Сейчас в вигвамах суета, герои раскрашивают свои лица.
— Нам лучше не нарываться, — сказал я. — Наша цель — Лечебное колесо.
— Это ты расскажешь индейцам, когда будешь глядеть на них в прицел своего «генри».
Воздух был влажным: влага поднималась от промокшей земли, от ручьев талой снеговой воды. Мы пригибались, проезжая под нижними ветвями сосен, объезжали замшелые валуны, порой углублялись в лес, где не было слышно ни звука.
Седла скрипели под нами, когда мы ехали вверх по склону, а когда останавливались, из лошадиных ноздрей валил пар.
На привале рядом со мной сел Урувиши.
— Мое сердце снова молодо, как тогда, когда я направлялся на тропу войны.
— Сиу могут добраться сюда?
— Сиу ездят, где хотят. Они — дерзкий народ.
— Их вождь зовется Красное Облако?
— Ха! — Урувиши помолчал и продолжил: — Его слово уже сказано. Молодые глядят в другую сторону. Слышал ты о Галле? Он жесток в бою. Думаю, молодые пойдут за ним… или за Безумным Конем.
— Урувиши, а тебе не хочется вернуться в родные земли?
— Моя земля там, где дует ветер. Зачем мне держаться за землю, которую я не могу сохранить? Когда-то мой народ кочевал от Каскадных до Скалистых гор. Мы были вместе с Проколотыми Носами и кликитатами. Мы совершали набеги на черноногих и большебрюхих.
— Ваше племя знало о Лечебном колесе?
— Мы знали. Старые люди ходили туда, чтобы видеть сны… а теперь и я.
Больше мы не стали разговаривать — голоса в каньонах разносятся далеко.
Однажды мы увидели оленя, он не убегал, а медленно уходил от нас, словно понимая, что мы не на охоте. Старый бурый медведь, облезлый после зимней спячки, внимательно глядел на нас, привстав на задние лапы.
— Далеконько нужно ехать, чтобы полюбоваться на каменное колесо, — сказал как-то Стейси. — Может, там клад зарыт?
— У них кладов не было, разве только те, что хранил разум. Искать там золото или серебро — пустая трата времени. Те, кто строил Колесо, не знали металлов. Они строили храм или что-то вроде календаря, чтобы отмечать дни равноденствия. Людям понадобилось измерять время. Хотя бы для того, чтобы знать, когда исполнять обряды. Правда, порой мне кажется, что лучше бы мы не знали ни календарей, ни часов. Тогда бы мы не старились, потому что не догадывались бы о том, что время идет.
— Кости все равно сказали бы об этом, — заметил Стейси. — Приходит время посидеть у огня.
— Как для Урувиши?
— Бен, ты не хуже меня знаешь, — если бы не ты, наш пожилой парнишка был бы давно в могиле. Ты обращался к нему за советами, ты взял его с собой, и у него появился смысл в жизни, и вот он снова вышел на тропу.
— Вот видишь! Люди не стареют, не изнашиваются подобно машине, они просто сдаются. Что касается тропы, то тропа размышления никогда не кончается, нужно только желание по ней идти.
Урувиши остановился и поднял руку. Этан подъехал к нему.
— Что там?
— Шошоны.
— Сколько их?
Он покачал головой. Мы затаились под деревьями. Обзор отсюда был хороший.
За много миль от нас над горой Биг-Хорнс нависли грозовые тучи. Когда-то давно, когда мы еще только начинали строить наш город, Рут Макен сказала что-то вроде того, что я — человек, который любит смотреть вдаль. И это правда. Ничто не сравнится с величественной красотой гор и чередой вершин, когда над тобой лишь небо, а под ногами — притихшие каньоны и склоны, покрытые кудрявыми лесами.
— Пять, — сказал наконец Урувиши. — Они едут от восхода.
Пять воинов… Они не так уж далеко от нас, и скрыться негде. Прямо перед нами — крутой скалистый склон, ведущий на много сотен футов вниз, а слева — совершенно голая гора.
Стейси обернулся ко мне.
— Шафтер, я бы поехал вниз вдоль Кривого ручья. Чуть дальше можно повернуть, а потом — махнуть в горы. Нужно уносить ноги отсюда.
— Стейс, — заговорил Этан, — если обойти озеро Мокасин, можно переправиться через устье Литл-Уинд и двинуться в сторону Медвежьей горы. А потом отправимся вниз по Полынному ручью.
— Годится, Стейси? — спросил я.
— Никогда так не ходил. — Он пожал плечами. — Но почему бы не попробовать.
Этой дороги индейцы не знали. Нас вел Этан.
Мы ехали на высоте примерно десяти тысяч футов над уровнем моря. Проезжали леса строевых сосен и елей и осиновые рощи, видели дикие цветы, которые уже открывали лепестки, и заплатки зеленой травы посреди голых скал. Вершины все еще были в снегу, а в тенистых каньонах высота снега достигала восьми футов. И все же снег уже таял.
