И, продолжаем терять с каждым годом, потому что с каждым годом все большая и большая часть магии становится «запретной». Да я знаю, чем оправдываются светляки, – дескать, следует ограничить силу, которая может оказаться в руках одного мага, поскольку всякий маг всего лишь человек и подвержен всем человеческим слабостям. Хотя при этом ни для кого не секрет, что сами они запретной магией вовсю пользуются, видимо считая себя непогрешимыми. Хорошо, обеспечить безопасность мирного населения – цель благородная, но почему такими методами? Где та граница, до которой следует ограничивать ту самую силу? Эдак скоро запретят любое оружие, потому что его владелец может взбеситься и наброситься на людей. Запретят острые предметы – по той же причине. И еще запретят открывать рты, потому что произносимые слова могут смутить чьи-то некрепкие умы и привести к смуте. Пожалуй, тогда они и в самом деле добьются того, что жить в этом мире будет совершенно безопасно. Вот только не имея стрел, чтобы подстрелить себе дичь, не имея ножей, чтобы резать хлеб и мясо, мы поневоле начнем питаться ягодами и одеваться в плетенные из травы одежды, потому что игл у нас тоже не будет. А не смея разговаривать, мы скоро разучимся это делать вообще и окончательно одичаем!
Горло у меня пересохло, я замолчала, сглотнула слюну и продолжила:
– Это первое. А второе: да они запарятся запрещать! Потому что люди изобретательны и всегда придумают что-нибудь разрешенное в ответ на запрещенное. Запретители это снова запретят, а люди придумают еще что-нибудь. Чтобы охранять все растущее количество запретов, число светляков будет расти, расти, пока все жители Таора не станут ими. Видимо, тогда и наступит эра всеобщей благодати.
Ректор слушал меня с видом совершеннейшего изумления.
– Да, я понимала, что эта книга черна как ночь и все, что в ней написано, – крайне опасно. Но я оставила ее у себя, потому что понимала свою ответственность. Не делайте такое удивленное лицо, именно ответственность! Это слово, между прочим, подразумевает, что человек сам отвечает за себя и за свои поступки, а не бежит в ужасе к добрым светлякам, как только столкнется с чем-нибудь эдаким.Я приняла ответственность за те полезные знания, которых в этой книге содержится ничуть не меньше, чем опасных. Отдай я инкунабулу светлякам, она бы сгинула в бездонных архивах ордена, где, я уверена, пылятся без дела тысячи книг и предметов, могущих сделать нашу жизнь богаче, ярче и разнообразнее. Почему орден уверен, что знания можно применять только во вред? Вот я знаю Восход Антагора, я же им не пользуюсь. – Ну, это я для красного словца ввернула; все, что я запомнила из описания этого заклинания, – только название да производимый эффект. Но ректора проняло, он аж вздрогнул.
– Восход Антагора ты сколдовать просто не сможешь, и слава небесам за это. А вот потерянную душу сестры Шебы все еще не нашли и, пожалуй, уже не найдут, – сообщил мне ректор мрачно. Я смешалась.
– Ну, так получилось… как-то само собой, – пробормотала я. Милорд Тавин глянул на меня с сожалением.
– А вы, оказывается, революционерка, – произнес он медленно, с непонятной интонацией, – вот уж никогда бы не заподозрил в вас идеалиста.
Я отметила, что ректор снова начал называть меня на «вы». Что бы это значило, интересно?
– Я не идеалистка и никогда ей не была. Просто мне не нравится, что меня ограничивают в моем ремесле.
Ректор покачал головой, запахнул плащ.
– Мы живем в обществе, и оно диктует нам свои законы, которым мы обязаны подчиняться, если хотим пользоваться благами, которые это общество предоставляет. Вы могли уехать куда-нибудь в Хатлендалову пустынь и заниматься там темными изысканиями, сколько душа возжелает. Но вместо этого вы поступили в академию, чтобы пользоваться ее библиотекой, слушать лекции и постигать азы магии под руководством опытных учителей. Если вас не устраивали правила, обязательные для каждого студента, вы вполне могли отказаться от поступления. Но вы сами согласились с ними и понесете наказание за их нарушение. – С этими словами он отвернулся от решетки и двинулся в сторону входа.
