Оштон не стал ждать, чем это закончится, а дал деру. Насколько он слышал, он остался единственным выжившим из всей шайки Акимы, а эта фляжка-медальон – единственным предметом из груза той кареты, который так и не вернулся обратно к светлякам.
Уже будучи стражником в Тароне, Оштон показал фляжку одному знакомому магику. Магик поначалу сказал, что никакой магии во фляжке нет, потом присмотрелся внимательней, спал с лица и заявил, что там Слезы Серебряной чумы, и, если ее нечаянно открыть, вымрет две трети населения всего материка.
Последний раз Серебряная чума случилась лет сто назад на Черепаховых островах. Раньше там существовало богатое морское королевство, промышлявшее морской добычей да морским разбоем, а теперь даже трава не всюду растет. Болезнь эта убивала человека в считаные часы, за двое суток превращая труп в обтянутый иссушенной серебристо-серой кожей скелет.
Магика нашли на следующее утро в луже собственной крови. Оштон сам вызвался искать убийцу и нашел, разумеется; живым его. правда, взять не удалось. А фляжку он с тех пор всегда носил на шее. На всякий случай.
И вот, нате-получите, дождался.
– Милсдарь магик, – сказал Оштон сокрушенным тоном, сунув руку за пазуху, – ваша взяла, но не спешите руки вязать, может, все же договоримся. Вот, взгляните, что у меня есть. – Оштон сжал кулак, не услышал, а скорей почувствовал тихое «шпок», с которым выскочила притертая пробка, и бросил фляжку ухмыляющемуся наглецу. Фляжка полетела по высокой дуге, рассыпая шлейф прозрачных капель, в воздухе разлился странный терпкий запах. Но до цели она не долетела – зависла в воздухе перед враз напрягшимся лицом магика. «Ага, – злорадно подумал Оштон, – проняло наконец?» А магик перевел взгляд с фляжки на застывшего атамана и расхохотался.
– Что. паршивец, – отсмеявшись, произнес он неожиданно глубоким голосом, – красиво уйти решил? Пожалуй, я дам тебе такую возможность. Но только тебе одному, в мои планы пока не входит эпидемия Сухого Мора в этих краях.
Висящая в воздухе фляжка исчезла в огненной вспышке, по дороге прокатилась волна горячего воздуха, выметшая из воздуха странный аромат.
– На руку свою посмотри, душегубец, – нехорошо улыбнулся магик.
Оштон перевел взгляд на начавшую вдруг чесаться ладонь и похолодел – на ней растекалось пятно шелушащейся и на глазах высыхающей кожи. Отчаяние охватило его, но он только сжал зубы и вздернул голову. Если магик ждет, что Оштон начнет умолять и унижаться, то пусть подавится своим ожиданием.
В глазах мага появился огонек интереса.
– Хорошо держишься, – хмыкнул он, склонив голову. Оштон почти не слышал его – рука чесалась уже до самого плеча, и ему не надо было смотреть на нее, чтобы понять, что это означает. «Вот сволочь, – подумал Оштон о своем старом знакомом магике, – а говорил, что Серебряную Смерть и тысяча архимагов не остановят, а тут – один-единственный сопляк. Правильно я его тогда прирезал».
– Определенно ты мне нравишься, – донесся до него, словно бы с громадного расстояния, чей-то голос. – Пожалуй, я оставлю тебя в живых. И даже оставлю командиром этой шайки.
Оштон открыл глаза. Маг стоял в шаге от него, смотрел ему в лицо и улыбался. Если бы Кровавый Мешок умел так скалиться, ему на фиг не нужны были бы ватажники, мечи да копья – он выходил бы на дорогу, останавливал первого прохожего и, улыбаясь, обчищал бы его до нитки. Завороженный Оштон даже не сразу понял, что рука уже больше не чешется. Он с удивлением посмотрел на нее и тут же отвел взгляд – изъеденная сухими язвами, сквозь которые местами выглядывала кость, рука своим видом запросто могла поспорить с улыбкой мага.
– Не грусти, атаман, – тот панибратски хлопнул Оштона по плечу (Кровавый Мешок поморщился, никогда и никому он не позволял так к себе относиться; он мог бы сказать, что это – один из его главных принципов, если бы знал это слово), – не грусти, мясо – не золото, нарастет. Лучше давай собирай своих бандитов, времени у тебя немного.
Оштон недоуменно взглянул на мага.
– Следом за мной идет отряд воеводы Регведского, о двух сотнях конных и оружных, с ними два нюхача из Красного Замка. Я опережал их на десяток ли, но, учитывая наше недавнее развлечение, они вот-вот войдут в лес.
– Тебе-то что? – мрачно поинтересовался Оштон.
– А то, что вы мне нужны. Не так сильно, разумеется, как я вам, но все же – нужны. Поэтому я вас вытащу. Жить будете, как раньше, даже лучше. И скажу тебе, атаман, я вижу у нашего союза большие… как эта… келке санем… большое будущее.