Попадались склоны, на которых могучие ветры скосили вековые деревья, словно луговую траву, лишь кое-где посреди бурелома торчали редкие мертвые стволы.
Этан ехал впереди. Через несколько сотен ярдов он вдруг свернул с тропы. Мы оказались в плоской расселине между скал, где огромные серые валуны, отполированные льдом и ветрами, нахмурили свои каменные лбы над зеленью молодой травы. Через расселину мы выехали к Полынному ручью. Там, в осиновой роще, мы устроили стоянку.
Костер уже горел, а кофе варился. Я отошел в сторону, нашел укрытое место между деревьев с хорошим обзором, и уселся так, чтобы наблюдать за окрестностями. Обычно в таких местах есть на что посмотреть, но, заглядевшись на какого-нибудь зверя, можно и скальпа лишиться.
Ничего подозрительного я не увидел. Коротышка Бык, который меня сменил, — тоже, если не считать воровок-соек, которые прыгали вокруг нашей стоянки с ветки на ветку, с камня на камень, норовя что-нибудь украсть.
Перед рассветом мы двинулись дальше по той тропе, на которую вывел нас Этан, а потом пересекли долину в направлении на Уинд-Ривер. Еще только забрезжил рассвет, когда мы поднялись на гряду и стали спускаться в новую долину.
— Этан, — сказал Стейси, — разве там не Бычье озеро?
Внизу по правую руку и вправду поблескивало озеро.
— Угу. Индейцы называют его Ревущим. По преданию шошонов, несколько индейцев однажды охотились там на белого бизона. Это был волшебный бизон. Они загнали его на лед, чтоб там догнать, убить и содрать с него шкуру. А бизон провалился на льду и утонул. Когда ветер ломает лед, на озере раздается что-то вроде стона или рева. Шошоны утверждают, что лед пучится от бизоньей злобы и что эта злоба и ревет.
Мы долго пробирались сквозь бурелом, через груды валунов и непролазный кустарник у подножия горы, и только на закате нам удалось напоить лошадей в реке. Пока можно было видеть, доехали до горы Кроухарт и устроили возле нее стоянку.
— Здесь была большая битва между индейцами, — сказал Стейси. — Шайены, большебрюхие и арапахо дрались с шошонами. Говорят, что вождь шошонов съел сердце вождя кроу.
— Когда это было? — спросил я.
— Кажется, лет двенадцать назад. Но что Вашаки здесь воевал, я знаю точно.
— Это он съел сердце? — спросил я.
— Меня при этом не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Нам лучше не нарываться, — сказал я. — Наша цель — Лечебное колесо.
— Это ты расскажешь индейцам, когда будешь глядеть на них в прицел своего «генри».
Воздух был влажным: влага поднималась от промокшей земли, от ручьев талой снеговой воды. Мы пригибались, проезжая под нижними ветвями сосен, объезжали замшелые валуны, порой углублялись в лес, где не было слышно ни звука.
Седла скрипели под нами, когда мы ехали вверх по склону, а когда останавливались, из лошадиных ноздрей валил пар.
На привале рядом со мной сел Урувиши.
— Мое сердце снова молодо, как тогда, когда я направлялся на тропу войны.
— Сиу могут добраться сюда?
— Сиу ездят, где хотят. Они — дерзкий народ.
— Их вождь зовется Красное Облако?
— Ха! — Урувиши помолчал и продолжил: — Его слово уже сказано. Молодые глядят в другую сторону. Слышал ты о Галле? Он жесток в бою. Думаю, молодые пойдут за ним… или за Безумным Конем.
— Урувиши, а тебе не хочется вернуться в родные земли?
— Моя земля там, где дует ветер. Зачем мне держаться за землю, которую я не могу сохранить? Когда-то мой народ кочевал от Каскадных до Скалистых гор. Мы были вместе с Проколотыми Носами и кликитатами. Мы совершали набеги на черноногих и большебрюхих.
— Ваше племя знало о Лечебном колесе?
— Мы знали. Старые люди ходили туда, чтобы видеть сны… а теперь и я.
Больше мы не стали разговаривать — голоса в каньонах разносятся далеко.
Однажды мы увидели оленя, он не убегал, а медленно уходил от нас, словно понимая, что мы не на охоте. Старый бурый медведь, облезлый после зимней спячки, внимательно глядел на нас, привстав на задние лапы.
— Далеконько нужно ехать, чтобы полюбоваться на каменное колесо, — сказал как-то Стейси. — Может, там клад зарыт?
— У них кладов не было, разве только те, что хранил разум. Искать там золото или серебро — пустая трата времени. Те, кто строил Колесо, не знали металлов. Они строили храм или что-то вроде календаря, чтобы отмечать дни равноденствия. Людям понадобилось измерять время. Хотя бы для того, чтобы знать, когда исполнять обряды. Правда, порой мне кажется, что лучше бы мы не знали ни календарей, ни часов. Тогда бы мы не старились, потому что не догадывались бы о том, что время идет.
