Кагот быстро натянул на себя матерчатую одежду и последовал за начальником в умывальную комнату. Здесь он почистил зубы, умылся и только после этого, отправился на место своей будущей работы, на камбуз.
– Вы не беспокойтесь, – говорил Амундсен. – Первое время я буду рядом и покажу все, что следует делать. Сначала надо принести свежий лед и, разбив его на куски, наполнить вот эти два котла. Размельченный лед хорошо тает, и воды образуется вполне достаточно не только для приготовления пищи, но и для мытья посуды. Вы, видимо, поняли, что пища должна готовиться абсолютно чистыми руками. Для этого вот здесь имеются краны с горячей и холодной водой, мыло и полотенце. Я не хочу вам больше повторять, но малейшая неряшливость автоматически повлечет увольнение. Так что, будьте добры, следите за этим… Сначала затапливаем плиту, чтобы она хорошенько разогрелась, – продолжал Амундсен, – а пока разгорается огонь, ставим тесто для булочек. Можно, конечно, испечь и оладьи, но свежие, теплые булочки по утрам прекрасно идут с маслом, джемом. Работа экипажу предстоит тяжелая, и, разумеется, одними булочками утренняя еда не ограничивается. Вообще, я вам должен заметить, господин Кагот. утренняя еда определяет и настроение и работоспособность человека на весь день. И вам как повару нашей экспедиции надо обращать особое внимание именно на завтрак… Итак, как готовится тесто для булочек? Вот смотрите…
Кагот старался все запоминать и отмечал про себя, что, в общем-то, в приготовлении тангитанской еды особой хитрости нет.
Надо только быть аккуратным, внимательным и добросовестным. Качество блюда, даже на первый взгляд такого простого, как овсяная каша, зависело от точного соблюдения пропорций крупы, воды, молочного порошка и времени варки…
Едва только Кагот замечал какое-нибудь пятнышко на пальцах, даже кусочек прилипшего теста, он тут же брал мыло и тщательно отмывал руки. Вообще ему понравилась чистота и аккуратность, и он с удовольствием мылся и следил за собой. Теперь от него пахло душистым мылом и вкусной едой. Принюхиваясь к самому себе, он вновь испытывал чувство, что стал совсем другим человеком. Словно тот Кагот, которым он был раньше, остался на берегу, в яранге Каляны, в привычной чукотской одежде – меховой кухлянке, камусовых штанах, меховых торбасах, без нательной матерчатой рубашки.
Несколько дней Амундсен вставал вместе с Каготом и, руководил приготовлением завтрака.
– Первым делом, – говорил Амундсен, – вы самостоятельно приготовите завтрак с начала до конца и подадите его, а потом уж займемся обедом и ужином.
Приспособлений для еды у тангитанов оказалось довольно много. Были ложки для супа, и другие, чуть меньше, и совсем крохотные – для чая и кофе. То же самое и с вилками, среди них попадались похожие на крохотные острожки, с помощью которых Кагот в детстве бил мелких рыбешек в ручье, впадающем в лагуну. Кроме орудий еды, которые надо было размещать на столе в определенном порядке, возле каждого прибора клалась салфетка в серебряном кольце. Это был как бы рукав кухлянки, с помощью которого в яранге вытирались губы, руки, только здесь он был оторван и свернут. На столе, кроме всего прочего, находились разные, приправы – соль, перец и другие подозрительные вещи, которые Кагот остерегался пробовать. В довершение всего-зубочистки из моржовых усов! Конечно, стол от всего этого выглядел красиво, а кажущееся разнообразие и путаница сервировки разрешалась простым способом; каждое приспособление для еды предназначалось для определенного блюда. Хотя, как полагал про себя Кагот, всю тангитанскую еду по причине ее мягкости можно было запросто съесть одной ложкой, или ножом, или даже одной вилкой. Суп можно выпить, припав ртом к тарелке, а все остальное особенно и жевать не надо. Однако, понимая, что его наняли на корабль не для того, чтобы он устанаваивал новые обычаи еды, Кагот помалкивал. Иной раз ему самому начинало казаться, что есть какая-то особая целесообразность в этом почти ритуальном поглощении еды. За столом велись степенные и важные разговоры и очень редко звучал смех. Это Кагот тоже хорошо запомнил и за общим столом старался не раскрывать рта – разве только если к нему обращались с каким-нибудь вопросом. И в таком случае он отвечал коротко.
И вот наступил долгожданный день.
Он встал пораньше и осторожно пробрался на камбуз, где еще накануне приготовил продукты, запасся водой. Вроде бы все получалось так, как должно быть. Пока в кают-компании никого не было, Кагот несколько раз туда наведался, чтобы проверить, не забыл ли чего, положил ли все на предназначенные места.
Кагот чувствовал себя так словно ступал на тонкий, только что наросший за ночь лед. Он шел по деревянной палубе, покрытой линолеумом, осторожно, и больше всего был озабочен тем, чтобы сохранить равновесие и не уронить огромный тяжелый серебряный поднос, уставленный посудой и большим кофейником. Но он благополучно донес все это до стола, подал, как его учил Амундсен, под одобрительные взгляды членов экспедиции.
Когда Кагот удалился на камбуз, Амундсен обвел победным взглядом товарищей и сказал:
– Честное слово, я и не ожидал, что так получится!
– Это бесподобно! – заметил Олонкин. – Я давно замечал, что у местных жителей недюжинные способности, но перенять все за такое короткое время – это достойно удивления.
– Каша превосходная! – облизываясь, произнес Ренае.
– А булочки!
– В этих людях таится масса скрытых способностей, которые только и ждут, чтобы их разбудили, – произнес Амундсен. – Теперь я нисколько не удивлюсь, если Першин действительно научит здешних ребятишек грамоте.
– А что, если и нам попробовать научить Кагота грамоте? – подал голос Сундбек.
– Не все сразу, – предостерегающе произнес Амундсен. – Если мы сразу навалим на бедного Кагота все, чему хотим его научить, боюсь, он не выдержит.
– Вы считаете, что это может повредить Каготу? – спросил Сундбек.
– Грамота? – переспросил Амундсен. – Нет, я этого не думаю. Но я все же придерживаюсь убеждения, что прививать здешнему аборигену навыки я привычки цивилизованнрго человека несколько преждевременно. Я сделал это заключение на основании своих наблюдений над эскимосами арктического побережья Канады. Правда, тамошние жители меньше сталкивались с белыми людьми по сравнению со здешними. Что касается Кагота, то он, конечно, исключение. Не только потому, что плавал на американской шхуне, но и потому, что он шаман. А насколько мне известно, такое звание получает здесь отнюдь не каждый. Конечно, идеальным с моей точки зрения было бы вообще оставить этих детей природы в покое и чтобы цивилизованные государства приняли на себя обязательство всячески охранять их самобытность и привычный образ жизни…
И все же Амундсен был и горд и удивлен быстрой метаморфозой Кагота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75