тех угнетающих, не контролируемых ею ощущениях, которые она иногда испытывала, ведь это было так давно… прошли годы.
Он не потребовал объяснений. Посмотрев на часы, он встал и потянулся за хрустальным шариком.
– Я буду хранить его у себя, пока ты сможешь спокойно смотреть фактам в глаза. Вот тогда мы с тобой сядем рядом и будем смотреть на падающие снежинки. Спокойной ночи, дорогая. Ты же знаешь, я всегда в твоем распоряжении.
«Конечно, за исключением тех случаев, когда ты нужен Каре. Или Эмили. Или Нику-младшему».
Вспомнив об этих мыслях – она только подумала, но ничего не сказала вслух, – Мег опустилась на диван и стала крутить кольцо на мизинце. Это был ее обычный жест, она даже не замечала его. Она вовсе не ревновала Ника, конечно, нет. Он официально разъехался с женой задолго до того, как познакомился с Мег. Да она и не смогла бы любить или уважать человека, который пренебрегает своими детьми. Дети – это самое главное.
И все же… Неужели это так неразумно с ее стороны – желание быть на первом месте у человека, хотя бы не всегда, а лишь в моменты, свободные от других его обязательств, когда ребенок, живущий в душе каждого человека, плачет и хочет, чтобы его успокоили? С той холодной зимней ночи она больше не чувствовала абсолютной поддержки ни с чьей стороны. Иногда поверхностный диагноз Ника безмерно раздражал ее, но на этот раз он оказался в чем-то прав. После смерти родителей она пыталась найти им замену в лице деда, но она всегда знала, что у нее есть немало соперников, жаждущих его любви и внимания, – не только бабушка, но главным образом драгоценные камни – его радость и наваждение. Иногда ей казалось, что дед мог пожертвовать всем – ею и даже бабушкой – ради холодной красоты драгоценных камней.
Кольцо вращалось под пальцами Мег и блистало то красным, то голубым радужным светом, характерным для бриллианта. Это кольцо с девизом было сделано в начале викторианской эпохи. Надпись на внутренней стороне кольца гласила: «Je suis ici en lieu d'ami» (Я здесь вместо друга). Хотя кольцо давно уже перешло со среднего пальца Мег на мизинец, она по-прежнему с удовольствием носила его. Это первое кольцо с девизом, подаренное ей дедушкой, положило начало ценнейшей коллекции, которой сейчас владела Мег.
«Я здесь вместо друга». Вот поэтому она продолжала носить кольцо-безделушку, из которой выросла, свято веря в силу выгравированных на нем слов. Друг… Человек, знающий все твои недостатки и тем не менее любящий тебя. А Дэн знал ее недостатки. Он часто ей на них указывал! И несмотря на них, все равно любил внучку. Она потеряет его тоже, как потеряла отца.
Пусть это случится не сейчас. Пожалуйста. У него ведь ничего серьезного, обычная простуда. Восемьдесят два – не возраст, по крайней мере, не в наше время. Многие доживают и до ста лет.
* * *
Но Даниэль Минот лгал о своем возрасте, как лгал он и о многих других вещах, даже о своем имени. Он заявлял, что его предок – знаменитый европеец по фамилии Минот, золотых дел мастер, живший в XVI веке. Подобное заявление абсурдно само по себе – не многие люди могут проследить свои корни в глубь веков, но Минот, урожденный Даниэль Мерк, без зазрения совести украсил свое генеалогическое древо славными родственниками, достойными похвалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Цвет карандаша, которым она подвела глаза, вовсе ей не шел. Вместо того чтобы зрительно увеличить и смягчить глаза, черный цвет делал их непроницаемыми, и они выглядели как на детском рисунке. Поцелуи Ника не стерли бледную, умело наложенную помаду. Он терпеть не мог яркий цвет на губах и говорил, что яркая помада старит ее, она выглядит суровой. Его руки попортили ее прическу: вместо того чтобы ниспадать тяжелыми волнами на плечи, волосы разлохматились и торчали в разные стороны, как щупальца медузы, только очень черные. Она гордились своими волосами: они были иссиня-черного цвета, редко встречающегося в природе. Она унаследовала этот цвет от своего отца-итальянца, как сказал бы ее дед. Дэн непререкаемо верил в наследственность. В споре между природой и воспитанием он твердо стоял на стороне природы.
Мег отвернулась от зеркала и шагнула в гостиную. Было еще рано. Хрустальный шарик не разбился, треснуло что-то иное, а ее попытки склеить разрушенное не увенчались успехом. Ник не обвинял ее.
– Я не могу остаться надолго, дорогая. Завтра день рождения Кары, и я обещал покатать ее и нескольких ее подруг на лодке. Они соберутся на рассвете – ты же знаешь нетерпеливых подростков.
– Знаю, но не твоих.
Его брови взмыли вверх.
– Мег, любимая…
– Извини. – Она освободилась от обнимавших ее рук. – Прости за все, Ник. Не знаю, почему у меня сегодня такое мерзкое настроение.
– Это бросается в глаза, не так ли? – Он откинулся на спинку дивана. – Наверное, это из-за того телефонного звонка, когда тебе сообщили о болезни деда.
– У него обычная простуда. Ничего особенного.
