Один из них, Майкл Джимлин, был кадровым американским разведчиком, сыном весьма состоятельных родителей, который поначалу счел разведывательную работу весьма забавной и щекочущей нервы, а затем так и остался в ней, превратившись из дилетанта в довольно опытного профессионала.
Сейчас Майкл числился помощником военного атташе в соседнем государстве, граничащим с Советским Союзом.
Второго звали Стивом Фергюссоном. Дипломатического паспорта у него, сотрудника ЦРУ, не было, но подданство он имел американское. Впрочем, по характеру нынешней работы Стив Фергюссон должен был быть свободно практикующим бизнесменом, это предоставляло известную свободу действий, хотя и не было так безопасно, как заниматься шпионажем, имея в качестве щита дипломатический иммунитет.
Настоящее имя Стива – Рутти Лаймесон. Отец у него наполовину швед, наполовину финн, а мать – русская графиня. Родился Рутти 19 сентября 1944 года и всегда считал этот день «черным днем» своей родины, ибо именно тогда Финляндия заключила перемирие с Россией и вышла из войны. С детских лет он впитал яд шовинистических проповедей, которыми его потчевал отец, Ивар Лаймесон, бывший командир разведывательно-диверсионного батальона финской армии, перебравшийся в сорок четвертом году в Швецию, чтобы избежать наказания за содеянные военные преступления. Рутти Лаймесон стал достойным восприемником отца. И неудивительно, что в Центральном разведывательном управлении Рутти давно пользовался доверием и был на хорошем счету.
– Какое счастье, что здесь нашлась открытая веранда, – сказал третий в их компании, лысый, с подержанным лицом человек, невысокого роста, с наметившимся брюшком. – Сидеть среди этих, с позволения сказать, картин, значит, надолго отбить себе аппетит. Зачем вы затащили нас сюда, Майкл?
– Мои вашингтонские друзья, мистер Сандерс, прочли в «Нью-Йорк таймсе» об открытии этого кафе и попросили побывать здесь, – ответил, широко ухмыляясь, Майкл Джимлин. – Ведь я на той неделе лечу в Штаты. Вытащу оттуда приятелей на вечерок в «Подворотню».
– Для этого вовсе не обязательно было приглашать сюда нас, – проворчал Вильям Сандерс. – Я, конечно, понимаю, как работают для нашего дела все эти изыски в искусстве, музыке, в социальных движениях молодежи… Но, право же, если хочешь облить недруга грязью, вовсе ни к чему окунаться в нее самому.
– Но кухня здесь неплохая, мистер Сандерс, – примирительно сказал Стив Фергюссон. Он многого ждал от предстоящего разговора – необходимо было убедить шефа принять его план прикрытия нового разведывательного учреждения.
Пока выбирали еду и напитки для обеда, Майкл Джимлин затеял разговор о философских и социологических актах насилия. Он закончил Гарвардский университет, написал и опубликовал несколько работ, в которых развивал идею природной агрессивности человека, и считался в своих кругах неплохим теоретиком. Когда необходимо было дать «интеллектуальное» обоснование какой-нибудь серьезной операции, его даже приглашали иногда на заседания Координационного совета ЦРУ.
– Вот вы сетуете на расширяющееся в Европе да и повсюду движение за мир, – сказал Майкл, обращаясь к Вильяму Сандерсу, поскольку Стив не любил разговоров на общие темы. – Но, мистер Сандерс, это вполне естественно. Борьбу за мир ведут люди, которые не уверены в том, что выстоят в схватке. Они пацифисты не от миролюбия, а от боязни насилия, на которое сами неспособны по разным причинам. А поскольку насилие разлито в нынешнем воздухе, он просто пропах насилием, от этого и всякие социальные выверты. Слишком долго мир живет без войны, человечество устало в ожидании хорошего кровопускания.
– Сегодня это палка о двух концах, – сказал Вильям Сандерс.
Он приехал в Ухгуилласун, чтобы на месте посмотреть, как идет создание новой резидентуры. Это сложное, требующее и хороших профессиональных навыков, и знания местных условий дело поручено было Рутти Лаймесону, а в помощь ему выделили Майкла Джимлина, который одновременно был и тайным соглядатаем за его действиями. Но для них обоих прямым шефом был Вильям Сандерс, поскольку он занимал должность заместителя начальника Европейского центра ЦРУ и отвечал в этом качестве за деятельность резидентур, расположенных в скандинавских странах.
– Двадцатый век – век сверхнасилия, хотя мы вот уже почти сорок дет живем в состоянии относительного мира, – продолжил Майкл. – Дух массового убийства пронизывает поры нашего общества. Он неизменно присутствует и в конфронтациях с русскими, и в превентивных мероприятиях нашей фирмы в Азии, Африке и Латинской Америке. Демографический взрыв и рост преступности, загрязнение окружающей среды и увеличение числа самоубийц хотя бы в Швеции – такой благополучной стране, которая воевала Бог знает когда… Почему?
– Эта страна похожа на толстяка, обряженного в шелковые кальсоны фиолетового цвета, – сказал Стив Фергюссон.
– Странное у вас отношение к родине предков, – улыбнулся Майкл. – Ведь ваш дед был шведом…
– Вы плохо знаете мою родословную, – зло огрызнулся Стив. – Бабушка…
– Извините, Стив.
– На здоровье. А дед был финном, и отец – финн. И я тоже. Понятно?
– Вполне. А как же половина русской крови, которая течет в ваших жилах?
– Все равно я финн. И довольно об этом.
Майкл Джимлин пожал плечами и повернулся к Сандерсу.
– Мой коллега Роберт Ардри, разумеется, по прошлой профессии, написал как-то в «Лайфе» о том, что если рассматривать разнообразные проявления насилия в нашем безумном мире как выражение естественного порядка в природе и общественной жизни, то придем к выводу: наша судьба предрешена – мы конченые люди. Если не можем жить друг с другом и в то же время друг без друга, то род человеческий ожидает полное вымирание. Или, точнее сказать, самоуничтожение.
Подошел официант с подносом, и Майкл замолчал.
– Мне кажется, – сказал Вильям Сандерс, – что это связано с духовным и моральным истощением европейской цивилизации. В нее нужно влить новые силы. В этом долг Америки, ее миссионерская обязанность.
– В Америке стреляют чаще, чем в Европе, – заметил Стив Фергюссон.
– Самое интересное в том, – задумчиво произнес Майкл Джимлин, – что рост насилия обусловлен скачком всех форм цивилизации и культуры, хотя прежде насилие всегда ассоциировалось с низшими, первобытными культурами. Корифеи, утверждавшие, будто достаточно человека просветить и тогда он утратит природную агрессивность, ошибались. Оказалось, что все это не так-то просто.
– Давайте перейдем к делу, джентльмены, – предложил Вильям Сандерс. – Как я полагаю, у нас еще найдется время, чтобы послушать ваши весьма интересные умозаключения, Майкл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125