Правящие династии, породнившиеся между собою и со многими правителями соседних стран, составили как бы единый королевский род, силой оружия урегулировали взаимные претензии и, опираясь на военно-вассальную организацию, поставили под контроль народное ополчение – ледунг, а в значительной мере и силы викингов, с которыми многие конунги X-XI вв. были тесно связаны.
Это время выдвинуло новый яркий тип деятелей, объединенных общими ценностными установками и сходным способом действий; в советской литературе им дано определение конунги-викинги [47, с. 90-91; 77, с. 18; 118, с. 44-53]. Жесткая связь с военной организацией; радикальность действий (не всегда успешных); последовательная и жестокая борьба со всеми элементами племенного строя (старой знатью, общинным самоуправлением, обычаями и законами, языческими культами, и наконец, богами), – вот типические черты их деятельности. Конунги-викинги Олав Трюггвасон, Олав Святой, Харальд Суровый – это конунги-миссионеры, силой оружия утверждавшие на Севере новую религию и новые порядки. Время их правления – всегда время резких, хотя порою непрочных, перемен, знаменовавших качественные сдвиги в процессе становления государства.
Конунгов-викингов периодически сменяли правители иного типа, конунги-конформисты: они отличались склонностью к компромиссам, готовностью отказаться от некоторых достижений своих предшественников, религиозной терпимостью. Но именно они поставили под контроль военную силу ледунга (Хакон Добрый), кодифицировали обычное право в сохранявшихся до XIII в. Законах Гулатинга и Фростатинга (Хакон), судебнике Gr?g?s (Магнус Добрый), резко увеличили численность королевской дружины и создали гильдейскую организацию купечества (Олав Тихий). В напряженной обстановке, созданной репрессиями и террором конунгов-викингов, эти правители совершали осторожные, но дальновидные преобразования, определявшие раннефеодальное общественное устройство северных стран.
«Добрые», «Спокойные», «Мирные» конунги, сменявшие конунгов-викингов, закрепляли достижения своих воинственных предшественников и готовили почву для столь же активных преемников. Шло количественное накопление изменений, подготавливавшее качественные преобразования на пути феодализации скандинавских стран. В Дании и Норвегии этот процесс завершился примерно одновременно, около 1066 г., после гибели последнего из конунгов-викингов, Харальда Хардрады. В Швеции – позднее, при новой династии, основанной в 1056 г. гаутским ярлом Стейнкилем (сыном Рагнвальда, родича и наместника в Ладоге киевской великой княгини Ирины-Ингигерд, дочери Олава Шетконунга и жены Ярослава Мудрого).
На протяжении XI в. проходило формирование новой общественной структуры, в рамках которой военно-территориальная организация бондов была подчинена военно-феодальной организации королевской власти, а для дружин викингов как особой формы социального движения в конце концов не осталось места. В итоге этого диалектического процесса была решена главная задача общественного развития: как писал о специфике становления классового общества в Скандинавии Фридрих Энгельс, здесь «родовая организация переходила в территориальную и оказалась поэтому в состоянии приспособиться к государству» [3, с. 150]. Страны Северной Европы стали классическим примером того, как «органы родового строя постепенно отрываются от своих корней в народе, в роде, во фратрии, в племени, а весь родовой строй превращается в свою противоположность: из организации племен для свободного регулирования своих собственных дел он превращается в организацию для грабежа и угнетения соседей, а соответственно этому его органы из орудий народной воли превращаются в самостоятельные органы господства и угнетения, направленные против собственного народа» [3, с. 164-165]. Этот процесс в северных странах начался, в виде «Державы Инглингов», в середине I тыс. Вендельский период, еще пронизанный родовыми отношениями, сменяется эпохой викингов, когда инициатором общественного развития становится «организация для грабежа соседей». Стимулированные ее деятельностью процессы ведут к кристаллизации нового господствующего класса, вступающего в противоречие с «самодействующей вооруженной организацией населения», народным ополчением бондов. К концу эпохи викингов королевская власть, опираясь на систему военного вассалитета, контролирует территориальную организацию бондов с ее вооруженной силой, выступая как стоящее над этой организацией государство. «Эта особая публичная власть необходима потому, что самодействующая вооруженная организация населения сделалась невозможной со времени раскола общества на классы... Она состоит не только из вооруженных людей, но и из вещественных придатков, тюрем и принудительных учреждений всякого рода, которые были не известны родовому устройству общества» [3, с. 170-171]. Вооруженные люди, объединенные иерархической организацией, королевские крепости с сосредоточенными в них гарнизонами, и другие «вещественные признаки» государства, особой публичной власти, появляются уже в X в. Следовательно, именно в течение эпохи викингов в скандинавских странах начинается, разворачивается и – в основных своих чертах – завершается процесс образования классового общества и государства.
