Они раскрывают козырные карты тех или иных правительств, не дают им блефовать во время мирных переговоров, и тем самым приближают такой желанный мир. Русские ребята не дают темнить в вопросах разоружения нашему президенту, а простые американские парни рыщут по секретным закоулкам России, чтобы избавить ее от искушения обвести Америку вокруг пальца. И те и другие делают одно благородное дело, принося в конечном итоге общую пользу человечеству.
«Лихо закручено, – подумал Давыдов, внимательно слушая Сэмюэля Ларкина. – Этот дедуля не так прост, как смотрится».
«Мой крестный папа еще хоть куда, – мысленно усмехнулся Джон Бриггс. – Это ж надо так завернуть! Конечно, Давыдова на подобной дешевке не проведешь, но именно бредовость идеи общего мира и разведчиков-херувимов в нем заставляет задуматься… И дает возможность полить елеем саднящие остатки совести».
Стиву Фергюссону слова Сэмюэля Ларкина про стремление разведчиков к миру не понравились. Конечно, руководитель «Осьминога» понимал, чем вызван этот теоретический экспромт высокопоставленного шпиона, но ему, с молоком матери впитавшему принципы разделения мира на мы и они, тяжело было слушать эти выкрутасы мистера Ларкина.
А пока он размышлял над тем, как сочетать заявление шефа с прежней идеологической линией обработки курсантов, паузой воспользовался Джон Бриггс. Увидев, что бывший штурман «Вишеры» понравился Сэмюэлю Ларкину, он решил закрепить успех Давыдова.
– Курсант Аргонавт зарекомендовал себя не только способным учеником, – сказал он. – Недавно он предложил руководству школы принципиально новый метод тренировки на выживание в экстремальных условиях.
– И в чем же он состоит? – заинтересованно спросил Сэмюэль Ларкин. – Пусть расскажет мистер Давыдов…
– Тут нет ничего нового, – пожал плечами Олег. – Мне казалось, что это всем известно… Я узнал, что здесь обучают обходиться минимальным количеством пищи, жить десять-пятнадцать суток на подножном корме. Я считаю, что такая установка усложняет положение оказавшегося без продуктов агента.
– И что же вы предложили?
– Сразу переходить на полное голодание. Я исходил из того, что здоровый человек может обходиться без пищи тридцать сорок дней. Трудно бывает в первые два-три дня Сильное чувство голода, слабость, головокружение. А потом организм переключается на внутренние резервы, и они позволяют в течение двух-трех недель вести активную жизнь. Но при условии полного голодания… Если при вас есть пища, но мало, не надо дробить ее, растягивать. Питайтесь, как ели до того, а потом разом переходите на полное голодание.
– Откуда вам это известно?
– Я сам участвовал в голодном походе. Мы шли на байдарках по реке Печоре шестнадцать дней и при этом пили только воду. А в последний день играли в волейбол… Я потерял пятнадцать процентов первоначального веса, но мог продолжать путь. Об этом писали наши газеты.
– Люди организации крайне внимательно читают их, а вот не заметили… Благодарю вас, мистер Давыдов. Я позабочусь о том, чтобы… Словом, реализуйте идею Аргонавта здесь, в «Вера крус», господа. Вы, Бриггс, представьте доклад о проведенном эксперименте лично мне. Надеюсь, мистер Давыдов не откажется еще раз совершить такой поход, уже в качестве инструктора, ради нашего святого дела? Тем более, по вашим словам, это не так уж страшно…
Никак не прореагировав на предложение заместителя директора ЦРУ, Олег спокойно ответил:
– Если есть установка на преодоление чувства голода, есть знание, что чувство голода и слабость через определенное время исчезнут, то переход на полное голодание произойдет довольно спокойно. И никаких поисков замены питанию – это только ухудшит положение…
– Вы так убежденно говорите, мистер Давыдов, – улыбнулся Сэмюэль Ларкин, – что я тотчас же готов отправиться с вами в голодный поход.
– Собирайтесь, сэр, – просто ответил Олег. – Не пожалеете.
VI
Когда Андрей Колотухин сказал о том, что на дачу приедет отец и заберет с собой не только его, но и Марину с девочкой, Бронислава Иосифовна сначала переполошилась – академик едет! – а затем быстро принялась готовить серьезный обед. Протесты Андрея, его уверения, что отец не любит суеты, предпочитает простую пищу и простое обращение, не помогли.