— Кости все равно сказали бы об этом, — заметил Стейси. — Приходит время посидеть у огня.
— Как для Урувиши?
— Бен, ты не хуже меня знаешь, — если бы не ты, наш пожилой парнишка был бы давно в могиле. Ты обращался к нему за советами, ты взял его с собой, и у него появился смысл в жизни, и вот он снова вышел на тропу.
— Вот видишь! Люди не стареют, не изнашиваются подобно машине, они просто сдаются. Что касается тропы, то тропа размышления никогда не кончается, нужно только желание по ней идти.
Урувиши остановился и поднял руку. Этан подъехал к нему.
— Что там?
— Шошоны.
— Сколько их?
Он покачал головой. Мы затаились под деревьями. Обзор отсюда был хороший.
За много миль от нас над горой Биг-Хорнс нависли грозовые тучи. Когда-то давно, когда мы еще только начинали строить наш город, Рут Макен сказала что-то вроде того, что я — человек, который любит смотреть вдаль. И это правда. Ничто не сравнится с величественной красотой гор и чередой вершин, когда над тобой лишь небо, а под ногами — притихшие каньоны и склоны, покрытые кудрявыми лесами.
— Пять, — сказал наконец Урувиши. — Они едут от восхода.
Пять воинов… Они не так уж далеко от нас, и скрыться негде. Прямо перед нами — крутой скалистый склон, ведущий на много сотен футов вниз, а слева — совершенно голая гора.
Стейси обернулся ко мне.
— Шафтер, я бы поехал вниз вдоль Кривого ручья. Чуть дальше можно повернуть, а потом — махнуть в горы. Нужно уносить ноги отсюда.
— Стейс, — заговорил Этан, — если обойти озеро Мокасин, можно переправиться через устье Литл-Уинд и двинуться в сторону Медвежьей горы. А потом отправимся вниз по Полынному ручью.
— Годится, Стейси? — спросил я.
— Никогда так не ходил. — Он пожал плечами. — Но почему бы не попробовать.
Этой дороги индейцы не знали. Нас вел Этан.
Мы ехали на высоте примерно десяти тысяч футов над уровнем моря. Проезжали леса строевых сосен и елей и осиновые рощи, видели дикие цветы, которые уже открывали лепестки, и заплатки зеленой травы посреди голых скал. Вершины все еще были в снегу, а в тенистых каньонах высота снега достигала восьми футов. И все же снег уже таял.
Попадались склоны, на которых могучие ветры скосили вековые деревья, словно луговую траву, лишь кое-где посреди бурелома торчали редкие мертвые стволы.
Этан ехал впереди. Через несколько сотен ярдов он вдруг свернул с тропы. Мы оказались в плоской расселине между скал, где огромные серые валуны, отполированные льдом и ветрами, нахмурили свои каменные лбы над зеленью молодой травы. Через расселину мы выехали к Полынному ручью. Там, в осиновой роще, мы устроили стоянку.
Костер уже горел, а кофе варился. Я отошел в сторону, нашел укрытое место между деревьев с хорошим обзором, и уселся так, чтобы наблюдать за окрестностями. Обычно в таких местах есть на что посмотреть, но, заглядевшись на какого-нибудь зверя, можно и скальпа лишиться.
Ничего подозрительного я не увидел. Коротышка Бык, который меня сменил, — тоже, если не считать воровок-соек, которые прыгали вокруг нашей стоянки с ветки на ветку, с камня на камень, норовя что-нибудь украсть.
Перед рассветом мы двинулись дальше по той тропе, на которую вывел нас Этан, а потом пересекли долину в направлении на Уинд-Ривер. Еще только забрезжил рассвет, когда мы поднялись на гряду и стали спускаться в новую долину.
— Этан, — сказал Стейси, — разве там не Бычье озеро?
Внизу по правую руку и вправду поблескивало озеро.
— Угу. Индейцы называют его Ревущим. По преданию шошонов, несколько индейцев однажды охотились там на белого бизона. Это был волшебный бизон. Они загнали его на лед, чтоб там догнать, убить и содрать с него шкуру. А бизон провалился на льду и утонул. Когда ветер ломает лед, на озере раздается что-то вроде стона или рева. Шошоны утверждают, что лед пучится от бизоньей злобы и что эта злоба и ревет.
Мы долго пробирались сквозь бурелом, через груды валунов и непролазный кустарник у подножия горы, и только на закате нам удалось напоить лошадей в реке. Пока можно было видеть, доехали до горы Кроухарт и устроили возле нее стоянку.
— Здесь была большая битва между индейцами, — сказал Стейси. — Шайены, большебрюхие и арапахо дрались с шошонами. Говорят, что вождь шошонов съел сердце вождя кроу.
— Когда это было? — спросил я.
— Кажется, лет двенадцать назад. Но что Вашаки здесь воевал, я знаю точно.
— Это он съел сердце? — спросил я.
— Меня при этом не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80