Принципы марксистско-ленинской методологии, примененные к исследованию скандинавского историко-археологического материала, позволяют обосновать и раскрыть историческое содержание эпохи викингов в Северной Европе как периода становления классового, раннефеодального строя. Перестройка социальных отношений, завершившаяся созданием государственности, связана с перераспределением не только экономического, но и культурного потенциала общества, его материальных и духовных ценностей.
5. Северная торговля. Вики
Образ викинга, жестокого и отважного морского разбойника, грабителя и убийцы, надолго заслонил в глазах европейцев (не только средневековых хронистов, по и историков нового времени) другие грани эпохи. Лишь в XX в., и особенно в последние десятилетия, в научной литературе стала осознаваться парадоксальная на первый взгляд ситуация: эпоха бури и натиска, военных опустошений и грабежей, была одновременно эпохой активного экономического строительства, создания прочной системы трансконтинентальных коммуникаций и центров, расцвета международной, устойчивой и многосторонней «северной торговли» [334, с. 17-46, 161-242; 336, с. 310-312; 328, с. 142; 85, с. 81-82].
Города, пути, транспортные средства для этой торговли были те же, что и для военных походов викингов. Оба вида деятельности разворачивались на одной и той же арене. Основные же предпосылки для северной торговли сложились задолго до эпохи викингов, и вне Скандинавии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Это время выдвинуло новый яркий тип деятелей, объединенных общими ценностными установками и сходным способом действий; в советской литературе им дано определение конунги-викинги [47, с. 90-91; 77, с. 18; 118, с. 44-53]. Жесткая связь с военной организацией; радикальность действий (не всегда успешных); последовательная и жестокая борьба со всеми элементами племенного строя (старой знатью, общинным самоуправлением, обычаями и законами, языческими культами, и наконец, богами), – вот типические черты их деятельности. Конунги-викинги Олав Трюггвасон, Олав Святой, Харальд Суровый – это конунги-миссионеры, силой оружия утверждавшие на Севере новую религию и новые порядки. Время их правления – всегда время резких, хотя порою непрочных, перемен, знаменовавших качественные сдвиги в процессе становления государства.
Конунгов-викингов периодически сменяли правители иного типа, конунги-конформисты: они отличались склонностью к компромиссам, готовностью отказаться от некоторых достижений своих предшественников, религиозной терпимостью. Но именно они поставили под контроль военную силу ледунга (Хакон Добрый), кодифицировали обычное право в сохранявшихся до XIII в. Законах Гулатинга и Фростатинга (Хакон), судебнике Gr?g?s (Магнус Добрый), резко увеличили численность королевской дружины и создали гильдейскую организацию купечества (Олав Тихий). В напряженной обстановке, созданной репрессиями и террором конунгов-викингов, эти правители совершали осторожные, но дальновидные преобразования, определявшие раннефеодальное общественное устройство северных стран.