– А что нам надо будет делать? – Атаман прищурился.
– Все, что я скажу, – жестко ответил магик. – Я вас, может, часто беспокоить и не буду, но если что велю – сделаете, хоть бы я приказал вам самим в петли повлезать да удавиться.
– Атаман. – Из кустов вылетел взъерошенный Лайкам, увидел лежащего Йирта, замерших ватажников и остановился, как об стену ударившись. – Атаман, – продолжил он тише, – Керк углядел знак у Лоди, да и без знака все ясно – дружина идет. Все конные, в полном вооружении, сотни три, а то и поболее.
Магик сопроводил эти слова насмешливым хмыканьем, но Оштон уже крепко держал себя в руках.
– А ну, висельники, шевелитесь. Общий сбор. Лайкам, беги за Керком. Никрам, гони сюда, кто там у южной развилки на стреме стоит. Остальные – собирать лагерь, быстро.
Оштон поднял ко рту правую руку – с трудом поднял, рука слушалась едва-едва, но все же слушалась, – сунул особым образом сложенные пальцы в рот и оглушительно свистнул.
– Как уходить будем, милсдарь магик? – Атаман был спокоен и вновь уверен в себе и в окружающем мире. – И, может, имя свое скажете, не «магиком» же мне вас окликать.
Маг смерил Оштона одобрительным взглядом.
– Имя тебе мое без надобности, но ты прав. Зови меня, ну, например, Виром. Да, пусть так – Вир. Вир Бессмертный. – И маг опять улыбнулся своей улыбочкой, Оштон даже спрашивать не стал, почему «бессмертный». Без вопросов ясно: приди к такому смерть, он ей в лицо вот так оскалится, смерть и сбежит, косу уронив.
Народ тем временем потихоньку собирался у дороги – сбились кучкой, переговаривались негромко, бросая взгляды на трупы.
– Как уходить будем, милсдарь Вир? – повторил Оштон.
– Тонкими путями. Все здесь?
Оштон не стал переспрашивать – тонкими ли путями, толстыми ли – лишь бы увел.
– Нет еще.
Но тут на дороге показался спешащий Никрам и с ним еще двое. Подбежали, отдышались.
– Теперь – все.
Вир удовлетворенно кивнул, подошел к трупам, наклонился к каждому из них, приложив ладонь – Йирту к затылку, Харту – ко лбу. Выдернул из груди Костолома меч и пошел к своей лошади. Оштон недоуменно следил за ним. Услышав испуганные возгласы, повернулся к ватажникам, проследил за их взглядами и сам с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть, – Йирт вставал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Уже будучи стражником в Тароне, Оштон показал фляжку одному знакомому магику. Магик поначалу сказал, что никакой магии во фляжке нет, потом присмотрелся внимательней, спал с лица и заявил, что там Слезы Серебряной чумы, и, если ее нечаянно открыть, вымрет две трети населения всего материка.
Последний раз Серебряная чума случилась лет сто назад на Черепаховых островах. Раньше там существовало богатое морское королевство, промышлявшее морской добычей да морским разбоем, а теперь даже трава не всюду растет. Болезнь эта убивала человека в считаные часы, за двое суток превращая труп в обтянутый иссушенной серебристо-серой кожей скелет.
Магика нашли на следующее утро в луже собственной крови. Оштон сам вызвался искать убийцу и нашел, разумеется; живым его. правда, взять не удалось. А фляжку он с тех пор всегда носил на шее. На всякий случай.
И вот, нате-получите, дождался.
– Милсдарь магик, – сказал Оштон сокрушенным тоном, сунув руку за пазуху, – ваша взяла, но не спешите руки вязать, может, все же договоримся. Вот, взгляните, что у меня есть. – Оштон сжал кулак, не услышал, а скорей почувствовал тихое «шпок», с которым выскочила притертая пробка, и бросил фляжку ухмыляющемуся наглецу. Фляжка полетела по высокой дуге, рассыпая шлейф прозрачных капель, в воздухе разлился странный терпкий запах. Но до цели она не долетела – зависла в воздухе перед враз напрягшимся лицом магика. «Ага, – злорадно подумал Оштон, – проняло наконец?» А магик перевел взгляд с фляжки на застывшего атамана и расхохотался.
– Что. паршивец, – отсмеявшись, произнес он неожиданно глубоким голосом, – красиво уйти решил? Пожалуй, я дам тебе такую возможность. Но только тебе одному, в мои планы пока не входит эпидемия Сухого Мора в этих краях.
Висящая в воздухе фляжка исчезла в огненной вспышке, по дороге прокатилась волна горячего воздуха, выметшая из воздуха странный аромат.
– На руку свою посмотри, душегубец, – нехорошо улыбнулся магик.
Оштон перевел взгляд на начавшую вдруг чесаться ладонь и похолодел – на ней растекалось пятно шелушащейся и на глазах высыхающей кожи. Отчаяние охватило его, но он только сжал зубы и вздернул голову. Если магик ждет, что Оштон начнет умолять и унижаться, то пусть подавится своим ожиданием.