Матти Бьёрнсона, с которым Андрей встретился утром у станции, известие о приезде академика поначалу обескуражило. Он – связник «Осьминога» Викинг – получил задание резидентуры вступить в контакт с Мариной Резник, и выйти через нее на сына академика Колотухина. На дальнейшее у Викинга инструкций не было.
Этот аспирант Ленинградского университета, вполне серьезно работавший над диссертацией «Влияние скандинавской саги на русский средневековый эпос», вовсе не был заурядным шпионом, работающим за вознаграждение. Не было у Матти, сына состоятельного судовладельца, владевшего пароходной фирмой в Ухгуилласуне, и личной вражды к русским. Он сотрудничал с «Осьминогом» из-за любви к острым ощущениям. С детства увлекавшийся легендарными подвигами викингов, Матти мечтал о необыкновенной, полной романтических приключений жизни, а его готовили к коммерческой деятельности, старательно направляли по стопам отца-бизнесмена. Будучи подростком, Матти дважды убегал из дома и, пробравшись тайком на корабль, уходил в море. Его обнаруживали и из первого же порта отправляли в родительский дом.
Когда отец окончательно понял, что пароходный принц не желает принимать корону, он не стал препятствовать его намерению изучать историю викингов. В университете о склонности Матти к приключениям проведал преподаватель старо-норвежского языка – сотрудник ЦРУ, внедренный для работы среди скандинавской молодежи, отличающейся левыми взглядами. Специалист по сагам был неплохим психологом. Он подал Матти сотрудничество с ЦРУ как некую увлекательную, хотя и опасную игру, которой могут быть достойны лишь особо одаренные люди… Метод сей стар как мир, но продолжает действовать безупречно.
К моменту окончания университета Матти был уже опытным агентом, которого ценили в Лэнгли именно за то, что разведка была для него не куском хлеба и не отдушиной для выхода ненависти к России, а попросту хобби. Все тот же наставник осторожно натолкнул Матти на русский вариант его исторических поисков, ненавязчиво подсказал тему диссертации. С ней и отправился Матти Бьернсон в ленинградскую аспирантуру.
Легенда, с которой Матти явился на дачу в Кавголове, была простой. У себя на родине, в Ухгуилласуне, он познакомился с Борисом Куниным. Тот собирался в Южную Америку на три месяца, а пока его судно стояло в порту под погрузкой. Узнав, что Матти учится в Ленинграде и скоро там будет, Борис попросил передать небольшую посылку и письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
«Лихо закручено, – подумал Давыдов, внимательно слушая Сэмюэля Ларкина. – Этот дедуля не так прост, как смотрится».
«Мой крестный папа еще хоть куда, – мысленно усмехнулся Джон Бриггс. – Это ж надо так завернуть! Конечно, Давыдова на подобной дешевке не проведешь, но именно бредовость идеи общего мира и разведчиков-херувимов в нем заставляет задуматься… И дает возможность полить елеем саднящие остатки совести».
Стиву Фергюссону слова Сэмюэля Ларкина про стремление разведчиков к миру не понравились. Конечно, руководитель «Осьминога» понимал, чем вызван этот теоретический экспромт высокопоставленного шпиона, но ему, с молоком матери впитавшему принципы разделения мира на мы и они, тяжело было слушать эти выкрутасы мистера Ларкина.
А пока он размышлял над тем, как сочетать заявление шефа с прежней идеологической линией обработки курсантов, паузой воспользовался Джон Бриггс. Увидев, что бывший штурман «Вишеры» понравился Сэмюэлю Ларкину, он решил закрепить успех Давыдова.
– Курсант Аргонавт зарекомендовал себя не только способным учеником, – сказал он. – Недавно он предложил руководству школы принципиально новый метод тренировки на выживание в экстремальных условиях.
– И в чем же он состоит? – заинтересованно спросил Сэмюэль Ларкин. – Пусть расскажет мистер Давыдов…
– Тут нет ничего нового, – пожал плечами Олег. – Мне казалось, что это всем известно… Я узнал, что здесь обучают обходиться минимальным количеством пищи, жить десять-пятнадцать суток на подножном корме. Я считаю, что такая установка усложняет положение оказавшегося без продуктов агента.
– И что же вы предложили?
