Джордан поднялся со стула, как и положено в присутствии королевы, и застыл в растерянности, склонив голову.
– Ну же, милый друг, не стесняйтесь. Сегодня же Вы переедите на верхние этажи из этого подвала. Я велю заплатить Вам сорок золотых, и мы с мужем приглашаем Вас на обед, который состоится в Вашу честь.
– Ваше Величество, я даже не знаю, как выразить Вам мою благодарность и признательность. Вы так добры ко мне. Вместе с тем, я простой странствующий ученый, идущий по земле, чтобы приносить облегчение людям. Я полностью отдаю себя науке, и большего, чем постижение высшей мудрости, мне не надо.
– Отчего же тогда Вы попросили убежища в наших стенах?
– Эпохи сменяют друг друга, Ваше Величество, и на смену эре всеобщего добра и справедливости приходит эпоха зла и невежества. Мы с вами живем в трудное время. Древняя эпоха канула в лету, унеся с собой многие тайны. Затем наступила эпоха Всемилостивейших королей, которая закончилась Великой войной, а сейчас мы живем в период безвременья перед новым великим противостоянием. Черты новой эпохи уже ясно можно различить на лице времени. Смею Вас уверить, грядущая эпоха будет эпохой такого зла и потрясений, по сравнению с которыми Великая война покажется не более как детской забавой, – его голос звучал тихо и печально, но вместе с тем отчетливо и внятно, как у человека, ясно сознающего свою правоту. – Люди не понимают многого. Вспомните, как до Великой войны процветал этот мир, пока невежды и церковь, извратившая смысл древних обрядов, не воспользовались простодушием королей и не обманули их.
По телу Аманды пробежал нехороший холодок. Их королевство, конечно, не самое слабое, но если кто-нибудь из владык-соседей пронюхает о том, что они приютили у себя беглого монаха-еретика, и донесет Верховному Жрецу Конаху, у Монтании могут возникнуть далеко не маленькие проблемы. И еще она ощутила легкий укол стыда, как будто впервые узнала о вещах вполне естественных, но, вместе с тем, считающихся непристойными. Король Роланд никогда не унижался перед Верховным Жрецом, а его отец Рогмунд даже открыто выступил на одном из соборов против Верховного Жреца по вопросам веры, чем навлек на себя клеймо еретика и немилость до конца дней своих. И даже она, королева Аманда, чувствовала усиление церкви Священного престола и особенно ее высшей иерархии. Верховный Жрец постепенно забирал себе все больше власти, и некогда могущественные монархи, чьи отцы еще могли поспорить с Верховным Жрецом наравных, все более становились от него зависимыми, приобретая права вассалов. Сколько лет было Жрецу, не знал никто, самые осторожные исследователи утверждали, что не менее трехсот, и уже одно это внушало раболепный трепет. Но с течением времени его мощь не ослабевала, наоборот, с каждым днем он становился сильнее. Одним росчерком пера он мог предать анафеме любого из монархов, и тогда подданные должны были восстать против проклятого короля и расправиться с ним. Верховный Жрец требовал от монархов, чтобы они обращали в истинную веру все большее количество людей и присылали ему свидетельства такого обращения. Свидетельством чаще всего выступал клочок волос, срезанный у вновь обращенного, и зачастую на север шли караваны, груженные пакетиками с волосами, ногтями, зубами новых адептов веры – все эти свидетельства обращения назывались первой жертвой.
«Действительно, эпоха Великих Королей закончилась, – думала Аманда. – Какие уж это нынче короли, если они дрожат по ночам от возможных доносов своих слуг и вассалов».
В Монтании было относительно спокойно. Возможно, это объяснялось тем, что король Роланд, пользуясь удаленностью Монтании, старался не особенно часто напоминать о своем существовании Священному престолу и, будучи королем справедливым, не давать подданным повода для жалоб на него, а может быть, тем, что Верховный Жрец еще не собрался с силами, чтобы расправиться с Роландом Храбрым.
Королеве не хотелось углубляться в эту тему, и она еще раз спросила, чем она может быть полезна Джордану. Джордан посмотрел ей в глаза, и она поняла силу этого взгляда – не так-то просто сломить этого человека.
– Я хочу ознакомиться с библиотекой короля Роланда, как говорят, самой лучшей в Серединном мире, – ответил он прямо.
Аманда знала, что Роланд никому, кроме нее и Квентина, не разрешает пользоваться библиотекой, но все-таки пообещала, что Джордан сможет работать в библиотеке.
В тот же день состоялся обед в честь Джордана, и Квентин впервые в непосредственной близости смог разглядеть таинственного монаха. На голове Джордана был надет золотой ободок, который, стянув кудрявые каштановые волосы, открыл его высокий прямой лоб. Лицо у него было бледное, но с живыми проницательными глазами, которые словно бы лучились изнутри золотым светом. Широкие рукава его сутаны открывали почти до локтей белые руки с длинными тонкими пальцами. Квентин, наблюдая за его руками, отметил удивительную подвижность и гибкость его пальцев. И еще, лицо Джордана чудесным образом помолодело и совершенно не походило на то усталое лицо скитальца, когда Квентин впервые увидел его осенью.
Король Роланд сидел во главе стола. Его пышная борода была аккуратно расчесана, а шею украшала массивная золотая цепь с гербом Монтании. Пара выпитых кубков вина уже запылала на щеках короля веселым румянцем. По всему чувствовалось, что Роланд в прекрасном настроении. Аманда сидела по правую руку короля, Квентин по левую. На Аманде было ее любимое бирюзовое платье с белыми атласными вставками и ожерелье из жемчуга. Квентин был одет в темно-коричневый с пышными белыми кружевами костюм инфанта.
Свечи в гостиной горели тысячами маленьких солнц: они стояли на столе в старинных канделябрах, были во множестве развешаны в светильниках по стенам комнаты, весело играли хрустальными огоньками в огромной люстре, свешивающейся с потолка. В большом отделанном мрамором камине весело трещал огонь. Слуги, видя доброе расположение короля, старались во всю угодить своим хозяевам. Праздничная атмосфера поддерживалась веселыми, может, чуточку грубоватыми шутками Роланда. Квентин заметил, как преобразилась его мать. Румянец пылал на ее щеках, глаза блестели, и смеялась она, как прежде, звонким колокольчиком. Аманда ожила, была полна сил и радости, несмотря на бескрайние снега, покрывавшие землю, и пронзительное волчье завывание за метели окном.
Джордан тоже повеселел: розовые сполохи на его щеках скрасили постоянную бледность монаха-отшельника. После долгого скитальческого поста он уписывал угощения за обе щеки и весело смеялся шуткам короля, запивая их лучшим вином, привезенным из-за моря, с родины Аманды.
Квентин посмотрел на отца, он вообще в последнее время редко видел его, а таким веселым, как в этот вечер, и того реже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149