— Я хочу тебя нанять, Джалид.
Джалид не спросил: зачем? Это ему было неинтересно. Он спросил:
— Сколько заплатишь?
— Цена очень хорошая.
— Это мне нравится. Дальше!
— Цена — выше золота.
— Насколько выше?
— Выше самых прекрасных рубинов, какие ты можешь себе вообразить.
— Дальше, дальше!
— Больше, чем стоит жизнь твоей матери.
— Моя мать была воровка. Очень хорошая воровка! — Глаза Джалида сощурились — он улыбнулся под своим платком.
— Эта цена — твоя жизнь.
Джалид перестал улыбаться и выругался.
— Ты умрешь, собака!
Белокурый человек повернулся и смерил взглядом ярко-синих глаз того, кто стоял рядом с Джалидом, — по его отличной винтовке можно было понять, что он второй по старшинству.
— А-а-а! — завопил тот.
Все повернулись к нему, стараясь не выпускать из поля зрения безоружного белого.
— Бахджат! Что с тобой?
— Горю! — взвыл Бахджат и уронил оружие на разбитую мостовую. — Помогите! Руки горят!
Дружки смотрели во все глаза — огня не было видно. Но тут по рукам их товарища побежал едва заметный голубоватый огонек, как светящийся газ или горящий спирт. Руки его побурели, потом почернели. С пронзительным криком Бахджат катался по земле, безуспешно пытаясь сбить пламя. Боевики склонились над ним, силясь помочь, но стоило одному бойцу дотронуться до несчастного, как он тут же отдернул руки и тупо уставился на них: из его ладоней поползли бесчисленные пауки, как из дупла трухлявого дерева. Это были большие, лохматые пауки, и у каждого — восемь красных глаз. Они стали карабкаться по его рукам, закопошились на лице.
— Помогите! Помогите!
Но помогать было некому. Каждый был занят собственным кошмаром: у одного язык во рту распух настолько, что пришлось раскрывать рот все шире и шире, пока мышцы не напряглись до такой степени, что боль стала невыносимой. Он не мог дышать. Не в силах терпеть боль, он в отчаянии упал на гранатомет лицом к наконечнику и ногой спустил курок. Взрывом ему разнесло всю верхнюю часть туловища, а заодно поубивало и тех, кто стоял рядом.
Другому почудилось, что вместо ног у него два питона. Он отсек им головы и с торжествующим хохотом смотрел, как из обрубков ног хлынула на асфальт кровь, пока не вытекла вся.
Джалид все это видел. И не только это. Ему привиделся его давнишний враг — человек, которого он убил много лет назад из-за карточного спора. Он был давно покойник, но вдруг воскрес и явился Джалиду с занесенным для короткого и точного удара кинжалом.
Джалид выстрелил в упор и разнес его на куски, а потом встал над трупом и долго хохотал. Но на лице убитого вдруг оказался платок. Джалид сдернул его и узнал своего младшего брата Фаваза. Тогда он опустился на колени и зарыдал.
— Прости меня, Фаваз, прости, брат мой! — тупо повторял он.
— Встань, Джалид, — произнес белый человек с неестественно-синими глазами. — Мы остались вдвоем.
Джалид поднялся. Перед ним стоял блондин, руки его были пусты — никакого оружия. Он излучал надменную уверенность, от которой Джалид, увешанный с ног до головы кинжалами и пистолетами, почувствовал себя маленьким и покорным, хотя с того самого дня, как израильтяне перешли на другой берег реки Авали, он безраздельно и жестоко правил в этой части Бейрута.
Джалид смиренно поднял руки и пробормотал:
— Это ты сделал?
Блондин молча кивнул, потом тихо спросил:
— У тебя есть еще люди?
— Столько же, сколько патронов, — ответил Джалид.
— Пустое бахвальство! Неважно, сколько их у тебя. Нам потребуется трое самых лучших. Вы вчетвером пойдете со мной. У меня для вас есть работа. И я щедро заплачу — побольше, чем стоит твоя презренная жизнь.
— Что за работа?
— Убивать. Для другой вы не годитесь. Вам понравится — будете убивать американцев. Так что, Джалид, к своим братьям из “Хезболлах” вы вернетесь героями.
— И где мы будем этих американцев убивать? В Ливане их ни одного не осталось.
— В Америке.
* * *
Джалид был перепуган. Он и трое его лучших людей, в деловых костюмах и без оружия, сидели в самолете, направляющемся в Нью-Йорк. Они испуганно перешептывались по-арабски, поворачивались друг к другу через спинки кресел и тайком наблюдали за стюардессой, которая, в свою очередь, украдкой поглядывала на них.
— Сидите спокойно, — сказал белокурый человек, который называл себя Тюльпаном. — Вы привлекаете к себе внимание.
Блондин сидел один на следующем ряду. Джалид обратился к нему по-арабски:
— Мы с моими исламскими братьями боимся.
— Разве я не провел вас благополучно через бейрутский аэропорт? Или пересадка в Мадриде прошла с осложнениями?
— Все так, но в Америке на таможне могут быть другие порядки!
— Таможня как таможня.
— Всю жизнь я считал себя храбрецом, — сказал Джалид.
— Я для своей работы баб не выбираю. Так что не будь бабой, Джалид!
— Я вырос в городе, раздираемом войной. Впервые взял в руки автомат в девятилетнем возрасте, а к десяти годам у меня на счету было уже трое убитых. Это было очень давно. Я почти ничего не боюсь.
— Вот и отлично! Твоя смелость нам пригодится.
— Но Америки я боюсь. У меня даже были ночные кошмары, что меня берут в плен и везут в американский суд. Эти кошмары меня все время мучают. А сейчас ты меня тащишь в Америку! Откуда мне знать? Может, это такая американская уловка, чтобы судить меня и моих братьев на глазах у всего бела света?
— Да пойми ты: если бы я был американским агентом, я уж наверняка забрал бы с собой американцев, которые сидят у вас в заложниках. Объясни это своим братьям, — сказал Тюльпан.
Джалид понимающе кивнул, и все четверо опять приняли смиренное выражение. Стюардесса решила, что этой компании, сидящей отдельно ото всех в хвосте самолета, напитков можно не предлагать.
В аэропорту имени Кеннеди их отвели в накопитель, где раздали отпечатанные типографским способом бумажки с описанием таможенных правил. Когда они подошли к турникетам, таможенник спросил у них паспорта. Этого-то Джалид больше всего и боялся — паспортов у них не было.
Но человек по имени Тюльпан протянул таможеннику несколько книжечек в зеленых обложках, тот быстро их проглядел и вернул каждому его документ.
Джалид открыл свой паспорт, чтобы взглянуть на фотографию, которую таможенник сверял с его физиономией. Он и понятия не имел, что его фото вообще существует.
Джалид оказался прав: фото в паспорте принадлежало женщине.
— Смотри! — зашептал ему на ухо Саид, показывая свой паспорт.
На фотографии был старик, по меньшей мере, лет на сорок старше девятнадцатилетнего Саида. Остальные паспорта тоже были чужие. Этот Тюльпан даже не пытался их подделать.
Когда таможенник смотрел их багаж, все успокоились. Все, кроме Джалида. Хотя Тюльпан запретил им везти с собой оружие, Джалид все же не смог побороть искушения и сунул за подкладку чемодана кинжал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66