– Сразу переходить на полное голодание. Я исходил из того, что здоровый человек может обходиться без пищи тридцать сорок дней. Трудно бывает в первые два-три дня Сильное чувство голода, слабость, головокружение. А потом организм переключается на внутренние резервы, и они позволяют в течение двух-трех недель вести активную жизнь. Но при условии полного голодания… Если при вас есть пища, но мало, не надо дробить ее, растягивать. Питайтесь, как ели до того, а потом разом переходите на полное голодание.
– Откуда вам это известно?
– Я сам участвовал в голодном походе. Мы шли на байдарках по реке Печоре шестнадцать дней и при этом пили только воду. А в последний день играли в волейбол… Я потерял пятнадцать процентов первоначального веса, но мог продолжать путь. Об этом писали наши газеты.
– Люди организации крайне внимательно читают их, а вот не заметили… Благодарю вас, мистер Давыдов. Я позабочусь о том, чтобы… Словом, реализуйте идею Аргонавта здесь, в «Вера крус», господа. Вы, Бриггс, представьте доклад о проведенном эксперименте лично мне. Надеюсь, мистер Давыдов не откажется еще раз совершить такой поход, уже в качестве инструктора, ради нашего святого дела? Тем более, по вашим словам, это не так уж страшно…
Никак не прореагировав на предложение заместителя директора ЦРУ, Олег спокойно ответил:
– Если есть установка на преодоление чувства голода, есть знание, что чувство голода и слабость через определенное время исчезнут, то переход на полное голодание произойдет довольно спокойно. И никаких поисков замены питанию – это только ухудшит положение…
– Вы так убежденно говорите, мистер Давыдов, – улыбнулся Сэмюэль Ларкин, – что я тотчас же готов отправиться с вами в голодный поход.
– Собирайтесь, сэр, – просто ответил Олег. – Не пожалеете.
VI
Когда Андрей Колотухин сказал о том, что на дачу приедет отец и заберет с собой не только его, но и Марину с девочкой, Бронислава Иосифовна сначала переполошилась – академик едет! – а затем быстро принялась готовить серьезный обед. Протесты Андрея, его уверения, что отец не любит суеты, предпочитает простую пищу и простое обращение, не помогли.
Матти Бьёрнсона, с которым Андрей встретился утром у станции, известие о приезде академика поначалу обескуражило. Он – связник «Осьминога» Викинг – получил задание резидентуры вступить в контакт с Мариной Резник, и выйти через нее на сына академика Колотухина. На дальнейшее у Викинга инструкций не было.
Этот аспирант Ленинградского университета, вполне серьезно работавший над диссертацией «Влияние скандинавской саги на русский средневековый эпос», вовсе не был заурядным шпионом, работающим за вознаграждение. Не было у Матти, сына состоятельного судовладельца, владевшего пароходной фирмой в Ухгуилласуне, и личной вражды к русским. Он сотрудничал с «Осьминогом» из-за любви к острым ощущениям. С детства увлекавшийся легендарными подвигами викингов, Матти мечтал о необыкновенной, полной романтических приключений жизни, а его готовили к коммерческой деятельности, старательно направляли по стопам отца-бизнесмена. Будучи подростком, Матти дважды убегал из дома и, пробравшись тайком на корабль, уходил в море. Его обнаруживали и из первого же порта отправляли в родительский дом.
Когда отец окончательно понял, что пароходный принц не желает принимать корону, он не стал препятствовать его намерению изучать историю викингов. В университете о склонности Матти к приключениям проведал преподаватель старо-норвежского языка – сотрудник ЦРУ, внедренный для работы среди скандинавской молодежи, отличающейся левыми взглядами. Специалист по сагам был неплохим психологом. Он подал Матти сотрудничество с ЦРУ как некую увлекательную, хотя и опасную игру, которой могут быть достойны лишь особо одаренные люди… Метод сей стар как мир, но продолжает действовать безупречно.
К моменту окончания университета Матти был уже опытным агентом, которого ценили в Лэнгли именно за то, что разведка была для него не куском хлеба и не отдушиной для выхода ненависти к России, а попросту хобби. Все тот же наставник осторожно натолкнул Матти на русский вариант его исторических поисков, ненавязчиво подсказал тему диссертации. С ней и отправился Матти Бьернсон в ленинградскую аспирантуру.
Легенда, с которой Матти явился на дачу в Кавголове, была простой. У себя на родине, в Ухгуилласуне, он познакомился с Борисом Куниным. Тот собирался в Южную Америку на три месяца, а пока его судно стояло в порту под погрузкой. Узнав, что Матти учится в Ленинграде и скоро там будет, Борис попросил передать небольшую посылку и письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125