– Лезь обратно быстрее! Сейчас сюда соберутся орденцы со всего материка!
Я обалдело протянул руку, Урсай одним рывком закинул меня за спину, и мы рванули. По-моему, стрелы пошли нашему скакуну на пользу, поскольку я никогда еще не передвигался с такой скоростью. Я лежал животом поперек крупа коня, до боли в напряженных мышцах вцепившись в то, что попало под руки. Из-под брюха скакуна доносился ровный слаженный гул рассекаемого воздуха, ноги его мелькали с такой скоростью, что сливались в сплошной прозрачный полукруг. Пожалуй, мне можно было вообще не держаться, поскольку двигался конь плавно и мягко, словно не бежал, а летел над самой землей. Но пробовать разжимать пальцы я не собирался – отсутствие тряски вполне компенсировалось бешеным ветром, прилагавшим все усилия, чтобы сдуть меня на землю. Если я упаду на такой скорости, меня размажет тонким слоем ли на полторы.
Быстрее самой быстрой птицы мы летели через холмы, леса и поля. Несколько раз по сторонам мелькнули фигурки людей, пара деревень – я не присматривался, обзор у меня из моего положения открывался не слишком хороший. Портала я не заметил, видимо, это был портал того типа, что соединял башню Сверра с Азой. Просто в какой-то момент резко изменилось освещение, и сразу после этого скорость начала снижаться. Только сейчас я почувствовал, насколько горяч круп коня подо мной. Я даже не стал дожидаться полной остановки и соскочил на землю, как только скорость стала более-менее приемлемой. На ногах не удержался, упал, перекатился на бок и, оттянув ворот, прогнал воздух между кожей и тканью, остужая разгоряченное тело. Отдышался и поднял голову, чтобы увидеть, как Урсай спрыгивает с коня и отходит в сторону. Конь тут же упал набок, кожа у него полопалась, обнажив скелет. Окутанное клубами пара мясо стекало с него, словно жидкое тесто. Я сглотнул и отвернулся.
– Что дальше?
– Твое обучение продолжается. – Урсай коротко глянул на меня, потом повернулся и направился к стоящему неподалеку двухэтажному деревянному домику. – Первым делом приберись здесь.
ГЛАВА 4
Если вам говорят, что вы многогранная личность, – не обольщайтесь. Может быть, имеется в виду, что вы гад, сволочь и паразит одновременно.
Наблюдение некоего давно женатого мужа
Оштон Костяная Рука
Оштон нахмурился и почесал левой рукой затылок. Происходящее ему нравилось все меньше и меньше. Нет, с деньгами, едой и всем прочим все было просто замечательно. Он никогда и не мечтал, что будет жить так богато, и случалось, даже испытывал по этому поводу некоторое недовольство. «Ишь вырядился, ровно байстрюк купеческий, – бормотал он порой, разглядывая себя в зеркале. – Лесных братьев на тебя нет». Беспокоила, правда, правая рука, мясо на которой, несмотря на давешнее обещание магика, так толком и не наросло. Управлялся теперь с ней Оштон через силу, и годилась она разве только кружку держать да ложку ко рту подносить. Да еще подельников пугать своим видом – Оштон нарочно носил одежку с коротким рукавом, и не только страха ради. Частенько незнакомые с ним противники, заметив руку и посчитав его калекой, осторожность поумеривали, что обычно было последней их ошибкой: он и раньше неплохо обращался с оружием левой рукой, а нынче так совсем насобачился – не всякий правой так сможет.
Однако смущало Оштона совсем другое обстоятельство. Из-за него он в прошлом месяце даже в храм Милосердного пару раз заглянул, допытывался у священника, что означает «продаться Тьме». Священник окинул Оштона пристальным взглядом и успокоил. «Иди с миром, – сказал, – вижу я, не поселилась покудова Тьма в душе твоей, а ежели имеешь подозрение на кого, сходи в сторог окружной и братьям из ордена подозрение свое поведай». Но Оштон не успокоился – ведь оно как выходит: милсдарь Вир-то – Темный? Темный. Деньги ему, Оштону, платит? Платит. Выходит, Оштон Виру продался? А Тьме – тоже продался?
Идти же в сторог Оштон, разумеется, не торопился: Вира светляки, может статься, и прищучат, а может, и нет: Вир-то, он ведь тоже не пальцем деланный. А вот атамана светляки схарчат за милую душу и пуговиц не выплюнут – этим хищникам только на глаза попадись, до гробовой доски не отстанут. Ежели б Вир хоть раз спиной к Оштону повернулся, уж атаман бы не сплоховал и мучившую его проблему разрешил бы своим излюбленным способом, дак ведь нет. Даже не то чтобы не поворачивался – спину магика Оштон наблюдал не единожды, да вот только чутье ему всякий раз говорило, что и пытаться не стоит. А чутью своему Оштон доверял куда как более, нежели зрению или слуху. Подумывал он деру дать, но уж больно жаль было столь теплое местечко терять. Денежки в кошеле звенели, дружинники на хвосту не висели, наоборот – народ Оштона знал и уважал. И не токмо его ватажники, но и «соседи», и даже (чего отродясь не бывало) некоторые сильные люди из магистрата, которые раньше и носом бы в его сторону не повели, нонеча уважительно при встрече кланялись и здоровались. Последнее грело душу бывшего ватажника даже поболее звона в кошеле и сильнее остального удерживало его на своем месте.
Поначалу, пока Вир жил в городе, Оштон несильно беспокоился – подумаешь, поработал раз в две седмицы – дубье наше, деньги ваши, а делишки врозь, какой уж тут «продался», обычная работа по найму. Но в последнее время Вир уж больно часто стал Оштона с собой таскать всяческими своими магиковскими путями и поручения давать совсем непривычные, что ему нравилось все меньше и меньше. Особливо после того, как магик неожиданно и непонятно как в мальчонку мелкого превратился. Он и раньше не особо старым выглядел, так с некоторых пор вообще сопляком безусым стал. Иные Оштоновы подельники после этого превращения Вира как-то меньше опасаться начали, но самому атаману сия «метаморфозия» (как высказался Крысомор-законник) шибко не нравилась. Вспоминались некстати пророчества богословские, особливо те, которые «дитя Шихарово» поминали. А дела Вировы, темнеющие день ото дня, спокойствия Оштону не добавляли. И ведь не рыпнешься – как-то Оштон попробовал не возразить даже, а так, тень недовольства высказать, для пробы, так Вир ему зараз все припомнил – и скляночку со Слезами Серебряной Смерти, и дружину алариковскую. Оштон заткнулся – по всем понятиям выходило, что должок у него погробный. Оштон понятия уважал и, будь Вир не настолько явственно Темным, нимало бы не беспокоился и тянул бы на него лямку, что твой вол, даже если б Вир и вдесятеро столько не платил. Да вот беда – темнота Вирова никаким сомнениям не подлежала, и ежели ему собственная душа была без интереса, то Оштон-то навечно в ад попасть не стремился.
Так что визит к священнику Оштона не успокоил. Атаман полагал, что, знай тот все подробности его с Виром жизни, запросто мог бы мнение свое изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122