«Добрые», «Спокойные», «Мирные» конунги, сменявшие конунгов-викингов, закрепляли достижения своих воинственных предшественников и готовили почву для столь же активных преемников. Шло количественное накопление изменений, подготавливавшее качественные преобразования на пути феодализации скандинавских стран. В Дании и Норвегии этот процесс завершился примерно одновременно, около 1066 г., после гибели последнего из конунгов-викингов, Харальда Хардрады. В Швеции – позднее, при новой династии, основанной в 1056 г. гаутским ярлом Стейнкилем (сыном Рагнвальда, родича и наместника в Ладоге киевской великой княгини Ирины-Ингигерд, дочери Олава Шетконунга и жены Ярослава Мудрого).
На протяжении XI в. проходило формирование новой общественной структуры, в рамках которой военно-территориальная организация бондов была подчинена военно-феодальной организации королевской власти, а для дружин викингов как особой формы социального движения в конце концов не осталось места. В итоге этого диалектического процесса была решена главная задача общественного развития: как писал о специфике становления классового общества в Скандинавии Фридрих Энгельс, здесь «родовая организация переходила в территориальную и оказалась поэтому в состоянии приспособиться к государству» [3, с. 150]. Страны Северной Европы стали классическим примером того, как «органы родового строя постепенно отрываются от своих корней в народе, в роде, во фратрии, в племени, а весь родовой строй превращается в свою противоположность: из организации племен для свободного регулирования своих собственных дел он превращается в организацию для грабежа и угнетения соседей, а соответственно этому его органы из орудий народной воли превращаются в самостоятельные органы господства и угнетения, направленные против собственного народа» [3, с. 164-165]. Этот процесс в северных странах начался, в виде «Державы Инглингов», в середине I тыс. Вендельский период, еще пронизанный родовыми отношениями, сменяется эпохой викингов, когда инициатором общественного развития становится «организация для грабежа соседей». Стимулированные ее деятельностью процессы ведут к кристаллизации нового господствующего класса, вступающего в противоречие с «самодействующей вооруженной организацией населения», народным ополчением бондов. К концу эпохи викингов королевская власть, опираясь на систему военного вассалитета, контролирует территориальную организацию бондов с ее вооруженной силой, выступая как стоящее над этой организацией государство. «Эта особая публичная власть необходима потому, что самодействующая вооруженная организация населения сделалась невозможной со времени раскола общества на классы... Она состоит не только из вооруженных людей, но и из вещественных придатков, тюрем и принудительных учреждений всякого рода, которые были не известны родовому устройству общества» [3, с. 170-171]. Вооруженные люди, объединенные иерархической организацией, королевские крепости с сосредоточенными в них гарнизонами, и другие «вещественные признаки» государства, особой публичной власти, появляются уже в X в. Следовательно, именно в течение эпохи викингов в скандинавских странах начинается, разворачивается и – в основных своих чертах – завершается процесс образования классового общества и государства.
Принципы марксистско-ленинской методологии, примененные к исследованию скандинавского историко-археологического материала, позволяют обосновать и раскрыть историческое содержание эпохи викингов в Северной Европе как периода становления классового, раннефеодального строя. Перестройка социальных отношений, завершившаяся созданием государственности, связана с перераспределением не только экономического, но и культурного потенциала общества, его материальных и духовных ценностей.
5. Северная торговля. Вики
Образ викинга, жестокого и отважного морского разбойника, грабителя и убийцы, надолго заслонил в глазах европейцев (не только средневековых хронистов, по и историков нового времени) другие грани эпохи. Лишь в XX в., и особенно в последние десятилетия, в научной литературе стала осознаваться парадоксальная на первый взгляд ситуация: эпоха бури и натиска, военных опустошений и грабежей, была одновременно эпохой активного экономического строительства, создания прочной системы трансконтинентальных коммуникаций и центров, расцвета международной, устойчивой и многосторонней «северной торговли» [334, с. 17-46, 161-242; 336, с. 310-312; 328, с. 142; 85, с. 81-82].
Города, пути, транспортные средства для этой торговли были те же, что и для военных походов викингов. Оба вида деятельности разворачивались на одной и той же арене. Основные же предпосылки для северной торговли сложились задолго до эпохи викингов, и вне Скандинавии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87