– Милорд Тавин! – крикнула я, внезапно осознав, что только что отвратила от себя единственного человека, кто был настроен мне помочь и мог это сделать. – Не уходите! Я не понимала серьезности того, что делаю! Это было для нас как игра!
Тщетно. Прозвенели ключи, лязгнула решетка, и шаги, удаляясь, стихли. Я села на топчан. Молодец, Волчья Ягода. Просто молодец, очень дальновидная и продуманная речь, ничего не скажешь. И что это на меня нашло такое? В досаде я хлопнула рукой по топчану и посадила в палец занозу. Посасывая ранку, легла и принялась размышлять. Похоже, на этот раз выкрутиться мне не удастся, как ни печально. Я принялась мысленно готовить оправдательную речь, потом вспомнила, что произнести ее мне вряд ли доведется, поскольку приговор будет выносить трибунал ОСС, а у них всякая говорильня не в почете. Вот уроды, даже выговориться человеку перед смертью не дадут. В досаде я накрылась курткой и задремала.
И снилось мне, будто я иду в задумчивости по торговым рядам в привратных кварталах и размышляю о своей горькой судьбе. Накрапывает мелкий дождик, я кутаюсь в свою любимую синюю накидку, которую потеряла еще в позапрошлом году. Под накидкой на мне только рубашка, поэтому мне холодно и мокро. Народу в рядах почти нет, большинство лавок закрыты. Немногочисленные покупатели провожают меня удивленными взглядами, но мне нет до них никакого дела. Пошли они к Шихару, не видят, что ли, что у человека проблема.
Холодный ветер с моря доносил запахи соли, рыбы и смоленой пеньки, в лужах под ногами отражались тяжелые темные облака, ползущие по небу сплошным покрывалом. И в то же время я отчетливо понимала, что сплю, – бывают такое, когда спишь, видишь сон, но при этом понимаешь, что это – сон. Главное в этот момент – не проснуться, тогда, при определенной сноровке, можно увидеть все, что сама захочешь. Раньше я всегда таким снам радовалась, но сегодня радоваться было особо нечему. Что толку воображать себя царицей Тарской империи, когда отлично знаешь, что вот-вот тебя пинком разбудит экзекутор ОСС? Поэтому ничего такого я себе придумывать не стала, а просто пошла по улице в сторону порта. Вот ведь загадка – я шла, и меня ничуть не тяготила ни погода, ни намокшая одежда. При иных обстоятельствах я бы вне себя от злости была, а сейчас так просто наслаждалась. Я задумалась об истоках этого удивительного явления и не сразу заметила, что меня кто-то зовет по имени.
– Ирси, подожди! – Кто-то бежал за мной, с плеском топая по лужам. Я обернулась в некотором раздражении – уж и в собственном сне нельзя побыть наедине с собой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Горло у меня пересохло, я замолчала, сглотнула слюну и продолжила:
– Это первое. А второе: да они запарятся запрещать! Потому что люди изобретательны и всегда придумают что-нибудь разрешенное в ответ на запрещенное. Запретители это снова запретят, а люди придумают еще что-нибудь. Чтобы охранять все растущее количество запретов, число светляков будет расти, расти, пока все жители Таора не станут ими. Видимо, тогда и наступит эра всеобщей благодати.
Ректор слушал меня с видом совершеннейшего изумления.
– Да, я понимала, что эта книга черна как ночь и все, что в ней написано, – крайне опасно. Но я оставила ее у себя, потому что понимала свою ответственность. Не делайте такое удивленное лицо, именно ответственность! Это слово, между прочим, подразумевает, что человек сам отвечает за себя и за свои поступки, а не бежит в ужасе к добрым светлякам, как только столкнется с чем-нибудь эдаким.Я приняла ответственность за те полезные знания, которых в этой книге содержится ничуть не меньше, чем опасных. Отдай я инкунабулу светлякам, она бы сгинула в бездонных архивах ордена, где, я уверена, пылятся без дела тысячи книг и предметов, могущих сделать нашу жизнь богаче, ярче и разнообразнее. Почему орден уверен, что знания можно применять только во вред? Вот я знаю Восход Антагора, я же им не пользуюсь. – Ну, это я для красного словца ввернула; все, что я запомнила из описания этого заклинания, – только название да производимый эффект. Но ректора проняло, он аж вздрогнул.
