Старейшины слушали его с обычным индейским бесстрастием.
Когда он заговорил о встрече с белыми и о том, что произошло затем, они молча наклонили головы, только один старейшина с благородной наружностью, по-видимому, самый старший и пользовавшийся наибольшим почтением среди товарищей, устремил на графа, когда Серый Медведь упомянул о нем, глубокий и пытливый взгляд.

Невольно смущенный пристальным взором, который тяготил его, граф наклонился к уху Меткой Пули и спросил у него шепотом, кто это.
— Белый Бизон, — ответил охотник, — европеец, о котором я вам говорил.
— Ага! — сказал граф и в свою очередь стал внимательно всматриваться в него. — Не знаю отчего, но сдается мне, что мы еще столкнемся с этим человеком.
Вскоре Белый Бизон заговорил:
— Добро пожаловать, братья; ваше возвращение — праздник для племени. Вы неустрашимые воины, и мы рады были услышать, каким образом вы исполнили возложенное на вас поручение.
Тут Белый Бизон обратился к белым, поклонился им и продолжал:
— Кайнахи бедны, но всегда оказывают иноземцам радушный прием. Бледнолицые — наши гости; все, что мы имеем, находится в их распоряжении.
Граф и его спутники поблагодарили старейшину, который приветствовал их столь торжественно, после чего два отряда слились в один и все вместе направились к селению, находившемуся в пятистах шагах от места церемонии, где их уже поджидала толпа женщин и детей.
ГЛАВА XIV. Прием
Подобно всем индейским селениям, которые лежат поблизости от американских плантаций, деревня кайнахов напоминала скорее крепость. Как мы уже говорили, кайнахи недавно поселились тут по совету Серого Медведя. Впрочем, место было выбрано отлично, и благодаря принятым мерам индейцы вполне ограждались от неожиданного нападения.
Хижины краснокожих были разбросаны по обе стороны небольшой безымянной речки.
Укрепления состояли из ретраншементов, наскоро воздвигнутых из срубленных деревьев.
Эти укрепления образовывали ограду с несколькими выступающими углами, которая замыкала тесное пространство и оставляла открытым только то место, где речка впадала в Миссури.
Парапет из нагроможденных друг на друга бревен и толстых ветвей, построенный за глубоким и широким рвом, довершал эту весьма внушительную систему обороны, подобную которой трудно было ожидать в прерии.
Пустое пространство посреди селения служило местом схода для старейшин; в центре площади возвышалась деревянная хижина в виде сахарной головы.
По обе стороны от этой хижины на широких подмостках сохли маис, просо и всякие зерна, запасаемые на зиму.
Не доходя до селения, на расстоянии полутораста шагов стояло нечто вроде двух укреплений в виде стрел, обшитых ивовой плетенкой, снабженных бойницами и окруженных частоколом.
Они возвышались над местностью — над рекой и над равниной — и должны были служить для обороны селения, с которым имели сообщение посредством подземного хода.
В километре к северо-востоку от этих блокгаузов виднелось много машоте , или помостов, на которые кайнахи, подобно другим черноногим, сиу и дакота, складывают покойников.
Вдоль дороги к селению в землю были воткнуты длинные колья, на которых висели шкуры, скальпы и другие предметы, пожертвованные индейцами Повелителю Жизни, Омагаук-Нуманчи , или первому человеку, Нуманк-Машани .
Индейцы вступили в селение при криках женщин и детей, лае собак и оглушительном шуме барабанов, труб, рожков и боевых свистков.
Когда прибыли на площадь, отряд по знаку Серого Медведя остановился, и содом стих.
На площади был разложен огромный костер.
Перед костром стоял старый вождь, еще бодрый, высокого роста, приятной наружности и с грустью в лице; он был в трауре, о чем свидетельствовали его коротко подстриженные волосы, вымазанные глиной, и одежда, вся в лохмотьях.
В руке он держал дакотскую трубку с длинным плоским чубуком, украшенным желтыми блестящими гвоздями.
Старика звали Раздвоенная Нога; это был первый и самый знаменитый из кайнахских старейшин.
Как только отряд остановился, он сделал два шага вперед и величественным движением руки пригласил вождей сойти с лошадей.
— Мои сыновья приехали домой, — сказал он. — Располагайтесь на бизоновых шкурах вокруг огня совета.
Вожди молча повиновались и после почтительного поклона старейшине сели на землю, поджав под себя ноги.
Раздвоенная Нога заставил каждого поочередно затянуться из трубки, не выпуская ее из рук, после чего передал трубку соседу по левую руку, тот сделал то же и так далее.
Когда трубка вернулась опять к старейшине, он вытряхнул пепел в огонь и, обратившись с доброй улыбкой к чужеземцам, сказал:
— Бледнолицые — наши гости, огонь и вода к их услугам.
После этих слов, которые заканчивали церемониал, присутствующие встали и ушли, не сказав ни слова, согласно индейскому обычаю.
Серый Медведь подошел к графу.
— Пусть мой брат следует за мной, — сказал он.
— Куда? — спросил молодой человек.
— В хижину, приготовленную для него.
— А мои товарищи?
— Для них готовы другие хижины.
Меткая Пуля сделал движение, мгновенно остановленное графом.
— Извините, вождь, — сказал он, — но с вашего позволения мои товарищи поместятся вместе со мной.
Охотник улыбнулся, тогда как на лице индейца отразилась тень неудовольствия.
— Молодому бледнолицему вождю будет неудобно, — ответил Серый Медведь. — Он привык к просторным хижинам белых.
— Быть может, но будет еще более неудобно, если мои товарищи не останутся со мной, чтобы составить мне компанию.
— Гостеприимство кайнахов велико, они богаты и могут, хотя бы принимали большое число гостей, отвести каждому отдельную хижину.
— Я убежден в этом и благодарю вас за внимание, но не желаю этим воспользоваться: уединение пугает меня, я умру со скуки, если со мной не будет приятеля, с кем я мог бы перекинуться словом.
— Да исполнится желание молодого бледнолицего вождя; гость имеет право приказывать, его просьба — закон.
— Благодарю за снисхождение, вождь, я готов идти за вами.
— Пойдемте.
Со свойственной индейцам быстротой решения Серый Медведь подавил в своем сердце досаду, и на его бесстрастном лице не отразилось ни малейшего чувства.
Три человека последовали за ним, со значением переглянувшись между собой.
На той же площади, возле ковчега первого человека, находилась хижина довольно приятного вида.
К этому дому вождь и повел своих гостей.
У входа в хижину стояла женщина, устремив на приезжих взор, в котором проглядывали изумление и восторг.
Да женщиной ли было это ангельское создание с грациозными очертаниями фигуры, чье пленительное личико с румянцем стыдливости и наивного любопытства на щеках было обращено к графу с тревогой и робостью?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83