– Надеюсь, что так. Но тебе надо примириться с фактом, дорогая, старик не может жить вечно. Нет, нет, не отворачивайся, посмотри-ка на меня. – Он подкрепил свои слова жестом ласковым и в то же время твердым – взял ее за подбородок и повернул в свою сторону. – Я рад, что ты мне рассказала, вернее, напомнила о своем отце. Ты страдала не столько из-за потери отца, сколько из-за… необычных обстоятельств, при которых произошла трагедия. Кроме того, ведь ты была в таком нежном возрасте. Неудивительно, что ты переключила свое внимание на дедушку и стала зависеть от него. Хоть я и не психиатр…
– Слава Богу, – пробормотала Мег.
– Мег, дорогая, ты не можешь не считаться с такой важной профессией из-за своих отрицательных переживаний. Ты ведь даже не пробовала обратиться к специалисту. Вот мой психиатр очень мне помог, и я понимаю теперь твой комплекс. Это вовсе не так сложно.
– Неужели?
– Любимая, я просто пытаюсь тебе помочь, – терпеливо продолжал Ник. – Страх смерти своей и близких тебе людей – это основное человеческое чувство. Умом ты понимаешь, что твой дедушка невечен. А сердцем ты не хочешь или не можешь принять это. Тебе это вдвойне тяжело, потому что ты потеряла родителей в раннем возрасте и при болезненных обстоятельствах; Дэн стал для тебя не только дедушкой, но и папой и мамой. Вполне понятно, что тебя охватывает паника при мысли о возможности его потерять или при простом упоминании о его невечности. В тебе сразу же оживают воспоминания о той первой утрате.
– Я не паникую. Я уже давно не переживаю тех страшных ощущений… – Она замолчала. Мег не рассказывала Нику о тех угнетающих, не контролируемых ею ощущениях, которые она иногда испытывала, ведь это было так давно… прошли годы.
Он не потребовал объяснений. Посмотрев на часы, он встал и потянулся за хрустальным шариком.
– Я буду хранить его у себя, пока ты сможешь спокойно смотреть фактам в глаза. Вот тогда мы с тобой сядем рядом и будем смотреть на падающие снежинки. Спокойной ночи, дорогая. Ты же знаешь, я всегда в твоем распоряжении.
«Конечно, за исключением тех случаев, когда ты нужен Каре. Или Эмили. Или Нику-младшему».
Вспомнив об этих мыслях – она только подумала, но ничего не сказала вслух, – Мег опустилась на диван и стала крутить кольцо на мизинце. Это был ее обычный жест, она даже не замечала его. Она вовсе не ревновала Ника, конечно, нет. Он официально разъехался с женой задолго до того, как познакомился с Мег. Да она и не смогла бы любить или уважать человека, который пренебрегает своими детьми. Дети – это самое главное.
И все же… Неужели это так неразумно с ее стороны – желание быть на первом месте у человека, хотя бы не всегда, а лишь в моменты, свободные от других его обязательств, когда ребенок, живущий в душе каждого человека, плачет и хочет, чтобы его успокоили? С той холодной зимней ночи она больше не чувствовала абсолютной поддержки ни с чьей стороны. Иногда поверхностный диагноз Ника безмерно раздражал ее, но на этот раз он оказался в чем-то прав. После смерти родителей она пыталась найти им замену в лице деда, но она всегда знала, что у нее есть немало соперников, жаждущих его любви и внимания, – не только бабушка, но главным образом драгоценные камни – его радость и наваждение. Иногда ей казалось, что дед мог пожертвовать всем – ею и даже бабушкой – ради холодной красоты драгоценных камней.
Кольцо вращалось под пальцами Мег и блистало то красным, то голубым радужным светом, характерным для бриллианта. Это кольцо с девизом было сделано в начале викторианской эпохи. Надпись на внутренней стороне кольца гласила: «Je suis ici en lieu d'ami» (Я здесь вместо друга). Хотя кольцо давно уже перешло со среднего пальца Мег на мизинец, она по-прежнему с удовольствием носила его. Это первое кольцо с девизом, подаренное ей дедушкой, положило начало ценнейшей коллекции, которой сейчас владела Мег.
«Я здесь вместо друга». Вот поэтому она продолжала носить кольцо-безделушку, из которой выросла, свято веря в силу выгравированных на нем слов. Друг… Человек, знающий все твои недостатки и тем не менее любящий тебя. А Дэн знал ее недостатки. Он часто ей на них указывал! И несмотря на них, все равно любил внучку. Она потеряет его тоже, как потеряла отца.
Пусть это случится не сейчас. Пожалуйста. У него ведь ничего серьезного, обычная простуда. Восемьдесят два – не возраст, по крайней мере, не в наше время. Многие доживают и до ста лет.
* * *
Но Даниэль Минот лгал о своем возрасте, как лгал он и о многих других вещах, даже о своем имени. Он заявлял, что его предок – знаменитый европеец по фамилии Минот, золотых дел мастер, живший в XVI веке. Подобное заявление абсурдно само по себе – не многие люди могут проследить свои корни в глубь веков, но Минот, урожденный Даниэль Мерк, без зазрения совести украсил свое генеалогическое древо славными родственниками, достойными похвалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83