– Восход Антагора ты сколдовать просто не сможешь, и слава небесам за это. А вот потерянную душу сестры Шебы все еще не нашли и, пожалуй, уже не найдут, – сообщил мне ректор мрачно. Я смешалась.
– Ну, так получилось… как-то само собой, – пробормотала я. Милорд Тавин глянул на меня с сожалением.
– А вы, оказывается, революционерка, – произнес он медленно, с непонятной интонацией, – вот уж никогда бы не заподозрил в вас идеалиста.
Я отметила, что ректор снова начал называть меня на «вы». Что бы это значило, интересно?
– Я не идеалистка и никогда ей не была. Просто мне не нравится, что меня ограничивают в моем ремесле.
Ректор покачал головой, запахнул плащ.
– Мы живем в обществе, и оно диктует нам свои законы, которым мы обязаны подчиняться, если хотим пользоваться благами, которые это общество предоставляет. Вы могли уехать куда-нибудь в Хатлендалову пустынь и заниматься там темными изысканиями, сколько душа возжелает. Но вместо этого вы поступили в академию, чтобы пользоваться ее библиотекой, слушать лекции и постигать азы магии под руководством опытных учителей. Если вас не устраивали правила, обязательные для каждого студента, вы вполне могли отказаться от поступления. Но вы сами согласились с ними и понесете наказание за их нарушение. – С этими словами он отвернулся от решетки и двинулся в сторону входа.
– Милорд Тавин! – крикнула я, внезапно осознав, что только что отвратила от себя единственного человека, кто был настроен мне помочь и мог это сделать. – Не уходите! Я не понимала серьезности того, что делаю! Это было для нас как игра!
Тщетно. Прозвенели ключи, лязгнула решетка, и шаги, удаляясь, стихли. Я села на топчан. Молодец, Волчья Ягода. Просто молодец, очень дальновидная и продуманная речь, ничего не скажешь. И что это на меня нашло такое? В досаде я хлопнула рукой по топчану и посадила в палец занозу. Посасывая ранку, легла и принялась размышлять. Похоже, на этот раз выкрутиться мне не удастся, как ни печально. Я принялась мысленно готовить оправдательную речь, потом вспомнила, что произнести ее мне вряд ли доведется, поскольку приговор будет выносить трибунал ОСС, а у них всякая говорильня не в почете. Вот уроды, даже выговориться человеку перед смертью не дадут. В досаде я накрылась курткой и задремала.
И снилось мне, будто я иду в задумчивости по торговым рядам в привратных кварталах и размышляю о своей горькой судьбе. Накрапывает мелкий дождик, я кутаюсь в свою любимую синюю накидку, которую потеряла еще в позапрошлом году. Под накидкой на мне только рубашка, поэтому мне холодно и мокро. Народу в рядах почти нет, большинство лавок закрыты. Немногочисленные покупатели провожают меня удивленными взглядами, но мне нет до них никакого дела. Пошли они к Шихару, не видят, что ли, что у человека проблема.
Холодный ветер с моря доносил запахи соли, рыбы и смоленой пеньки, в лужах под ногами отражались тяжелые темные облака, ползущие по небу сплошным покрывалом. И в то же время я отчетливо понимала, что сплю, – бывают такое, когда спишь, видишь сон, но при этом понимаешь, что это – сон. Главное в этот момент – не проснуться, тогда, при определенной сноровке, можно увидеть все, что сама захочешь. Раньше я всегда таким снам радовалась, но сегодня радоваться было особо нечему. Что толку воображать себя царицей Тарской империи, когда отлично знаешь, что вот-вот тебя пинком разбудит экзекутор ОСС? Поэтому ничего такого я себе придумывать не стала, а просто пошла по улице в сторону порта. Вот ведь загадка – я шла, и меня ничуть не тяготила ни погода, ни намокшая одежда. При иных обстоятельствах я бы вне себя от злости была, а сейчас так просто наслаждалась. Я задумалась об истоках этого удивительного явления и не сразу заметила, что меня кто-то зовет по имени.
– Ирси, подожди! – Кто-то бежал за мной, с плеском топая по лужам. Я обернулась в некотором раздражении – уж и в собственном сне нельзя побыть наедине с собой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122