В глазах мага появился огонек интереса.
– Хорошо держишься, – хмыкнул он, склонив голову. Оштон почти не слышал его – рука чесалась уже до самого плеча, и ему не надо было смотреть на нее, чтобы понять, что это означает. «Вот сволочь, – подумал Оштон о своем старом знакомом магике, – а говорил, что Серебряную Смерть и тысяча архимагов не остановят, а тут – один-единственный сопляк. Правильно я его тогда прирезал».
– Определенно ты мне нравишься, – донесся до него, словно бы с громадного расстояния, чей-то голос. – Пожалуй, я оставлю тебя в живых. И даже оставлю командиром этой шайки.
Оштон открыл глаза. Маг стоял в шаге от него, смотрел ему в лицо и улыбался. Если бы Кровавый Мешок умел так скалиться, ему на фиг не нужны были бы ватажники, мечи да копья – он выходил бы на дорогу, останавливал первого прохожего и, улыбаясь, обчищал бы его до нитки. Завороженный Оштон даже не сразу понял, что рука уже больше не чешется. Он с удивлением посмотрел на нее и тут же отвел взгляд – изъеденная сухими язвами, сквозь которые местами выглядывала кость, рука своим видом запросто могла поспорить с улыбкой мага.
– Не грусти, атаман, – тот панибратски хлопнул Оштона по плечу (Кровавый Мешок поморщился, никогда и никому он не позволял так к себе относиться; он мог бы сказать, что это – один из его главных принципов, если бы знал это слово), – не грусти, мясо – не золото, нарастет. Лучше давай собирай своих бандитов, времени у тебя немного.
Оштон недоуменно взглянул на мага.
– Следом за мной идет отряд воеводы Регведского, о двух сотнях конных и оружных, с ними два нюхача из Красного Замка. Я опережал их на десяток ли, но, учитывая наше недавнее развлечение, они вот-вот войдут в лес.
– Тебе-то что? – мрачно поинтересовался Оштон.
– А то, что вы мне нужны. Не так сильно, разумеется, как я вам, но все же – нужны. Поэтому я вас вытащу. Жить будете, как раньше, даже лучше. И скажу тебе, атаман, я вижу у нашего союза большие… как эта… келке санем… большое будущее.
– А что нам надо будет делать? – Атаман прищурился.
– Все, что я скажу, – жестко ответил магик. – Я вас, может, часто беспокоить и не буду, но если что велю – сделаете, хоть бы я приказал вам самим в петли повлезать да удавиться.
– Атаман. – Из кустов вылетел взъерошенный Лайкам, увидел лежащего Йирта, замерших ватажников и остановился, как об стену ударившись. – Атаман, – продолжил он тише, – Керк углядел знак у Лоди, да и без знака все ясно – дружина идет. Все конные, в полном вооружении, сотни три, а то и поболее.
Магик сопроводил эти слова насмешливым хмыканьем, но Оштон уже крепко держал себя в руках.
– А ну, висельники, шевелитесь. Общий сбор. Лайкам, беги за Керком. Никрам, гони сюда, кто там у южной развилки на стреме стоит. Остальные – собирать лагерь, быстро.
Оштон поднял ко рту правую руку – с трудом поднял, рука слушалась едва-едва, но все же слушалась, – сунул особым образом сложенные пальцы в рот и оглушительно свистнул.
– Как уходить будем, милсдарь магик? – Атаман был спокоен и вновь уверен в себе и в окружающем мире. – И, может, имя свое скажете, не «магиком» же мне вас окликать.
Маг смерил Оштона одобрительным взглядом.
– Имя тебе мое без надобности, но ты прав. Зови меня, ну, например, Виром. Да, пусть так – Вир. Вир Бессмертный. – И маг опять улыбнулся своей улыбочкой, Оштон даже спрашивать не стал, почему «бессмертный». Без вопросов ясно: приди к такому смерть, он ей в лицо вот так оскалится, смерть и сбежит, косу уронив.
Народ тем временем потихоньку собирался у дороги – сбились кучкой, переговаривались негромко, бросая взгляды на трупы.
– Как уходить будем, милсдарь Вир? – повторил Оштон.
– Тонкими путями. Все здесь?
Оштон не стал переспрашивать – тонкими ли путями, толстыми ли – лишь бы увел.
– Нет еще.
Но тут на дороге показался спешащий Никрам и с ним еще двое. Подбежали, отдышались.
– Теперь – все.
Вир удовлетворенно кивнул, подошел к трупам, наклонился к каждому из них, приложив ладонь – Йирту к затылку, Харту – ко лбу. Выдернул из груди Костолома меч и пошел к своей лошади. Оштон недоуменно следил за ним. Услышав испуганные возгласы, повернулся к ватажникам, проследил за их взглядами и сам с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть, – Йирт вставал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122