Я вынуждена была признать, что была напугана этим представлением. Теперь я к тому же не была спокойна за Би. На ум стали приходить слова типа «причуды Иисуса» и «религиозный фанатик» вместе со страхом за религиозную самонадеянность, толкнувшую ее на бой с дьяволом за спасение проклятой души. Я знала об этом раньше и противодействовала этому, но не могла забыть ее спокойного признания, что она подмешала Кевину зелья. Она не знала о моих предположениях относительно наркотиков и гипноза, но хорошо была осведомлена о том, что он может быть невменяем. Как она могла пойти на это?
Я знала, что не пойду спать, прежде чем не удостоверюсь, что с Кевином все в порядке.
Я думаю, что закрыла свою дверь, хотя не вполне уверена в этом. Комната в башне была дальше комнаты Би в конце коридора. Я была босиком и не создавала шума.
Я открыла его дверь без стука. Окна были широко распахнуты, занавески трепыхались на ветру. Температура упала. Прохладный воздух приятно действовал на мою влажную кожу. Вокруг кровати были высокие столбики и тяжелый балдахин. В его тени я могла различить очертания тела Кевина. Я не услышала его дыхания.
Я позвала его по имени и, когда не получила отклика, стала трясти его. Его голова билась о подушку, как голова тряпичной куклы. Я приложилась ухом к его обнаженной груди. Она поднималась и опускалась в такт его дыханию. Сердце билось. С чувством облегчения я продолжала стоять, слушая приятные удары пульса, ощущая под своей щекой гладкую теплую кожу.
Спустя некоторое время он зашевелился. Он издал смешной сонный тихий звук и вслед за этим сказал: «Энн», только это, только мое имя, даже ничего не спросил. Его руки обняли меня и притянули к себе.
II
На следующее утро Кевин еще спал, когда я покинула его. Я стояла, глядя на него с любовью и нежностью, какая бывает у женщин в такие моменты. Как молодо он выглядел, как беззащитно и невинно! Его губы были сложены в блаженную улыбку, лицо спокойно.
Я натянула на него простыню. Воздух был свежим и бодрящим. Ночью, очевидно, был дождь. Я не слышала его. Я не услышала бы и торнадо.
Когда я спустилась вниз, Роджер и Би были на кухне. Их громкие голоса я услышала еще издалека. И когда я различила фразу «нарисованная на тонком пластике» в устах Роджера, я уже знала, о чем они говорили. Когда я вошла, он повернулся ко мне, счастливый оттого, что есть на ком выместить свою злобу.
– Черт побери, Энн, почему вы не рассказали мне об этих сумасбродных планах Би? Вы не имели права...
– Я устала играть роль Ватсона, – сказала я, беря чашку и блюдце из буфета. – Я отказываюсь.
– Не трогайте ее, – вступилась Би. – Я настояла на том, чтобы она дала мне слово, перед тем как сообщить о своих планах. Вы должны благодарить ее, Роджер. Если вы хотите покричать на кого-нибудь, кричите на меня.
– Моя дорогая девочка, я не желаю кричать на вас. Я был очень обеспокоен, вот и все. Это страшно рискованно – проводить такие мероприятия.
– По вашему мнению, приведение было всего лишь дешевым трюком, – сказала Би. – Тогда в чем риск?
– Вы должны были быть там, – начала я неуверенно.
– Хорошо, – согласился Роджер. Самоконтроль давался ему с таким трудом, что на лбу вздулись вены. – Давайте послушаем вашу версию, Энн.
Итак, меня обязывали. Но я была уже вдоволь сыта его властной манерой подводить итоги, заранее предполагая отрицательное отношение.
– Это могла быть подделка – картинка на тонком прозрачном материале или даже проекция с пленки. Я обратила внимание на несомненное падение температуры. – Губы Роджера разжались, и я поспешила добавить: – Но шоковое состояние и страх могут заставить людей почувствовать холод, не так ли? Я определенно была напугана. Но вокруг самого приведения не было ауры страха.
– Совсем наоборот, – сказала Би пониженным голосом. – Оно было кротким и встревоженным.
– Абсолютно субъективное восприятие, – сказал Роджер.
Я вскинула руки.
– Каждое, черт возьми, восприятие субъективно, Роджер. У нас нет ничего, кроме нескольких расплывчатых фотоснимков, которые можно отнести к разряду объективных. Если у вас не появилось что-нибудь еще этой ночью?
Роджер покачал головой.
– В отличие от вас я посвятил время тому, что натягивал нити поперек верхних ступеней лестниц, достаточно высоко, чтобы не помешали животные. Сегодня утром они оказались целы. Магнитофон, который я поставил на балконе, примыкающем к прежней комнате Кевина, не зафиксировал ничего. Есть дверь на первом этаже, ведущая в башню. Я проверил ее, и, если выяснится, что она открывалась последние двадцать лет, я откажусь от охоты на призраков. Петли насквозь проржавели, а щели забиты пылью. Если кто-то приходил к Кевину этой ночью...
– Никто не приходил к Кевину этой ночью, – сказала я. Подумав, я добавила: – По крайней мере, никто из тех, о ком вы хотите знать.
Би вспыхнула. Должно быть, она была шокирована. Я надеялась, что ей стало стыдно из-за снотворного.
– Вы сохранили бы мне много сил, если бы соизволили сказать, что намереваетесь провести ночь с Кевином, – сказал раздраженно Роджер. – Все то время, что я потратил на натягивание нитей...
– Я не намеревалась.
– Хорошо. Тогда предупредите меня в следующий раз.
– Будь я проклята, если это сделаю. Я не предпринимаю рискованные экспедиции, Роджер.
– Вы должны. Если...
– Роджер, – голос Би был очень тих, но он заставил Роджера замолчать. Взгляд, брошенный им, обещал, что я не услышу окончания.
– Что вы будете на завтрак, Энн? – спросила Би. – Вам требуется что-либо более существенное, чем кофе, после... – Она снова покраснела, представив, что ее слова будут неправильно поняты, прежде всего Роджером. Выражение ее лица было настолько застенчивым, что я с трудом сдерживала свой гнев: разве Роджер не говорил, ссылаясь на отца Стивена, что все средства хороши во спасение? И Би придерживалась того же мнения, пока к ее религиозным убеждениям не примешались эмоции. Никто из нас не совершенен.
Я отказалась от ее предложения позавтракать, сказав, что хочу утром выполнить кое-какую работу. Не было никакого смысла сидеть с ними и слушать их пререкания. Мы оставались все еще в том же исходном состоянии, плетя конфликтные сети и не находя точку опоры. Но главной причиной того, что я удалилась, была неготовность встретиться глазами с Кевином, особенно в присутствии этих двоих. Я стеснялась. Это звучит смешно, но это правда.
Я сидела за своим письменным столом и грудой книг, как за баррикадой, когда он пришел в библиотеку. Мы пристально взглянули друг на друга, и Кевин сказал:
– Доброе утро.
– Доброе утро.
– Прекрасный день.
– Ночью прошел дождь, – ответила я.
– Правда?
Уголки моего рта стали изгибаться. Мы оба рассмеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71